Чужие маски - Галина Дмитриевна Гончарова

не простит. Анжелина бы не простила — и сестра не простит.

И ее Джолиэтт не простит — тоже.

Подлость?

Да. Анжелина отчетливо осознавала, что это подлость с ее стороны. Но...

Кто-то хотел убить Брана.

Кто-то. Хотел. Убить. Ее мужа.

И перед этими страшными словами меркло все остальное.

Пусть ее любят, пусть ненавидят, пусть говорят, что пожелают — у нее есть ее семья. И за своих она порвет кого угодно.

Ее любимые, ее родные и близкие.

Ее люди, ее дом...

Если так нужно — она промолчит.

— Сегодня якобы похороны.

— Якобы?

— Все настоящее. Кроме трупа.-А...

— Взяли подходящего бродягу, отмыли, загримировали. У Ганца есть связи.

Анжелина поежилась.

- Бррррр...

— Я не хочу, чтобы ты туда шла.

— Джолиэтт? — безошибочно угадала Анжелина.

— В том числе. По легенде, Леруа убил я.

Анжелина хмыкнула.

— Представляю, чего я там наслушаюсь.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты это выслушивала.

— Хорошо.

— Ты... согласна?

Анжелина пожала плечами:

— Полагаю, что моя драка с сестрой не украсит похороны.

— Драка?

— Вряд ли промолчит Джолиэтт. Вряд ли я промолчу, если она хоть слово скажет о тебе.

Бран улыбнулся краешком губ:

— Действительно, я не подумал. Тогда лучше не ходи туда.

— Не пойду. Скажи мне, а Джолиэтт... не приезжала?

Бран улыбнулся уже пошире. Конечно, его жена умница. И все понимает. И вообще... разве он смог бы жениться на дуре?

Смог бы.

Но Анжелина — это его чудо.

— Приезжала.

— И ты мне об этом не сказал.

— Повинившегося не казнят.

— Бессовестный. — И Анжелина растрепала мужу волосы. Вообще-то она добиралась до ушей, но это посчитал несолидным уже Гардрен.

Его!Главу клана!

Авестер, деревня Ручейка

Авестер, деревня Ручейка

А сейчас и вообще аристократа — будут за уши таскать? Он протестует!

Протест завершился ожидаемым образом, так что Бран был уверен — они с супругой отлично провели время. Всяко интереснее, чем на похоронах.

Интересно, что расскажет ему завтра Ганц?

Лари робела. Это было видно невооруженным взглядом, так что Лиля подумала, и поскреблась в ближайший дом.

— Чего надо? — раздался голос, и к калитке выел мужчина размером дав на полтора. Этакий бугай. — Не подаю!

— Да мы, миленок, милостыньку и не просим, — закряхтела Лиля. — А вот ежели работа у тебя найдется, сынок, так мы завсегда готовые. Починить чего, или по хозяйству помочь...

— Починить чего... пусти вас в дом, побирушек!

Но смотрел хозяин уже спокойнее. Хотя в дом пускать и не собирался. Но Лиле того и нужно не было — перебьется. Еще ей деревенских клопов кормить не хватало.

— Да мы того и не просим, сынок. А вот если укажешь нам место, где можно не под открытым небом переноче- ; вать — благодарны будем!

— Переночевать...

А вот теперь мужчина смотрел с определенным интересом. Не на Лилю — на Лари. И девчонка задрожала под оценивающим мужским взглядом.

— Переночевать, пожалуй что, и пущу... откуда путь держите?

Лари и рот открыть не успела.

— От источника святой Масаны, — закряхтела Лиля, ! наваливаясь всем весом на несчастный посох. — Оттуда, милок, говорят, святая хорошо женские хворости лечила, дак племяшка туда и отправилась. А уж я с ней, чтобы не обидел никто...

— Женские болести? — насторожился мужчина.

Лиля приветливо ' улыбнулась. Видимо, душевно получилось, мужчина аж попятился.

— Дак муж у Лари.... Того... от дурной хворести помер, вот Лари и решила сходить помолиться. А коли пошлет святая исцеление...

И куда только мужской интерес во взгляде подевался?

— Ладно, — процедил мужчина, явно жалея о своем великодушии. — Можете на сеновале переночевать, но с утра чтобы духу вашего не было.

— Милок! Да благословит тебя святая! Чтобы ты был обильным, плодовитым, чтобы твоя жена каждую ночь на мужа радовалась...

Что-что, а заговаривать зубы Лиля умела вполне профессионально. Только тему дайте...

Врач же!

А врачу приходится иметь дело с самыми разными пациентами. К кому просто так и не подойдешь...

Мужчина чуть расслабился и махнул рукой на неказистое строение. Туда Лиля и направилась. Лари таилась в кильватере, горестно вздыхая. И открыла рот, только когда они удобно устроились, вытянули ноги и достали по куску хлеба из котомок.

— Спасибо тебе...

— Да не за что.

—I Я уж испугалась, что придется...

—I Что — так плохо все было? — внимательно посмотрела Ли|ля.

Судя по тому, как передернуло девчонку — было даже хуже. Лиля мысленно пожелала ее покойному муженьку сковородку погорячее.Вот козел!

Раз уж ты завел молодую жену, так хоть позаботься, чтобы она тобой иногда довольна оставалась. Хотя... не в этом времени, не с этими людьми. Удивительно даже, что Лари сбежать решилась. Иные так и помирали...

— Знаешь, я старше тебя. С правильным мужчиной не так все и плохо будет. Даже хорошо.

Про восхитительно, ночь экстаза и небо в алмазах Лиля говорить не стала. Глупо.

И в двадцать-то первом веке сексопатологи с ног сбиваются, стараясь вылечить последствия мужской глупости и эгоизма. А уж здесь, где на триста лет ни вперед, ни назад ни одного психолога!

Здесь это навсегда.

— Лари, а чего ты от жизни хочешь?

— Я же сказала — пойду в Турон...

Лиля замотала головой.

— Лари, я не о том спрашиваю. Вот, придешь ты в Турон, допустим, работать будешь, а дальше что? Так и будешь работать, пока руки поднимаются? Ни семьи, ни детей, ни дома, ни лома...

Лари похлопала большими глазами. Красивыми. И ресницы у девочки длиннющие... ее бы отмыть, отчистить, к делу приставить.

— Я не думала...

Думать было некогда. Бежать надо было. И голова болела после удара, и жить хотелось. Но побег-то уже осуществился, пора бы и дальше заглянуть.

Это Лиля и высказала, в самых доступных выражениях. И натолкнулась на непонимающий взгляд Лари. Девушка не была глупой, нет. Даже хитрой... в рамках своих представлений о жизни.

Но — ограниченной.

Думать на шаг вперед ее научила жизнь, а вот что дальше?Нет, неизвестно.

Лиля задумчиво разглядывала нечаянную попутчицу.

Стоит ли ей доверять?

Стоит ли приближать к себе?

Время покажет. А пока имеет смысл как следует поспать.

* * *

Впервые за два месяца не под открытым небом.

Радует?

Не особо.

Сено кололось, с него летела какая-то гадкая труха, шуршали под