Сингапурский квартет - Валериан Скворцов

Великие шпионские операции удавались при наличии двух факторов тщательной подготовки дебюта и талантливой импровизации агента, которую нередко называют удачей, в эндшпиле, на завершающей стадии игры.

Ефим Шлайн подсовывал Бэзилу показания бежавшего через границу финансиста, который как личность отличался четырьмя качествами. Первое классный профессионал с международным опытом. Второе - инстинктивное чувство нового. Третье - предрасположенность к авантюрным выходкам. И четвертое - завидная стойкость и способность выживать в одиночку, то есть самодостаточность высочайшей пробы. Из этого следовал простой, как помидор, вывод: сбежавший из России везунчик получит от Ефима, если ещё не получил, предложение пережить финансовое приключение - теперь уже за хорошие деньги. Скорее всего, это приключение будет за бугром, в структуре, в которой везунчик уже устроился и считается своим - там ему сподручнее дотянуться до цели, интересующей Шлайна. Понятно и другое: Ефим показал материал Шемякину не от избытка чувств, а с прицелом - поработать оперативным мостиком между везунчиком и Шлайном. Другими словами, у Ефима появился редкий шанс использовать не только своих "туристов", рассаженных по торговым представительствам и корреспондентским пунктам. Заполучив стационарно встроенный внутри какой-то финансовой группы источник, Шлайн приступит к развертыванию какой-то операции, возможно даже, давно лелеемой....

Этим и подобным выкладкам Бэзила Шемякина натаскивали на Алексеевских информационных курсах имени профессора А. В. Карташева под Брюсселем, где преподают этнические русские, вышедшие в полную отставку из американских, европейских, израильских, австралийских и бывших подсоветских органов. Курсы примечательны тем, что тамошним преподавателям досконально известны повадки ведущих спецконтор мира не теоретически, а по собственному участию в их операциях. "Немногих достойных", в число которых попасть сложнее, чем в нобелевские лауреаты, мэтры вооружают уникальными навыками. Ротационная реинтеграция выпускников курсов в службы, откуда уволились наставники, обеспечивает обновление данных, о доступе к которым возмечтали бы богатейшие спецконторы, если бы знали об их существовании. При этом предполагается - при полном осознании наивности этого предположения, - что алексеевцы ещё послужат Третьей России, которая явится (если, конечно, явится) после Первой - монархической и Второй - нынешней.

Бэзил учился на этих курсах два десятилетия назад, когда преподавание там ещё неукоснительно велось на русском. На этом же языке вдохновенно читал свой предмет, выспренно называемый "Искусство идентификации", бывший специальный агент "великий Боткин", четверть века отпахавший в ФБР.

Огромный, под два метра ростом, толстый и подвижный, Николас Боткин "высчитывал" агентов противника по выведенной им формуле "приближения к цели". Для этого ему следовало сообщить цель, на что заказчик исследования, назовем эту работу так, далеко не всегда соглашался. Боткин имел для подобных случаев и другую, как он сам определял её, сырую формулу. Для выявления неизвестного "икса" в сырую формулу вставлялись все известные данные о всех сотрудниках учреждения, в котором появились признаки несанкционированного проникновения, и контактирующих с ними людях...

Следуя учению великого Боткина, в показаниях Войнова представлялись примечательными два момента. Турецкий пленник не сообщил Шлайну, куда перед уходом из России пристроил портфель с долларами, а у турок промолчал о работе на кооператив "Аврора". Бог с ними, с турками, а вот по отношению к Ефиму позиция выглядела странноватой. Беглец наивно соблюдает неписаное правило порядочного человека "чужой секрет - не мой секрет"? Или ведет игру со Шлайном, чтобы вернуться к портфелю в России? Или портфель стал тем рычажком, посредством которого Ефим и ворочает Войновым на данный момент?

- Ни то, ни другое и ни третье, - сказал Шлайн, выслушав Шемякина и зевнув в рукав своего дешевого кожаного пальто. - Официально этот парень остался в России. Он никогда никуда не убегал, и вообще ни "Авроры", ни портфеля с долларами, ни всего остального, о чем ты читал, не было. Он работает в московском коммерческом банке. Был принят по рекомендации частной финансовой структуры, в которую когда-то ушел из "Внешэкономбанка". Кстати говоря, успешно, и даже очень, поработал для своей фирмы в Сингапуре. Сейчас в Москве.

- Значит, ты на ночь глядя потащился с Лубянки в Голицыно исключительно для того, чтобы предложить сюжет для литературного выступления на два голоса?

- Нет, - серьезно сказал Ефим, укладывая компьютер в портфель. Поговорить. Об этом парне. Как он тебе приглянулся - в смысле человеческого материала?

- Я сказал тебе, какое впечатление складывается у меня по поводу того, как ты собираешься использовать парня. Он нужен тебе для близкого подхода к каким-то банковским данным или финансовым кругам. Если моя догадка верна, такой инструмент, как Войнов, у тебя в единственном числе, и потому как человеческий материал он уникален только потому, что другого выбора нет... Независимо от того, что я скажу, он останется в деле. Так? А у парня серьезные недостатки. Щепетилен по части денег, что говорит о мелочности. Прирожденный борец за торжество истины, да ещё такой, которая соответствует его понятиям о прогрессе, то есть практически неуправляемый. Назовем его самураем. Беззаветно умрет согласно кодексу чести. Например, если его изнасилуют сокамерники в тюряге... Поэтому как наемник и агент он никакой. Да ты и сам об этом догадываешься...

- Бэзил, Войнов - твой коллега. Он закончил Алексеевские курсы. Минувшим летом меня пригласили прочитать там несколько лекций о работе экономической контрразведки в России... Он помогал мне с переводом.

- С переводом? Каким переводом? Ах, ну да...

Пять лет назад курсы стали платными, и преподавание стали вести на английском. Российская ориентация Алексеевского заведения, основанного профессором Карташовым при поддержке Врангеля, обрела товарное качество. На курсы теперь поступают, оплачивая занятия по семестрам, причем большими деньгами, те, кому предстоит в роли "практикующих юристов", то есть частных следователей или детективов-оперативников, соприкасаться с российскими делами, или таковые деятели, у кого подобная перспектива не исключалась. Бэзил узнал об этом из рекламной статьи в британском журнале "Правоохранительные службы", подвернувшемся в самолете на перелете из Кельна в Москву. Кто-то заткнул журнал в карман на спинке сиденья, а обслуга не удосужилась убрать оттуда мусор. После чтения Шемякина до самого Шереметьево не покидало чувство, будто он оказался обобранным. Теперь, после утраты Алексеевскими курсами характера закрытого учебного заведения, его собственный диплом становился на порядок дешевле...

Некоторое время Бэзил утешался мыслью, что статья - не слишком изощренный трюк, чтобы прикрыть случившуюся утечку информации о существовании курсов. Когда-нибудь такая утечка должна была произойти. Преподавание на английском и открытый набор - это вроде верхушки айсберга, а главное, то есть подготовка кадров для служения Третьей России и бесценная база данных, притоплены поглубже, перепрятаны от ведущих спецконтор мира, готовых на все это наброситься. Впрочем, такая мысль служила плохим утешением. Она отдавала паранойей.

Это и была паранойя. Полковник ФСБ, выпускник высшей школы КГБ Ефим Шлайн теперь читал для Третьей России свои чекистские лекции...

Ефим потянул Шемякина за рукав. Они вышли из "Волги" на волю. Занимался рассвет.

Ефим подал сигнал с маленького пультика на брелоке, и в машине с легким звоном включилась противоугонная система.

- Давай прогуляемся, - сказал Шлайн.

Коротковатый Ефим всегда допрашивал или разговаривал, слоняясь по помещению или гуляя. На ходу он соображал острее. Шемякин приметил это ещё во время их первого контакта пятнадцать лет назад в Бангкоке, в консульстве тогда ещё советского, а не российского, посольства, куда он, преодолев многомесячные колебания, явился просить визу. Поначалу Шемякин было подумал, что Шлайн разволновался, посчитав его подсадной уткой. Однако, прокрутив пленку с записью беседы, вникнув в вопросы генконсула и вслушавшись в интонации его голоса, Бэзил пришел к иному выводу. В контактной практике Шлайна, тертого в отношениях с такими же, как он, чиновниками казенных спецконтор, будь они американского, британского, израильского или ещё какого разлива, Бэзил Шемякин оказался первым "фрилансером", частным детективом, выживающим на собственный страх и риск, да ещё русским. По советским стереотипам, он считался "с другой стороны, от белых", хотя ни к белым, ни к зеленым, ни к фиолетовым Бэзил отношения не имел.

Поработав на Шлайна несколько лет, Шемякин нащупал в его характере некую особенность, присущую одаренным разведчикам и потому редко выявляемую. Ефим родился психом. Психовал он внешне неприметно и только при планировании операции. Психовал, одержимый обычным для толкового бюрократа страхом - страхом системной ошибки. Когда же полагалось бы и понервничать, то есть в деле, он становился предельно спокойным, почти фаталистом. Пожалуй, это качество и делало Ефима приемлемым если не оператором, то, назовем это так, работодателем, достойным доверия. Впрочем, Шемякин сомневался, чтобы его доверие или недоверие когда-либо принимались Шлайном во внимание.