Прекрасное разнообразие - Доминик Смит

— Если не быть осторожным, жизнь может оказаться очень короткой, — тихо сказал он.

Остаток пути до дому мы прошли в молчании.

Зажегся зеленый свет, и я тронулся с места, все еще оглядываясь на человека в прачечной. Потом я опустил стекло пониже и, высунув руку в окно, потрогал снаружи машину, ее влажную металлическую кожу.

— А ты не хочешь поехать со мной в Нью-Йорк? — спросил Тоби. — Мы сняли бы там вместе квартиру, а потом познакомились бы с сестрами-двойняшками, музыкантшами из Метрополитен-оперы…

— А чем я там буду заниматься?

— А чем ты вообще собираешься заниматься?

Я молчал и думал о том, как хорошо, что у нас в багажнике есть положенный Уитом набор средств на все случаи жизни: и сигнальные ракеты, и одеяло, которое выдают астронавтам, и сильный галогеновый фонарь. Хорошо, что все это под рукой.

— Ладно, делай как знаешь, — сказал Тоби. — Но помни: приглашение в Нью-Йорк остается в силе. Но все-таки, чем ты собираешься заниматься?

— Жизнь покажет, — ответил я.

— Может, будешь работать в ночную смену на заводе? Или пристроишься уборщиком в парикмахерскую, выметать волосы клиентов? У меня было видение — я представлял тебя в фартуке.

Я покрутил ручку приемника и нашел джаз. Его все время прерывали помехи.

— А можно на фартук нашить монограмму? — спросил я. — Или это будет слишком бросаться в глаза?

— Ты мне надоел, — резко сказал он.

Я подумал, что отцу наверняка часто хотелось наорать на человека: на того, похожего на умирающего, человека в прачечной, на Поупа, на одиноких людей, которые у него ассоциировались с банками консервированного супа и газетами — признаками отчаяния. Именно по этим вещам он стал тосковать незадолго до смерти, но до того, как стала расцветать смертельная опухоль, ему хотелось крикнуть: «Выходите, старые пердуны! Посмотрите на небо с его звездами и туманностями! Займитесь наконец чертовой наукой!» И наверняка я был среди тех, кому он хотел это крикнуть.

самый тонкий из измеренных научными средствами криков издал нил стивенсон из английского города ньюкасл-на-тайне 18 мая 1985 года

Мы выехали на грунтовую дорогу, которая вела к институту. Тоби выключил радио и сказал:

— На самом деле я не знаю, получилось у меня с ней или нет. Но я чувствовал именно то, что воображал по этому поводу. Так что будем считать, все было о’кей.

В последний день моего пребывания в институте состоялась церемония, на которой Терезе, Тоби, Кэлу, Дику и мне вручили сертификаты с описанием наших успехов. Официальные свидетельства об окончании средней школы нам должны были выслать по почте через несколько недель. Американское правительство купило разработанную братьями Сондерсами технологию, и им предложили место в компании, занимающейся проектами в области энергетики.

Мама приехала рано утром вместе с Уитом. Она объявила, что нашла для меня работу на лето в библиотеке нашего городка. В мои обязанности будет входить расстановка книг на полках, заполнение каталожных карточек и тому подобные мелкие дела. Я вспомнил нашу библиотеку: она располагалась в здании из красного кирпича, построенном в начале века, со старинными круглыми фонарями и высокими окнами. Мне представилось, как я качу тележку между стеллажами, заполненными книгами с потертыми зелеными и красными переплетами. В простоте этой работы было что-то успокаивающее.

Уит сидел рядом с мамой и во время церемонии, проходившей на лужайке перед домом, и позже, во время пикника. Он по-прежнему вел себя по-рыцарски и шепотом задавал какие-то деликатные вопросы, чуть поглаживая край ее лимонного кардигана. Я не мог избавиться от впечатления, что между ними что-то происходит. Когда пришла моя очередь получать сертификат, мама навела на меня фотоаппарат, и я улыбнулся. Этот 16-миллиметровый аппарат долго лежал без дела. Мама выглядела помолодевшей и элегантной: шея обмотана шарфом, на голове изящная и вместе с тем очень скромная шляпка. Мама была одета просто, строго, со вкусом. Она, похоже, оставила свои этнические пристрастия и напоминала монахиню, всю жизнь проработавшую в сиротских приютах. Я подошел и сел рядом с ней и Уитом.

— Поздравляю! — сказала мама.

— Отец бы тобой гордился, — добавил Уит.

К последнему замечанию я был не готов.

— Нет, он бы не гордился, — возразил я, помолчав. — Если бы он сидел здесь, то вычерчивал бы закорючки носком ботинка и ковырял бы в носу, думая, что его никто не видит.

Уит улыбнулся. Мама скрестила руки на груди и стала смотреть на сцену, где к Гиллману как раз подходила Тереза. Директор вручил ей сертификат, и она небрежно сунула его под мышку. Дик, Кэл и еще один парень, которого я не знал, принялись свистеть и улюлюкать. Когда настала очередь Тоби, он прошел к сцене не спеша, согнув руки в некоем подобии боксерской стойки. Он, по-видимому, отрепетировал этот выход, поскольку, оказавшись на сцене, уверенно подошел к подиуму, где находился Гиллман, и остановился ровно в шаге от него. Они пожали друг другу руки, Тоби взял сертификат, спустился в зал и, широко улыбаясь, прошел к своему месту.

После церемонии состоялся фуршет. Столы выстроили на подстриженной лужайке возле главного здания. Они были покрыты клетчатыми скатертями, на них стояли банки с газировкой, на тарелках лежали сэндвичи и картофельные чипсы. Гиллман разрезал огромный торт и раздавал всем по куску. Уит держался поближе к столу, а мама расхаживала повсюду, фотографируя разные вещи: то нож, занесенный над тортом, то улетающий в небо воздушный шарик. Ее словно обуяла ностальгия, и теперь ей хотелось оставить память обо всем здесь увиденном.

Гиллман поднял стакан с апельсиновым соком и провозгласил тост:

— За таланты, обращенные на пользу общества!

Я подошел к маме, которая фотографировала пустую сцену.

— Не снимай это, пожалуйста, — попросил я.

— Почему?

— Ты лучше снимай людей, а не вещи. А это просто доски, приколоченные гвоздями.

Она кивнула, соглашаясь, и убрала фотоаппарат в сумочку:

— Скорей бы ты приехал домой, я места себе не нахожу. Ты можешь занять отцовский кабинет. Я там навела порядок.

— Хорошо, спасибо, — сказал я ровным голосом. — Кстати, я еще не решил, пойду ли осенью в университет.

— Поживем — увидим, — ответила она.

Мы смотрели на пустую сцену, словно ждали, что на ней сейчас что-то произойдет. Вот как выглядит горе, подумал я: безмолвный взгляд, пустая сцена и мама с лицом монахини.

— А Уит у тебя бывает? — спросил я.

Мой голос дрогнул, когда я произносил его имя: оно представилось мне «форд-мустангом» красного цвета.

Мама вздохнула и отряхнула рукав кофты:

— Он приходит ужинать несколько раз в неделю. Он хороший друг.

Голос ее звучал немного раздраженно, как будто она защищалась от каких-то обвинений.

Уит в это время стоял над развалинами торта и беседовал с Кэлом Сондерсом. Я подумал: возможно, мама и Уит действительно сблизились, как родные брат и сестра, и их отношения — совершенно платонические, разумеется, — основаны на взаимной любви и каждый из них интуитивно чувствует настроение другого, его голод или скуку, как некоторые люди предчувствуют скорую грозу. В нашем доме не прекращалась жизнь, и они оказывали друг другу мелкие услуги. Уит поддерживал машину в рабочем состоянии, боролся с насекомыми и чинил все, что требовалось. Маме был совершенно необходим человек, для которого она будет готовить. Но и Уит в неменьшей степени нуждался в поручениях: на холодильнике должен был висеть список домашних дел. Таким образом, у них сам собой возник договор о взаимопомощи.

— Да я ведь просто так спросил, — пробормотал я.

Мама обернулась и посмотрела на пустую сцену.

Тем же вечером мы с Тоби и Терезой сидели в амбаре и по очереди отхлебывали из бутылки кока-колы, в которую залили виски «Джек Дэниэлс». Мимо открытой двери прошел Арлен. Вид у него был подавленный, а глаза блуждали, как у сумасшедшего. Поговорил ли он все-таки с моим отцом? Или он сейчас спит наяву и пробирается сквозь лес секвой в Аризоне? Арлен посмотрел в нашу сторону невидящими, как у сильно похмельного человека, глазами и направился дальше. Похоже, мертвые и похищенные преступниками шли за ним по пятам.

— Он теперь ни на что не годен, — тихо сказала Тереза.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

Она сделала глоток из бутылки и протянула ее Тоби, который сидел с закрытыми глазами.

— Я тела совсем не чувствую, — сказал Тоби.

Тереза пропустила эту реплику мимо ушей и стала объяснять мне:

— Арлен звонит в полицию и говорит, что обнаружил что-то важное, труп например. Они начинают бегать, выписывают ордера, приезжают, куда он сказал, и находят какую-нибудь ерунду. Старую дверь или детский велосипед.