Сад теней - Вирджиния Эндрюс

— Еще не поздно помочь ей, но если этого не произойдет, вы можете представить, какой она станет. Она ни о чем не задумывается; ей все прислуживают, особенно, вы двое, а мне совсем не нравится, как она вас использует.

Я оглянулась и увидела, что оба мальчика серьезно слушают меня, хотя Джоэл казался более несчастным.

— Я люблю вашу сестру. Не поймите меня превратно. Но я не обманываю вас, говоря о наследстве. Ваш отец готов все отдать ей, не задумываясь ни на минуту. При этом она очень лукава. Я знаю, что вас прельщает ее детский невинный взгляд, но за этими глазами прячется настоящий Форсайт.

Я остановилась и взглянула на них. Мал кивнул, а Джоэл сидел, сложив руки на своей узкой впалой груди. Он по-прежнему с трудом набирал вес, поэтому казался хрупким и нежным.

— Что же нам делать? — спросил Джоэл.

Его голос звучал тоньше, мягче, чем у брата, был более высоким и женственным. Мне часто казалось, что ему следовало родиться девочкой, хотя, может быть, не столь очаровательной, как Коррин.

— Старайтесь всегда размышлять над тем, о чем она вас просит. Учите ее сдержанности и терпению. Помогите ей стать лучше. — Оба мальчика кивнули, соглашаясь со мной. — Что же касается вашего отца и его притязаний на ваш опекунский фонд, отвечайте, что вы обсудите этот вопрос со мной. Пусть он сам обратится ко мне с этой просьбой.

— Зачем же он оформил на нас эти опекунские фонды, если теперь сам хочет забрать их назад? — спросил Мал.

— Об этом мы с ним договорились очень давно, а существуют договоренности, которые не так-то легко нарушить. Причины, в общем-то, не так важны. Но помните, что вы не так беззащитны, как может казаться на первый взгляд, по крайней мере, пока я остаюсь хозяйкой Фоксворт Холла, — добавила я.

Малькольм задумчиво кивнул, а Джоэл по-прежнему казался чем-то встревоженным.

Мне было печально, что по моей вине в Фоксворт Холле возникли два враждебных лагеря: я с сыновьями, и Малькольм с дочерью. Я знала, что это мучительно для мальчиков, поэтому не заостряла на этом внимания.

— Со временем все уладится, — заключила я с улыбкой.

Однако, я была уверена, что этого не произойдет.

Каникулы всегда становились для нас праздниками. В эти дни дети возвращались домой, и Малькольм с нетерпением ожидал свою принцессу. Несмотря на свое неприятие отношений отца и дочери, его пренебрежения к сыновьям, я также не могла дождаться ее прибытия. Она приносила с собой свет и радость жизни в эти холодные стены. Когда ей исполнилось тринадцать, она превратилась в маленькую леди и пользовалась бешеным успехом у своих сверстников. Я была уверена, что все ее подружки добивались ее покровительства и внимания. Ничто не ценили они так, как ее приглашение провести уик-энд или устроить вечеринку в Фоксворт Холле.

Балы в честь Коррин становились все более расточительными, но всякий раз на Рождество Малькольм обставлял их, как представление дебютантки. В канун Рождества дочь представляли всему высшему обществу, на приемы приглашалась высшая знать и родители всех ее подруг. На каждый праздник дочь получала новое роскошное платье. Гости уже знали, что приходить следует в смокингах и платьях из тончайшего шелка. Повсюду царили блеск и очарование. На женщинах и на девочках-подростках всегда были роскошные украшения. То и дело подъезжали лимузины, дам украшали цветы, выращенные в оранжереях, а праздник по своему великолепию не уступал тому первому вечеру, когда всему свету была представлена новорожденная Коррин.

Малькольм тщательно отбирал друзей Коррин, приглашая лишь «самых достойных».

Отцовское обожание любимой дочери постоянно росло. Он не только часто фотографировал ее, но и заказал портрет в масле, такой чести не удостаивалась даже я. Портрет Коррин висел в Трофейной комнате, где он любовался ею наедине. На его взгляд, она была совершенна.

Однажды вечером Малькольм и Коррин сидели вдвоем за обеденным столом. Мальчики еще не приехали из своих пансионов. Коррин вернулась раньше, так как Малькольм специально съездил за ней. Она сидела, как маленькая леди, прошедшая курс обучения у миссис Уортингтон, непрерывно повествуя о своих школьных успехах. Малькольм был словно загипнотизирован, его голова опиралась на руку, согнутую в локте, по лицу блуждала неизменная улыбка. Ее искрящиеся голубые глаза и мелодичный смех сводили его с ума. Я наблюдала за ними в замочную скважину. Они были так далеко от меня, гораздо дальше, чем на самом деле. Они жили собственной жизнью, а я завидовала им, завидовала тому, как удается Коррин так долго очаровывать Малькольма.

Когда она закончила свой рассказ, то наклонилась вперед и машинально поцеловала его в лоб. Она сделала это так быстро, бессознательно, что казалось, все это — дело рук Божьих. Он поймал ее руку.

— Ты любишь своего папочку? — Он говорил вполне серьезно, словно был совсем не уверен в этом.

— О да, папочка.

Она отодвинула свои губки подальше от него, чтобы еще больше помучить его своей улыбкой.

— Тогда обещай мне, что останешься со мной навсегда, и тогда ты получишь все это.

Он широким жестом руки обвел комнату, и Коррин посмотрела вверх на высокие потолки и усмехнулась.

— Я обещаю тебе, — повторил Малькольм, — все, чем я владею, перейдет к тебе, моя принцесса. Ты останешься со мной навсегда?

— Конечно, я непременно поступлю так, папочка, — добавила она, а он поцеловал ее в щеку. — Но ты также должен выполнить мою просьбу, папочка.

— Проси, что хочешь, принцесса, все, чего не пожелает твое маленькое сердце.

— Ты знаешь ту особую комнату наверху, папочка? Ту, которая всегда заперта? Я хочу, чтобы она стала моей! Это возможно? О, пожалуйста, скажи «да» прямо сейчас, и я перевезу туда все свои вещи сама, — добавила она, хлопнув при этом в ладоши.

Ее лицо раскраснелось.

— Какая комната? — спросил Малькольм, предвидя ответ.

— Та комната с лебединой кроватью. О, как она прекрасна!

Малькольм побагровел, а губы его побелели.

— Нет, нет, — ответил он, стиснув зубы. — Тебе не следует входить туда и находиться там.

— Но почему? — лицо ее искривилось в разочаровании, к чему она не успела привыкнуть.

Она стиснула руки в кулачки и ударила ими по коленям. Ее руки всегда выдавали ее эмоции. Иногда они, казалось, существовали вне ее, вращаясь и поворачиваясь из стороны в сторону совершенно произвольно.

— Это — плохая комната, скверная комната, — сказал Малькольм, не осознавая, что тем самым он лишь подогревает ее интерес.

— Почему? — спросила Коррин.

— Потому что там витает скверный дух второй жены моего отца. — Малькольм произнес эту фразу так, что каждое слово в ней звучало пугающе. — А она была непорядочной женщиной, — заключил он.

— Почему она не была порядочной женщиной? — шепотом спросила она.

— Это неважно. Есть вещи, о которых тебе еще рано знать, — добавил он.

— Но, папочка, я уже совсем большая девочка. Мы знаем, что привидений не существует. Я не верю, что в этой комнате обитает привидение. Разреши мне переселиться туда, а если ты веришь, что там обитает привидение, глупый папочка, то я его отпугну от тебя.

— Я больше не хочу говорить на эту тему, Коррин. Немедленно оставим этот разговор.

— Но я хочу жить в этой комнате, — настаивала она. — Это самая красивая комната в доме; я хочу, чтобы она стала моей.

Она убежала от Малькольма, а слезы ручьем текли по ее щекам.

С этого времени, стоило лишь Малькольму отлучиться ненадолго из дома, как я тут же разрешала Коррин войти в лебединую комнату. Мне показался забавным ее интерес к ней. Она любила сидеть возле роскошного стола и делать вид, будто она взрослая, полная хозяйка Фоксворт Холла, готовящаяся к шикарному балу.

Я знала, чем она занимается там, поскольку потихоньку подглядывала за ней в то маленькое отверстие в стене за картиной в трофейной комнате Малькольма. Конечно, Коррин и не догадывалась, что я шпионила за ней. Она присаживалась за искусно отделанный столик, расчесывая свои волосы щеткой Алисии. Однажды, закрыв за собой дверь, она сбросила с себя одежду и надела одну из ночных сорочек своей бабушки. Она затянула кружевные завязки лифа, чтобы сорочка не упала. Я поняла, как свободно она себя чувствует в ней, с каким волнением она прикасается к бугоркам наливающихся грудей и к маленькому животу. Она закрыла глаза, а на лице ее отразился экстаз, совсем не характерный для столь юного возраста. Она прошествовала, словно сказочная принцесса, которую вылепил Малькольм, и воцарилась на лебединой кровати, где довольно быстро заснула.

Я следила за тем, как ее грудь то поднимается, то опускается, и подумала о том, что в этой же постели Алисия занималась любовью с Гарландом. Возможно, Малькольм был прав; здесь действительно обитали привидения; возможно, именно в ту самую минуту дьявол завлекал Коррин в свои сети.