Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И снова наступила тишина. Только река пела под горой…
Опять раздалась автоматная очередь. Потом вторая, третья. И неожиданно прозвучали сухие выстрелы партизанского карабина.
Так, значит, Геня и Виталий были живы.
Выстрелы уходили все дальше и дальше от поляны и замерли в горах.
Люди ждали…
Евгений лежал и слушал.
Полная луна поднялась над горой, мертвый свет ее лег на темные вершины деревьев.
Вдруг хрустнула сухая ветка. За камнем мелькнула тень и пропала.
Немцы!
Евгений вынул гранату.
— Ползи к нашим, — шепнул он партизану, лежавшему рядом, — пусть рассыпятся цепью. Но до моей гранаты — ни звука.
И здесь раздался еле слышный треск цикады — такой родной. Нет, это галлюцинация, бред. Надо во что бы то ни стало вывести обреченных людей, спасти…
Снова затрещала цикада, на этот раз настойчивее, словно требовала ответа.
И Евгений ответил.
Кусты у камня раздвинулись. Залитый лунным светом, вырос Геня.
— Прости, Женя, заблудились мы, когда от немцев отстреливались. Получайте.
Он протянул флягу с водой. За ним стоял Виталий. Оба были мокрые с головы до ног: не утерпели — выкупались. На поясах у обоих висели полные фляги.
Каждому партизану Евгений дал всего по нескольку скупых глотков. Но свершилось чудо: люди ожили на глазах. Будто и не было этих страшных, мучительных дней без воды, без надежды…
Теперь они снова могли уйти в горы. И пусть сияет луна — она больше никого не страшила.
Евгений так и не смог связно рассказать, как шли они по горам. Он помнил только крутые, почти отвесные подъемы, горячее солнце, затхлую воду в дуплах, гибель товарища, сорвавшегося в пропасть, и радость, когда он понял, наконец, что лагерь близко.
— Обедать, Евгений Петрович, обедать, дорогой! — хлопотала Евфросинья Михайловна. — Но вы не сердитесь, много я вам не дам: вредно сразу. Зато завтра…
— Иду, Евфросинья Михайловна. Только пришлите ко мне связного…
Евгений тут же отослал в штаб донесение с координатами немецких дзотов.
А назавтра, когда он выспался и отдохнул, мы заговорили о новых планах.
— Пора, папа, переходить на железную дорогу — рвать поезда. В штабе куста я как-то намекнул об этом. Отнеслись холодновато: до сих пор, говорят, на Кубани не было еще ни одной железнодорожной диверсии. Я не настаивал. Но когда мы умирали в горах от жажды, я лежал и думал: неужели погибну здесь, не выполнив своей мечты?.. И там я поклялся, если выживу, на Кубани первый фашистский поезд взлетит на партизанской, совершенной автоматической мине. Конструкция этой мины нам пока не дается. Но мы своего добьемся, сконструируем ее! И будем рвать поезда… Нам многое дано: образование, опыт, доверие. И когда кончится война, народ и партия спросят у нас: почему вы, инженеры, не сумели бить немцев сотнями? В самый трудный момент не сумели использовать свои знания?
Здесь, в предгорьях, мы обязаны организовать миннодиверсионную школу. Соседние отряды с радостью пошлют в нее своих лучших партизан. Мы будем читать им лекции, проведем с ними учебную практику на специальном минодроме, возьмем их на наши очередные диверсии. Они вернутся в свои отряды опытными минерами. И на горных и степных дорогах, в лиманах взлетят на воздух поезда, запылают взорванные танки, рухнут мосты, погибнут тысячи фашистов.
Начать обязаны мы — инженеры-партизаны. Это наш долг. И мы его выполним, клянусь тебе, папа. Дай только справиться нам с новой миной, разработать методику железнодорожных диверсий и, наперекор всему, в тылу у немцев будет работать наш «минный партизанский вуз»…
Евгений замолк, молчал и я, боясь спугнуть то чувство высокого вдохновения, каким был полон сын.
В стороне, подталкивая друг друга, топтались Геня и Виталий.
— Тебе что-нибудь нужно, Геня? — спросил я.
Смущаясь, он ответил:
— Может быть, ты дашь мне какое-нибудь поручение на Планческую, папа?.. Когда мы умирали от жажды, я так хотел еще раз в жизни увидеть тебя и маму…
Я чувствовал, что голос у меня дрогнет, если я отвечу мальчику: «Иди без поручений».
— Разрешите и мне пойти, — попросил Виталий.
С младенческих лег Виталия воспитывали чужие люди. Одна сердобольная старуха передавала его другой: «Корми теперь ты, я год кормила». С горькой улыбкой он говорил о себе словами Лермонтова: «Я никому не мог сказать священных слов: отец и мать…»
Его прислали к нам из соседнего отряда связным. Он очень привязался к нашей семье, Геня и Евгений стали для него братьями.
Я сказал мальчикам строго:
— Стали вы бродягами, хлопцы. Повидайте мать и сейчас же возвращайтесь в лагерь.
Через три дня мы получили от командования куста партизанских отрядов радиограмму:
«Указанные вами огневые точки («подкова») авиация разбомбила, их больше не существует. Примите глубокую благодарность от командования».
Пришло и второе радостное известие: Иван Тихонович и Николай были живы.
Они спаслись чудом.
Их привели в станицу и заперли в старый сарай…
Вечером в соседнюю хату немцы притащили девушку-партизанку: ее поймали у околицы. Начался допрос. Иван Тихонович слышал все до последнего слова: в стенах сарая зияли щели, а дверь в хату была открыта.
Девушка молчала. Ее били шомполами, ломали руки, жгли железом. Девушка не проронила ни слова.
Около полуночи допрос кончился. Девушку куда-то увели. В хате началась попойка.
Прислонившись к стене сарая, Николай почувствовал, что одна из нижних пластин шатается. Целый час трудились партизаны, но пластину все-таки вытащили. Вылезли в дыру. Часового не было: то ли он пьянствовал вместе с другими, то ли просто отлучился на минуту.
Как выбрались охотники из станицы, уму непостижимо. Три дня плутали, наткнулись на партизанскую разведку и добрались к своим.
Обо всем этом было рассказано в письме Ивана Тихоновича, которое он прислал Евгению. В конце стояла приписка:
«Я не успокоюсь до тех пор, пока не отомщу за молодую казачку. Зову вас, Евгений Петрович: будем мстить вместе».
С посыльным, доставившим письмо, Евгений послал коротенькую записку:
«Счастлив, что вы живы, Иван Тихонович. Мстить будем вместе».
Глава XV
Неожиданно суждено было скоро сбыться мечте Евгения — мы получили секретный приказ от командования куста партизанских отрядов: выйти в тыл станицы Смоленской на дорогу Смоленская — Георгие-Афипская — Ново-Дмитриевская — Северская, заминировать три моста и на обратном пути осмотреть мост на дороге Северская — Смоленская, минирование которого поручено смольчанам, и произвести обычную разведку до Георгие-Афипской.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Опыт теории партизанского действия. Записки партизана [litres] - Денис Васильевич Давыдов - Биографии и Мемуары / Военное
- Гражданская война в России: Записки белого партизана - Андрей Шкуро - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Наброски для повести - Джером Джером - Биографии и Мемуары
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- НА КАКОМ-ТО ДАЛЁКОМ ПЛЯЖЕ (Жизнь и эпоха Брайана Ино) - Дэвид Шеппард - Биографии и Мемуары
- О других и о себе - Борис Слуцкий - Биографии и Мемуары
- Скандинавия глазами разведчика. Путешествие длиною в тридцать лет - Борис Григорьев - Биографии и Мемуары
- Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель - Биографии и Мемуары
- Навстречу мечте - Евгения Владимировна Суворова - Биографии и Мемуары / Прочие приключения / Путешествия и география