Пантанал и Тектонический Разлом - Дино Динаев

На втором этаже открылось окно, и барышня в грязном колпаке вылила на его вершину ведро свежих парящих помоев.

Походу мусорные контейнеры еще не изобрели.

На вытянутой словно дыня кольцевой развязке, метко прозванной «тёщиным языком», располагался многоэтажный гараж красного кирпича, первый этаж которого занимали многочисленные ларьки автозапчастей. Перед этим заведение круглосуточно толклись тучи покупателей.

Не было никого. Ни единого человечка. Ни одной рекламы. Ни одного стенда с покрышками.

Я медленно проезжал мимо выбитых окон со следами былых пожарищ. Из окон боксов свисали грязные тряпки, веревки и даже сети. Здание было полностью заброшено. В окнах не мелькали даже бомжи, а уж эти обязаны были.

После «тещиного языка» начались жилые дома, все в строительных лесах. Некоторое время мне понадобилось, чтобы понять, что никакие это не строительные леса. Решетки! Решетки на всех окнах до самих верхних этажей, решётки на входных дверях, тоже железных.

Двери подъездов изуродованы сваркой, словно постоянно выдерживали штурм, после которого их беспрестанно и на скорую руку чинили.

Притормозив на остановке, я поинтересовался у одинокого гражданина:

— Что тут у вас?

— Прорыв! — был ответ. — А у вас разве не так?

— Долго не был дома.

— С отсидки откинулся? — уважительно протянул гражданин.

— Навроде того! — не стал его разочаровывать. — А кто у вас президент? Вечный?

Взгляд собеседника сделался подозрительным.

— Сколько тянул? И за что столько дают? Боярников наш президент! Слышь?

Он так разволновался, что я дал газу и уехал, а он бежал за мной почти до Дзержинки, крича:

— Боярников наш президент, сука! Боярников, всосал, гад?

Я верил, что Сырожа Боярников достойный кандидат, но сказать не мог-при малейшей задержке получил бы по лбу.

Дальше решил никого ни о чем не спрашивать, чтобы не провоцировать. Вспомнил своего друга Вальжана, простой шпион, а как он адаптируется в иноязычных странах! Там тоже непохожие обычаи, другой менталитет, чужие привычки и манеры, поведения-а ведь не засыпался же ни разу! Исключая последний случай, когда его фактически убили.

Взять теперь меня. В родной стране, русский язык, знакомый город-а уже на грани провала. Вломился как медведь в посудную лавку. Вроде ничего не делал, не предпринимал, не лез, а за мной катится настоящий вал ошибочных действий, сопоставив которые любой маломальский обученный следак отсюда поймет, что я оттуда!

Дома.

Домой попал, открыв двери ключом Двойника, который он оставил в бардачке. Добрый самаритянин обо всем озаботился. Лишь бы мне было хорошо. Я всегда говорил, что я, где бы не жил, хороший человек.

В прихожке на полу лежал другой коврик, вот и вся разница. Я разулся, в голове свербела мысль-я тут не один. С кухни доносился аромат жареного мяса-дитя соевых пельмешей, я успел подзабыть как пахнет мясо на раскаленной сковороде. Как его перчат, обкладывают сладким перцем, как переворачивают, видя зажаристую корочку на другой стороне.

Из кухни выглянула Лиза, как будто и не ушла 3 года назад после гибели сына, спросила:

— Ужинать будешь? Любые ответы кроме «да» не принимаются! Иди, мой руки!

Я не удивился. Я знал, что что-то будет. Другой мир, другой поворот.

— Конечно буду, дорогая! — сказал я спокойно.

— Ого, это что-то новенькое! Ты никогда не называл меня дорогой!

Лиза подошла, обняла, прижавшись всем телом. Я почувствовал бугорки грудей, я был женат 20 лет, но за 3 года все забыл. Возможно, будет даже секс. Я чувствовал себя все уверенней. Казалось, ничто уже не удивляет. Ну другая жизнь, ну и что.

Когда из кухни раздались еще одни шаги, более легкие, молодые, я не насторожился, просто был ко всему готов. Оказалось, не ко всему.

Из кухни в прихожку вышел Сашка, живой и здоровый. Был он в одних шортах.

Меня накрыло. Ноги сделались ватными, тело безвольно повисло на жене, если бы не она, грохнулся бы башкой пол, даже руки подставит был не в состоянии.

— Сашка! — сдавлено крикнула Лиза.

Сын подскочил, сграбастал нас обоих, не дал упасть.

— Я в порядке! — произнёс я перед тем как потерять сознание.

Я вернулся в действительность на диване. Сашка маячил сверху. Я вытянул руку:

— Небритый! — сказал и заплакал.

Я долго сидел в ванной, глядя на текущую из крана воду. А видел лишь заплеванный асфальт в Багдаде, проклинал свою всегдашнюю непонятливость, ведь я не сразу разглядел сына, а только после слов другого пассажира:

— Белого убили! Вон он в костюме на дороге лежит! Хороший костюм, жалко!

Тогда я проклял весь остальной мир, который уцелел и даже обсуждает костюм, в котором мой единственный сын лежит убитый, и теперь не будет семейных посиделок с вискарем и пельменями, и не зазвучит в моем доме голос внучки:

— Деда, а деда!

И я был все отдать, продать душу дьяволу, чтобы все вернуть, а когда все вернулось, я оказался к этому не готов.

— Ты должен показаться врачу! — требовательно поучал Сашка.

С большим трудом мне удалось отбиться от вызова «скорой».

— Ты должен дать мне слово, что в Багдаде будешь особенно осторожен! — горячился я.

— Буду конечно! Только когда я туда попаду? — пошутил Сашка.

— Ты же сказал, что это основное условие для получения очередного звания капитана!

Он не понял.

— Какого звания? Я не военнообязанный!

— Постой! Какая у тебя профессия?

— Врач я.

Я хлопнул себя по лбу.

— Конечно! Это я пошутил!

Никто не засмеялся.

За столом пили виски.

— Американский? — недоуменно уставился я. — Наверное бешеных бабок стоит?

— Нет, это зерновой, со скидкой идет!

Еще более сильное удивление вызвала кока-кола.

— Никогда не пил, только читал! — признался я.

Близкие только переглянулись.

— Тебе надо поберечь нервы, и больше не спорить с начальством! — осторожно заметила супруга.

Я никогда не спорил с начальником, уверенный, что он идиот.

Я смотрел новости по Первому федкалу, что-то про коррупцию на Свазиленде, когда зазвонил телефон.

— Не бери! — остановила Лиза, но я ее не послушал.

— Не знаю, как ты выжил, но это ненадолго! — пообещал злобный голос. — Завтра обещаю тебе новую командировочку! Если тебя в турбину не сбросили, мы тебя на бережке живым закопаем!

— С вашей стороны это будет очень некультурно! — заметил я.

На том конце был шок.

— Кто это говорит? — прошипел неизвестный. — Ты кто? Ты не Вершинин!

— Ошибаешься, сучонок, я самый настоящий Вершинин! — и положил трубку первым.

Я поинтересовался у супруги, часто ли раздаются подобные звонки.

— Не надо было на Вельяминове зацикливаться! — отрезала она.

Так я впервые услышал знаковое имя.

Ночь.

Солнце зашло в 9 по московскому времени. Я не удержал смех, услышав это самое «московские время». Меня немного насторожило, что