Принцессы возвращаются домой - Лариса Кириллина

– Надо будет связаться с Лапушкиным, – сказал Аркадий Сергеич. – Только он сумеет войти в фургон совершенно легально и сделать там тщательный обыск.

– Или выпытать у Аскания рецепт волшебного снадобья, – предложил Дорион.

– Вся надежда на вас, Ваша светлость! – по-собачьи взглянул на мнимого мага бывший оборотень Вольдемар.

137

«Нервное истощение», – гласил старомодный, но верный диагноз, поставленный Лапушкину.

Утром он не смог подняться с постели: одолело головокружение, сердце билось, на глаза то и дело наворачивались беспричинные слёзы.

Зато теперь у него в кармане был законный больничный листок, о чём он не без удовольствия сообщил по телефону начальству. «Нашёл же время болеть!» – рявнула в ухо трубка. Но какие тут могли быть возражения? Леночке он не стал звонить – к чему её беспокоить, раз помочь она всё равно не могла. Не помчится же она в Москву электричкой, метро и троллейбусом – с тремя малышами!

После укола, сделанного врачихой, ему стало полегче. Сердцебиение улеглось, в голове перестало ходить ходуном, а после порции валерьянки даже нервы немного угомонились. Осталась лишь общая слабость и медлительность соображения.

Он встал, принял душ, облачился в футболку и шорты, заварил чайку (кофе ему докторица строго-настрого запретила), съел бутерброд и йогурт «Пупсик».

Вышел на лоджию. Черепаха сидела смирно. Он поменял ей водичку, положил капустный листок и маленькую морковку. Та, словно нехотя, принялась жевать растительный завтрак.

«Вот так-то, великий маг!» – назидательно молвил Лапушкин и прикрыл край коробки влажной тряпочкой, чтобы солнце не напекло.

В комнате зазвонил телефон.

Он с опаской взял трубку, ожидая чего угодно.

Но это была Екатерина Витальевна. Она страстно и сбивчиво благодарила его за спасение мужа из новомухранского КПЗ и приглашала сегодня в парк на пикник – на день рождения Лялечки, который решено отмечать на природе, в летней кафешке у озера. «Если сможете, приходите пораньше: пока дети сдают экзамен, мы всё подготовим, а заодно и поговорим»…

Лапушкин понял, что и тут его помощь могла оказаться нелишней.

Знал он этих владельцев кафе…

Идти ему никуда не хотелось, однако он тщательно выглядил и надел светлосерые брюки и голубую рубашку с короткими рукавами.

И, немного подумав, положил-таки в верхний карман милицейское удостоверение.

138

Отказать в просимой аудиенции принцу Перотину Брагарскому верховный правитель Асканий, конечно, не мог. Это было бы полным нарушением дипломатических правил. Впрочем, аудиенция должна была носить сугубо приватный характер – на этом настаивал принц.

Аркадий Сергеич принял его в бывшем кабинете мятежного графа Серпента. Обстановку менять не стали, разве что вместо родового герба Серпентов (змеи, обвивавшей скипетр) на стене теперь красовалось панно с атрибутами магического искусства, а на столе лежал прикрытый чёрной бархатной салфеткой громовский коммуникатор.

– Рад видеть Ваше высочество, – любезно улыбнулся он Перотину, вставая с роскошного кресла.

– Позвольте выразить Вашей светлости искреннее восхищение той уверенностью, с которой Вы правите осиротевшей страной, не давая подданным впасть в отчаяние и смятение, – с ядовитой учтивостью заявил Перотин.

– Я делаю то, что должен, и что в моих силах, – скромно сказал Аркадий Сергеич.

– И стало быть, прежние договорённости будут выполнены?

– Какие именно? – полюбопытствовал Громов.

– Любые. И официальные, и сугубо конфиденциальные.

– Не могу поручиться, не зная точно их содержания. Королева отнюдь не всегда посвящала меня в свои тайны.

– Её величество королева обещала мне руку принцессы Эвлалии.

– Если обещание было сделано устно, ничем не могу Вам помочь: с точки зрения права, это не подлежит исполнению, ибо неподтверждаемо.

– Не лукавьте, Ваша светлость! Существует и письменный документ. Подписанный Вами и мной. Вы забыли?

– Принц, он – при Вас?

– Разумеется.

Перотин протянул ему мятый пергамент. Кажется, нечто похожее Аркадий Сергеич видел мельком в архиве Аскания, но не придал тогда этому никакого значения. А сейчас, пробежав глазами, слегка ужаснулся: маг давал согласие на брак Эвлалии с Перотином, при условии, что потом Перотин не станет препятствовать браку Аскания с Килианой.

Оружие было обоюдоострым: ни один из них не мог предать бумагу огласке, поскольку она равно компрометировала и принца, и мага.

– Но условия изменились, – с затаённым самодовольством произнёс Аркадий Сергеич. – Так сказать, форс-мажор. Или Вы полагаете, что я где-нибудь прячу сиятельных дам?.. Уверяю Вас, это не так. А поскольку в наличии нет ни принцессы, ни королевы, договор недействителен.

– Вы же – маг! К тому же, если это не пустое слово – великий! – взвился принц. – Вы обязаны их отыскать и вернуть им истинный облик!

– А откуда Вы знаете, какой из их обликов – истинный? – хладнокровно осведомился Аркадий Сергеич. – Может быть, Вы хотите стать супругом драконицы? Лично я, извините, нет. Тем более, что королева пока ещё замужем. Так что, Ваше высочество, мой Вам добрый совет: сожгите эту нелепую грамотку, пока она не попалась кому-нибудь на глаза.

– Но у Вас – второй экземпляр!

Аркадий Сергеич позвонил в колокольчик. В кабинет вошёл Вольдемар: «Что прикажете, Ваша светлость?»… – «Будь любезен, сходи в мою мастерскую и найди вот такой документ».

– Как Вы смеете! – замахал руками разгневанный принц. – Посвящать простолюдина в такие дела!

– Успокойтесь, Ваше высочество. Вольдемар не умеет читать. Он найдёт бумагу по запаху. Сверните её, пожалуйста, чтобы не было видно букв.

Вольдемар взял маленький свиток, принюхался и отправился выполнять приказание.

Дожидаясь его возвращения, Аркадий Сергеич решил развлечь посетителя светской беседой:

– Принц, скажите, Вы любите музыку?

Кислое вытянутое лицо Перотина вдруг озарилось тихим сиянием:

– О! Я жить без неё не могу.

– Может быть, Вы сами играете на каком-либо инструменте или поёте?

– Я – мастер! – гордо стукнул себя в узкую грудь Перотин. – Гильдия королевских и храмовых музыкантов Брагарии единогласно присвоила мне это звание! Я владею органом, арфой, флейтой, псалтерионом и тромбамариной! Мне известны все песнопения, и я сам слагаю искуснейшие мотеты на три и четыре голоса! Мной придуман изоритмический метод политекстовой композиции на кантус фирмус – впрочем, вряд ли Вам что-либо скажут эти понятия…

– Кое-что я тут понимаю, – осторожно заметил Аркадий Сергеич. – Дуплум, триплум…

– Квадруплум! – победоносно изрёк Перотин. – У кого Вы учились, коллега?

– Маги сведущи понемногу во всём, – уклонился тот от прямого ответа.

От дальнейших расспросов его спас возвратившийся Вольдемар, принесший свёрнутый в трубочку документ.

«Благодарю, ты пока свободен», – отпустил его Аркадий Сергеич.

Сличив экземпляры и убедившись в их идентичности, они одновременно бросили их в камин, где плясало специально зажжённое по этому случаю пламя.

– И всё-таки я претендую на руку принцессы! – заявил Перотин.

– Ваше право, – ответил мнимый Асканий.

139

«О, какое счастье! Свобода, простор! Я пьяна океаном и небом!»…

«Всё—тебе! Ты прекрасна, моя королева!»…

«Чудесно, чудесно! Я не знала, как славно летать!»…

«Ты не знала—себя, Килиана! «…

«И—тебя, Вассиан! О, единственный мой!»…

«Я дарю тебе Остров Радости—а впридачу весь мир! О, любимая! «…

«Так—помчимся туда! Детка, не отставай!»…

Принцесса-драконица наслаждалась полётом между морем и солнцем, стараясь не отдаляться от упоённых свободой и светом родителей. Размах её серебристых крыльев был меньше, нежели у взрослых драконов, и потому король с королевой летели чуть медленнее, чем могли бы – но зато предавались в пути совершенно ребяческим шалостям, то подныривая под шипящий гребень особо высокой волны, то совершая кульбиты в течениях воздушных потоков, то понарошку пугая команду одинокого парусника…

– Лали, ты не устала?, – подлетел к ней отец.

– Нет! Устану – скажу! – обещала она.

– Тебе нравится?

– Ещё бы! Я даже не думала, что быть драконом – так здорово!

– На любом корабле этот путь занял бы целый месяц, а мы долетим уже к вечеру!

– Жаль, что люди не могут летать!

– Не дай бог! Тогда всем драконам – конец!

Тут принцесса задумалась: в её памяти нарисовалась картина – сверкающий в солнечном свете самолёт в подмосковном небе, а за ним – золотистый, змеистый клубящийся след… Папа прав: в мире, где человеки владеют искусством полёта, места для таких, как она, просто нет – и не стоит жалеть о своём мгновенном решении: больше не возвращаться туда… Копошение потных тел и нечистых душонок, козни, дрязги, грызня и возня вокруг всяких побрякушек и не различимых с теперешней высоты кусочков металла и засаленных пёстрых бумажек, бесконечное кровопролитие ради лишней пяди чёрной грязи или глупого деревянного кресла – какое безумие! И какой из миров ни возьми – всюду только одно, и нигде никакого исхода…