Восстание - Юрий Николаевич Бессонов

мне в канцелярию.

Староус повернулся и, не глядя больше на «наполеонов», вышел из казармы.

«Что ему от меня нужно?» — подумал Никита и, встревоженный, пошел вслед за фельдфебелем.

В канцелярии за столом сидел писарь и, приоткрыв рот, что-то усердно строчил. Староус стоял у окна, расставив ноги и упершись руками в бока с таким видом, словно собирался проделать какое-то гимнастическое упражнение.

Когда Никита вошел в канцелярию, фельдфебель внимательно оглядел его с ног до головы и сказал:

— Парень-то ты статный, а грамотный ли?

— Грамотный.

— Ага, — произнес Староус. — Науки, значит, превзошел? А ну-ка, возьми вон там в шкафу штаны с обмотками да принарядись.

Никита раскрыл дверцу шкафа и увидал на нижней полке шаровары и новые зеленые обмотки. Он хотел выйти из канцелярии в казарму, чтобы одеться там, но Староус задержал его.

— Здесь обряжайся, — сказал он и отвернулся к окну, словно созерцание того, как Никита будет надевать штаны, оскорбляло фельдфебельское достоинство.

Никита надел шаровары, замотал обмотки, потуже опоясался и оправил гимнастерку.

Староус взглянул на него и вдруг на всю комнату гаркнул, выкатив глаза и зашевелив усами.

— Смирно!

Никита вытянулся и взял руки по швам.

— Напра-во! — скомандовал Староус.

Никита повернулся и щелкнул каблуками.

— Нале-во! Кру-гом!

Никита выполнял команду за командой и ломал голову, стараясь угадать, к какому это параду готовит его фельдфебель.

— Молодец! — отрывисто крикнул Староус, когда Никита три раза повернулся кругом. — Молодец, канонир!

— Рад стараться, господин фельдфебель. — Никита взглянул прямо, как полагалось по уставу, в глаза фельдфебеля и тут первый раз увидел, что Староус умел улыбаться. Глаза его сузились в крохотные щелки, усы поднялись, и из-под верхней губы выглянули два прокуренных зуба.

Однако фельдфебель сейчас же привел свое лицо в порядок и, приосанившись, сказал:

— В наряд пойдешь — посыльным. Пакеты по городку разносить будешь. Идем!

Он вывел Никиту из казармы и подвел к воротам.

— Канонир Федотов мною назначен посыльным, — сказал Староус дневальному у калитки. — Выпускать с рассыльной книгой по надобности. Понятно?

— Понятно, господин фельдфебель, — повторил дневальный. — Выпускать с рассыльной книгой по надобности.

— Так, — произнес Староус, отдулся и протянул руку в сторону стоящего за площадью высокого дома, обнесенного палисадником. — Это управление дивизиона, ближе к реке дом с зеленой крышей — собрание господ офицеров, вон там маленький домик — дежурный офицер. Больше, пожалуй что, никуда тебе ходить не придется, разве к господину капитану Бызову. Усадьбы его отсюда не видать, туда, ближе к бане, идти нужно. Он в офицерском флигеле живет. Да сам спросишь, чай грамотный. А то и спрашивать не надо. У господина капитана кобель есть, такая зануда, круглосуточно скулит, не переставая. Как к бане пойдешь — беспременно услышишь. Так прямо на кобелячий голос и иди, там и господин капитан Бызов живут. Будешь находиться в распоряжении писаря, — добавил Староус. — Куда пошлет, туда и иди. Все понял?

— Так точно, все, господин фельдфебель, — ответил Никита, чувствуя, как у него сильно и радостно забилось сердце. — «Выйду за проволоку, — подумал он. — Все осмотрю, разведаю все пути…»

В казарму Никита вернулся веселым и возбужденным.

«Сегодня, может быть, сегодня, — думал он, направляясь в канцелярию, чтобы взять у писаря пакеты. — Только бы Староус не передумал…»

В коридоре перед канцелярией Никита столкнулся с Лукиным. Тот, видимо, поджидал его.

— Посыльным меня назначили, — крикнул Никита улыбаясь. — Сейчас пойду по городку гулять…

— То-то, смотрю, нарядный, — сказал Лукин, пристально глядя на Нестерова. — В доверие, значит, вошел? — Он усмехнулся, но сейчас же лицо его снова стало серьезным. — А впрочем, хорошо… Городок погляди как следует, потом расскажешь мне, как здесь люди живут…

— Обязательно расскажу, — сказал Никита и побежал в канцелярию.

13

На счастье Никиты пакетов оказалось много и во все концы городка. Он должен был побывать и в управлении дивизиона, и у дежурного офицера, и у капитана Бызова, разыскать взводного командира прапорщика Леонтьева, который был «где-то в городке», и зайти даже к заведующему баней.

Свобода передвижения и надежда на побег как бы переродили Никиту, и на все он сейчас смотрел новыми глазами: и на марширующих по плацу солдат, и на суетящуюся у пушек орудийную прислугу, и на офицеров, прогуливающихся по мосткам с видом скучающих бездельников.

Настроение у Никиты было веселое и такое легкое, каким не бывало все дни, проведенные в военном городке. Он даже засмеялся, увидев в сторонке от плаца, на бугорке с вытоптанной рыжей травой, цепочку разведчиков, которые, стоя на растопыренных ногах, изображали скачущих во весь опор всадников.

С шашками наголо, откинув корпус назад и делая вид, что в левой руке держат поводья, разведчики «пружинились» на полусогнутых коленях, как бы сотрясаемые невидимыми лошадьми.

Около каждого был воткнут в землю прут лозы. Эти прутья изображали неприятельских солдат, чьи головы следовало срубить на всем скаку.

Разведчики пружинились, а фейерверкер, косясь на прогуливающегося молодого офицера, отрывисто и громко командовал:

— Руби! Направо вниз, руби!

Шашки взлетали в воздух, падали вниз и со звоном спущенной тетивы срезали сочную лозу.

Срубленные прутья падали стоймя и, как стрелы, вонзались во влажную землю.

— Пружинь ноги! Не шагом едешь! — кричал фейерверкер. — Личность злей! Торопи коня! Не к теще на блины едешь, а на врага скачешь…

Разведчики стягивали брови, морщили лбы, приседали чаще.

Снова раздавалась