Последний шанс - Сара Грандер Руиз

так как это один из тех худи без молнии, поэтому я помогаю ему стянуть его, после чего бросаю на лестницу. Он снова прижимает меня к стене, не переставая целовать, а его руки проникают под мою рубашку. А затем тот звук, что он издаёт, когда касается меня, и то, как он касается меня, заставляют меня начать раздумывать о том, чтобы заняться с ним сексом прямо на лестнице.

Но в отличие от меня, у Джека, конечно, больше самоконтроля. Когда он отстраняется, у меня в голове не остаётся ничего, кроме приятного гула.

Он проводит рукой по волосам.

— Я думаю… может быть, нам стоит…

— Знаю, знаю, — говорю я, хотя и не хочу ничего знать.

Я хочу убедить его в том, что Клара всегда крепко спит, и что я могу вести себя так тихо, что он может закончить то, что мы начали. Но всё это неправда.

Я смотрю наверх на дверь квартиры.

— Я люблю свою сестру. Но в данный момент я её немного ненавижу.

Джек улыбается. Он заправляет мои волосы за уши, после чего наклоняется и еще раз меня целует. Это нежный поцелуй, и я чувствую, что снова оказалась в том пузыре и плыву по миру, где есть только хорошее.

— Спокойной ночи, ciaróg.

— Спокойной ночи, Кёриг.

Закрыв за ним дверь, я сажусь на нижнюю ступеньку, так как слишком потрясена, чтобы двигаться. Я не думала, что меня когда-нибудь будет тянуть к кому-то так сильно, как меня тянет к Джеку. И я не понимаю, как лёгкий флирт мог перерасти во всё это.

Я не знаю, что это значит, и к чему может привести, но я хочу это выяснить. Я не хочу, чтобы это заканчивалось, хотя точно знаю, что оно закончится.

Четыре недели никогда не казались мне таким коротким сроком.

Глава 15

Джек

Я тихонько прокрадываюсь в дом Нины и Олли. Я даже не останавливаюсь, чтобы снять пальто и ботинки, и сразу прохожу в свою комнату, где швыряю их в угол и падаю на кровать. Я снова и снова прокручивал у себя в голове тот поцелуй. То, как она ждала меня у двери. В моём худи. То, какими растрёпанными были её волосы, собранные на макушке. Какой сладкой она была. Какой мягкой.

Но перед тем как я почти проваливаюсь в сон, приходят мысли.

Ты сказал, что придёшь и поцелуешь её. Ты не просто её поцеловал.

Я сажусь и начинаю моргать в темноте. Но ей же понравилось? Я вспоминаю о том, как она помогла мне снять худи, как прильнула ко мне, когда мои руки скользнули ей под рубашку. Это ведь очевидно?

Может быть, она побоялась сказать «нет»?

Я уже даже представляю себе параллельный сценарий, хотя и уверен, что это неправда. Что если её дыхание участилось, потому что она была напугана, а не потому, что ей было хорошо? Что если я неправильно её считал? Очень многое свидетельствует об обратном, но всё же… мне достаточно всего лишь тени сомнения, чтобы ввергнуть себя в панику.

Я провожу руками по лицу, а потом начинаю тянуть за волосы, потому что мне хочется прижаться пальцами к чему-нибудь и заглушить мысль о том, что я зашёл слишком далеко. Почему я не могу быть уверен в чём-то хорошем? Почему я думаю только о плохом? Я ведь, и правда, пришёл туда только за тем, чтобы её поцеловать. Я не ожидал ничего другого. По правде говоря, я вообще не думал обо всём этом. Что если я что-то пропустил?

— Это навязчивая мысль, — говорю я в темноту.

Мой самый нелюбимый этап в экспозиционной терапии это сценарии. Вместо того чтобы бороться с навязчивыми мыслями, я должен с ними соглашаться. Я должен мысленно пробежаться по пугающему меня сценарию и проговорить его, не пытаясь отменить. Иногда мне приходится его записывать. Иногда я записываю его на диктофон и проигрываю по нескольку раз на дню. Мне нужно слышать, как я произношу те ужасные мысли, что возникают в моей голове. Я должен соглашаться с навязчивыми мыслями. Я должен произносить их вслух, но я так сильно этого боюсь. Ведь они могут воплотиться в жизнь. Это ужасно. Немыслимо. Я не могу это произнести. Я не буду этого делать.

Я хватаю телефон и начинаю крутить его в руках. Я мог бы просто написать Рэйн и проверить. Я ведь должен ей написать? Мне не обязательно спрашивать напрямую о том, чувствует ли она, что я ею воспользовался. Я мог бы аккуратно подвести её к этой теме. Прочувствовать её настрой.

Я смотрю на время. Уже почти два часа ночи. Мне не следует писать ей прямо сейчас. Она, наверное, спит, в отличие от меня. А если нет? Что если она не может уснуть, потому что расстроена?

Мой телефон вибрирует в руке. Имя Рэйн появляется на экране. Мои руки дрожат, когда я открываю сообщение, а самые худшие сценарии сражаются за место под солнцем в моей голове. Я читаю сообщение четыре раза и каждый раз убеждаю себя в том, что прочитал его неправильно. И когда смысл слов, наконец, доходит до меня, я чувствую что готов разрыдаться. Я не помню, когда плакал в последний раз.

РЭЙН:

Я рада, что ты пришёл.

Я должен чувствовать облегчение, но я его не чувствую. Я вымотан. Я, мать его, устал от того, что всё хорошее омрачается моими сомнениями. Я не уверен, что у меня вообще будет что-то хорошее, в чём я не буду сомневаться. Но ведь когда я был в ремиссии, я не давал своим сомнениям портить хорошие вещи.

Я могу заново научиться не портить хорошее.

Я выхожу из чата с Рэйн и набираю электронное письмо Мартине, пока не успел передумать. Нажав на «Отправить», я замечаю непрочитанное сообщение в папке «Входящие». Это ответ на один из постов, который я оставил на доске объявлений местных музыкантов. В теме письма говорится: «Re: Украденный «Гибсон» с наклейкой в виде ирландского флага на обратной стороне».

Я открываю письмо и быстро пробегаюсь по тексту. Мне приходится перечитать его дважды.

«Мне кажется, я нашёл гитару вашей подруги. Вот ссылка».

Я прохожу по ссылке, стараясь слишком не надеяться. Я оказываюсь на сайте, посвящённом продаже б/у инструментов. И хотя я никогда не видел гитару Рэйн в живую, я видел её на видео, поэтому я сразу её узнаю. Я не могу в это поверить. После стольких