Последний шанс - Сара Грандер Руиз

пробуду, — говорит Клара.

— И что ты будешь делать потом?

— Куда ты потом поедешь?

— Я… не знаю. Я думала поехать в Голуэй, но это пока не точно.

— Значит, Голуэй. Куда бы ты ни поехала, я поеду с тобой.

Ладно… теперь я ещё более озадачена.

— И что ты будешь делать? Я недостаточно зарабатываю, чтобы прокормить нас обеих.

Клара щурится, глядя в потолок, словно она даже не задумывалась об этом. Ещё одно доказательство моей теории о том, что это не Клара, а самозванка. Планы Клары точны до неприличия. Она перепроверяет всё по миллиарду раз. И старается продумать каждую деталь.

— Я буду петь вместе с тобой, — говорит она.

Я разражаюсь смехом, а затем закрываю рот рукой, когда она сердито смотрит на меня.

— Прости, просто… Клара, ты ужасная певица.

Она вздыхает.

— Ах, да. Забыла.

Голос Клары невозможно забыть. В плохом смысле этого слова.

— Чем там занимается женщина по имени Криста, которую ты встретила в Дублине? Жонглирует?

— Крутит обручи.

Клара щёлкает пальцами.

— Точно. За то время, пока мы будем здесь, я научусь крутить обручи. Буду крутить их по восемь часов каждый день. И к тому моменту, когда нам пора будет уезжать, я буду делать это как профессионал. Как думаешь, я успею научиться к этому времени?

— Нет.

— Знаю! Я буду одной из тех живых статуй. Раскрашу себя в золотой цвет и просто буду стоять. Ты не можешь сказать мне, что я не справлюсь.

Могу, но не буду. Клара слишком активная, чтобы быть живой статуей. У неё всегда есть, над чем работать, или запланирована какая-нибудь встреча. Моя сестра — высокопроизводительная машина. Она даже отдыхает с пользой: делает коллажи, занимается йогой, вяжет крючком.

Но при этом… она сейчас здесь, ест «Принглз» прямо из банки на диване Джека.

— Мы можем назваться «Бродячие Харты», — говорит она. — Понимаешь, о чём я? Ты будешь играть музыку, а я буду стоять рядом в каком-нибудь интересном наряде. Людям нравятся дуэты. Тиа и Тамера. Мэри-Кейт и Эшли. Бейонсе и Соланж. Рэйн и Клара. Звучит классно, не так ли?

Разве? Я не очень в этом уверена. Всё, что мне сейчас понятно, так это то, что моя сестра переживает непростой период, а я даже не знаю, что происходит и что делать.

— Звучит чудесно, — говорю я в надежде на то, что она придёт в себя, когда проснётся завтра утром, и я узнаю, в чём дело.

Проходит совсем немного времени, и Клара засыпает на диване. Я осторожно бужу её, и она улыбается мне своей неидеальной улыбкой, которую я так люблю. Мы переодеваемся в пижамы и идём в кровать. Я поворачиваюсь к ней лицом, говорю её, что я её люблю, и несмотря ни на что, всё будет хорошо, но её глаза уже закрыты.

Я вздыхаю и отворачиваюсь. Мой телефон загорается на прикроватном столике. Я хватаю его и обнаруживаю сообщение от Джека.

ДЖЕК:

У вас там всё в порядке?

Я смотрю на спящую сестру. Она засунула руки под подушку, и её рот слегка приоткрыт. Прядь тёмных волос упала ей на лицо, и слегка колышется, когда она выдыхает.

РЭЙН:

Клара сказала, что отчислилась из медицинской школы и хочет стать живой статуей, поэтому… наверное, нет. Она сейчас спит. Надеюсь, вытянуть из неё больше информации утром.

ДЖЕК:

Могу я тебе позвонить?

Я бросаю взгляд на Клару, после чего тихонько выхожу их комнаты. Себастьян, который спал между нами, следует за мной на кухню, где сейчас горит только лампочка над плитой. Я набираю Джека, и он отвечает после первого же гудка.

— Я сам хотел тебе позвонить, — говорит он.

— А это имеет значение?

— Я никогда не звонил тебе, чтобы просто поговорить.

Просто поговорить. Неужели он действительно хотел просто со мной поговорить? Улыбаясь сама себе, я заканчиваю звонок и сижу на полу кухни, помахивая перед Себастьяном одной из его игрушек, ожидая звонка Джека.

Проходит тридцать секунд. Затем минута. И как только я уже собираюсь снова ему позвонить, мой телефон издаёт сигнал.

— Алло? — говорю я.

— Ты меня сбросила?

— Ты же сказал, что хотел сам мне позвонить. Я не хотела тебя обделять.

— Я не знал, что ты отключишься. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что я разговариваю сам с собой.

Уже почти час ночи. Я должна быть вымотана, так как прошлую ночь едва ли спала, но в последние несколько часов произошло столько всего, что мой мозг продолжает гудеть. Когда происходит что-то большое, волнительное или удивительное, мой мозг словно говорит: «Сон? Никогда об этом не слышал».

В детстве, когда я была слишком возбуждена и не могла уснуть, моя мама рассказывала мне истории. Они всегда начинались одинаково: в моей комнате появляется гигантский пузырь, который поглощает меня и потихоньку уносит в красивые места, расположенные в разных частях нашей планеты.

Голос Джека у меня в ухе напоминает именно об этих моментах. Я словно в пузыре, где ничто и никто не может меня побеспокоить. Я могу растянуться на полу кухни, и никто не подумает, что я странная, потому что лежу на полу, а не сижу на стуле. Сейчас так поздно, что мне можно не думать ни о чём, кроме того, о чём хочет поговорить со мной Джек.

Я переворачиваюсь на спину и смотрю в потолок, прижав телефон поближе к уху.

— И о чём ты разговаривал сам с собой?

— Это секрет.

— Какая нелепость.

— Aithníonn ciaróg, ciaróg eile.

Я отрываю телефон от уха и обнаруживаю стикер, который он мне нарисовал, и который я засунула в чехол телефона. Я разворачиваю его в тусклом свете.

— Когда ты будешь делать мне мою первую татуировку…

— Когда?

— Да, когда. Я хочу, чтобы помимо жуков ты ещё набил цветы.

— Это начинает превращаться в довольно сложную татуировку.

— Сложная — моё второе имя.

— Твоё второе имя — Сьюзан.

— В том-то и дело, что я хочу сложную татуировку.

Я прилепляю стикер к груди и поднимаю ногу. Штанина моей пижамы спускается вниз, оголив ужасно бледную кожу. Если уж мне суждено быть похожей на привидение, я могла бы хотя бы украсить свою кожу.

— На ноге.

— Нога это довольно большая конечность, Рэйн. Нельзя ли поточнее.

— Эм, я решу ближе к делу.

Джек вздыхает, но не говорит мне «Нет», или «Не думаю» или «Я больше не делаю татуировки». Я снова смотрю на рисунок жука, после чего прилепляю его обратно внутрь чехла телефона.

— Могу я