Ваш покорный слуга кот - Нацумэ Сосэки

– Это называется вытаскиванием змеиных хребтов? — посмеиваясь, сказал Кангэцу-кун.

– Оно самое. Ловко это у них получалось, правда? Потом она сняла крышку, перемешала рис с мясом и подала мне: «Кушайте».

– И ты ел? — холодно спросил хозяин; хозяйка же с гримасой отвращения на лице проворчала:

– Ну, хватит, меня и так уже мутит, теперь есть ничего не смогу.

– Хозяюшка, вам никогда не приходилось есть змеиного мяса, потому и возражаете. Советую попробовать, оно такое вкусное, что всю жизнь помнить будете.

– Очень мне нужно есть такую погань!

– «Наслаждаться обильной едой, забыть про холод, смотреть сколько душе угодно на девушку — что мне еще нужно», — подумал я, и тут девушка мне сказала: «Может, вы ляжете спать?» Усталость давала о себе знать, и я охотно согласился, растянулся во весь рост и, позабыв обо всем на свете, крепко уснул.

– А что же с вами было потом? — Теперь уже хозяйке не терпелось дослушать рассказ до конца.

– А потом… Я проснулся утром, и тут приключилась несчастная любовь.

– Что-нибудь случилось?

– Да нет, ничего особенного. Проснувшись, я закурил папиросу, выглянул из окошка во двор и увидел, что у ручья напротив умывается какая-то «лысина».

– Старик? Или старуха? — спросил хозяин.

– Я тоже никак не мог понять, кто это был, и долго рассматривал «лысину». Но вот она повернулась в мою сторону, и, о ужас! Я даже отшатнулся от окна. Это была моя первая любовь — вчерашняя девушка.

– Но вы же с самого начала сказали, что у нее была прическа.

– Да, накануне была, причем великолепная.

– Не мели чепуху, — сказал хозяин, устремив взор в потолок.

– Я тоже был очень удивлен, мне даже стало немного страшно, и я стал внимательно смотреть, что будет дальше. Наконец «лысина» кончила умываться, взяла парик в виде такасимада, который лежал на камне рядом, и как ни в чем не бывало надела его на голову и спокойно вошла в дом. «Ну и дела», — подумал я и с этой минуты возроптал на свою горькую судьбу, которая послала мне несчастную любовь.

– Ерунда у тебя какая-то получилась, а не несчастная любовь. Кто этому поверит? Вон ты какой веселый и бодрый, а, Кангэцу-кун? — обрушился хозяин на несчастную любовь Мэйтэй-куна.

– Однако, — возразил Кангэцу-кун, — если бы эта девушка не была лысой и сэнсэй смог бы благополучно привезти ее с собой в Токио, то он, наверное, выглядел бы еще бодрее. Ведь, что ни говори, такое горькое разочарование надолго оставляет в сердце след. Но все-таки почему такая молодая девушка осталась без волос?

– Я тоже много об этом думал и пришел к выводу, что это от змеиного мяса. Змеиное мясо заставляет кровь приливать к голове.

– Однако у вас, я смотрю, все в порядке.

– Мне удалось избежать облысения, но зато с тех пор я стал близоруким, — ответил Мэйтэй и принялся тщательно протирать платочком свои очки в золотой оправе. Вдруг хозяин как будто вспомнил о чем-то.

– А где же тут мистика? — спросил он.

– Я до сих пор, сколько ни думаю, не могу понять, то ли она где купила свой парик, то ли нашла. Вот в этом и заключается мистика, — сказал Мэйтэй и снова нацепил очки на нос.

– Как будто послушала настоящего рассказчика, — высказала хозяйка свое мнение.

Я думал, что болтовня Мэйтэя на этом закончится, да не тут-то было: он, наверное, замолчит только тогда, когда ему заткнут рот кляпом. Он продолжал:

– Конечно, я испытал горькое разочарование, если бы я тогда женился на ней, не зная о лысине, она бы потом всю жизнь мозолила мне глаза. Поэтому, прежде чем предпринять какой-нибудь серьезный шаг, надо все хорошенько продумать и взвесить. Ведь бывает и так, что в самый последний момент неожиданно обнаруживаются доселе скрытые недостатки. Ты, Кангэцу-кун, тоже не тоскуй так, не падай духом, не мучайся в одиночестве, лучше возьми себя в руки и точи свои шарики, — посоветовал Мэйтэй.

Кангэцу-кун смущенно проговорил:

– Я не знаю, что мне делать, — только соберусь точить шарики, а они не позволяют.

– Да, да, это ужасно. Но бывают курьезы и почище. Вот, скажем, Робай-кун, который в библиотеку мочиться бегает. Ох, и история с ним произошла.

– А что такое? — сразу оживился хозяин.

– Дело было так. Сэнсэй как-то остановился в Сидзуока в гостинице «Восток — Запад»… Не надолго, всего на одну ночь… ив тот же вечер предложил горничной выйти за него замуж. Я тоже весьма легкомысленный человек, но до такого не дошел. Впрочем, в то время в этой гостинице горничной была известная красавица Онацу-сан, и именно за этой Онацу-сан была закреплена комната Робай-куна, так что в этом нет ничего удивительного.

– Что значит «нет ничего удивительного», ведь это примерно то же, что произошло с тобой на перевале, как его бишь…

– Немного похоже. Говоря по правде, между мной и Робай-куном не такая уж большая разница. Как бы там ни было, он предложил Онацу-сан стать его женой, но, не дождавшись ответа, попросил арбуза.

– Что, что? — удивленно воскликнул хозяин. Да не один хозяин был озадачен. Хозяйка и Кангэцу-кун тоже, как бы сговорившись, почесали затылки и глубоко задумались. Мэйтэй не обратил на это внимания и продолжал:

– Он позвал Онацу-сан и спросил: «В Сидзуока есть арбузы?» — «Даже в Сидзуока есть арбузы», — ответила та и принесла арбуз. Робай-кун, слопав арбуз до последнего кусочка, принялся ждать ответа Онацу-сан, а ответа все нет и нет. Тут у него заболел живот, и сколько он ни стонал, легче не становилось. Тогда он снова позвал Онацу-сан и на этот раз спросил: «В Сидзуока есть врачи?» — «Даже в Сидзуока есть врачи», — ответила красавица и привела доктора по имени Тэнти Гэнко — можно подумать, что этот доктор похитил свое имя из «Книги тысячи иероглифов». На следующее утро боль в животе утихла, перед самым отъездом он снова позвал Онацу-сан и спросил, согласна ли та принять его вчерашнее предложение. Онацу-сан, смеясь, ответила: «В Сидзуока есть и арбузы, есть и врачи, но невест, которых можно найти за одну ночь, нет», — повернулась и ушла. Больше Робай-кун ее, кажется, не видел. После этого он так же, как и я, разочаровался в любви и стал ходить в библиотеку только затем, чтобы помочиться. Если подумать хорошенько, то станет ясно, что это женщины во всем виноваты.

Хозяин вдохновился и заговорил, что с ним случалось весьма редко.

– Истинная правда. Недавно я читал пьесу Мюссе. Ее герой, цитируя римских поэтов, говорит: «Что легче пера? — пыль. Что легче пыли? — ветер. Что легче ветра? — женщина. Что легче женщины? — ничто». Хорошо сказано. С женщиной никакого сладу нет.

Хозяйка не согласилась с мужем.

– Вам не нравится легковесность женщины, но и в тяжеловесности мужчин хорошего тоже мало.

– Тяжеловесность? Что это значит?

– Тяжеловесность есть тяжеловесность. Такая, как у вас.

– Почему же я тяжеловесен?

– А как же, конечно тяжеловесен, — начался забавный спор. Мэйтэй с любопытством следил за супругами и наконец раскрыл рот:

– Наверное, это и есть настоящая семейная жизнь: нападки, оправдания, споры, красные лица. Несомненно, в старину супружеская жизнь была лишена такой прелести.

Из его слов невозможно было понять, то ли он смеется, то ли хвалит моих хозяев. Но он этим не ограничился, а, по обыкновению, стал многословно пояснять свою мысль:

– Говорят, что в старину не было женщины, которая бы осмелилась перечить мужу, и я не вижу в этом ничего хорошего — это же все равно что жениться на немой. Мне бы очень хотелось, чтобы мне говорили, как сейчас сказала хозяйка: «Конечно, тяжеловесен», — или еще что-нибудь в этом роде. Ведь этак от тоски умрешь, если, имея жену, не поругаешься с ней иной раз. Моя матушка только и говорила отцу «да» и «слушаюсь». За те двадцать лет, которые они прожили вместе, никуда не ходила, кроме храма. Это же ужасно! Зато она знает на память все посмертные имена наших предков. В отношениях между мужчиной и женщиной было то же самое. Во времена моей юности было совершенно недопустимо играть с предметом своей мечты в одном оркестре, как это делает сейчас Кангэцу-кун, и так далее.

– Очень жаль, — понурил голову Кангэцу-кун.

– Конечно, жаль. К тому же это вовсе не значит, что тогда поведение женщин было лучше, чем теперь. Хозяюшка вот сейчас шумит, что гимназистки распустились. А в старину еще похуже случалось.

– Неужели? — серьезно спросила хозяйка.

– Конечно. Я не просто так болтаю — у меня есть факты, а против фактов не пойдешь. Кусями-кун, не знаю, помнишь ли ты, еще в те времена, когда нам было по пять-шесть лет, девочек, как тыквы, носили в корзинах на коромыслах и продавали. Помнишь?

– Я этого не помню.

– Не знаю, как у тебя на родине, а в Сидзуока такое было.

– Да быть этого не могло, — тихо проговорила хозяйка.

– Правда? — недоверчиво спросил Кангэцу-кун.