Зимний Фонарь (СИ) - Карнов Тихон

За спиной виднеется коридор. На полу лежит пара собранных сумок. Через полчаса они оказываются в багажнике, а Анастази — за рулём. В половине восьмого «Фазорд» выезжает с парковки, оставляя Гейнсборо в одиночестве встречать последний безмятежный рассвет.

За несколько метров до съезда к больнице виднеется оцепивший дорогу кордон. Состоит он из пары развёрнутых «Грачей» и красморовского патруля. Издалека красноватый свет линз напоминает блуждающие огни.

Анастази выжимает тормоз.

— Какого…? — недоумевает она и выбирается из машины. Подойдя к одному из охотников, раздражённо взмахивает рукой: — По какому поводу собрание? Эй, мне нужно ехать! У меня разрешение от господина…

— Зи, — устало начинает Эйлине, — ты нам, конечно, помогла, но сейчас этим разрешением можно разве что подтереться: в больнице происходит зачистка, и мы туда не то, что впустить никого не можем, но и выпустить тоже.

— Зачистка? — ошеломлённо переспрашивает девушка и едва не роняет распечатку. — Что это значит?

— В ночь был зафиксирован скачок элегии, в связи с чем все, кто находился в больнице, погибли, — отвечает охотница. — Сейчас тебе здесь делать нечего: я не Марк и не буду закрывать глаза на твоё хамство. Не волнуйся, если твой брат выжил, мы вернём его домой.

— Если, — раздражённо повторяет Лайне и возвращается к «Фазорду».

Через зеркало заднего вида она видит огромную тень, надвигающуюся на кордон. Лес замирает в тревожном неведении. Сердце беспокойно ёкает. Анастази не сразу заводит машину — вместо этого она ещё с минуту стоит на месте. Бьёт по соседнему креслу. Приспускает респиратор, когда становится нечем дышать. До боли закусывает кулак, когда из глаз выбегают слёзы.

Эйлине не сходит с места, пока иномарка не скрывается из вида. После она приподнимает маску и, зажав толстогубым ртом сигарету, закуривает.

— Своенравная, — слышит она над ухом. — Откуда у ней столько гонора?

— Как откуда? От Дайомисса, — без задней мысли отвечает Зима, думая о чём-то своём. — Он послушником обучался у её почившего отца.

— Geache, родственные связи… Я так и думал, — усмехается голос. — Не угостишь сигареткой?

Женщина в готовности протягивает пачку и поворачивается. Лицом к лицу сталкивается с белоснежной маской. На мгновение синева линз ослепляет её. Дезориентирует.

Капитан спрыгивает с капота. Делает подсечку, и охотница падает. Клюв трескается. Слетает. Рассыпается копна каштановых волос.

— Кемром, — раздражённо цедит охотница. Ненависть пеленой затемняет карие глаза. Эйлине сплёвывает, пытаясь подобраться. — Я так и думала, что…

Через небольшой зазор, что остался меж днищем броневика и дорогой, Зима видит неподвижные тела других агентов: каждый из них убит выстрелов в голову. Едва женщина отмирает, как с другой стороны в асфальт вгрызаются огромные спицы.

Утилизированные роботарии. Странники называют их падальщиками: паразиты, воссозданные из отходов электроники. Руки их заменены заточенными лезвиями; передвигаются они на четвереньках: у большинства нет задних конечностей, и вместо них либо протезированные копыта, либо колёса. Лица заменены звериными масками.

Подобные создания чаще всего принадлежат мародёрам с Нулевой Высоты. Подчиняются им же. За счёт простоты ремонта и модернизации, численность падальщиков практически не сокращается.

Внезапно пара монструозных протезов хватает охотницу и ставит на колени. Дёргая за волосы, поднимает голову. От боли и неожиданности Эйлине шипит — дюжина механических глаз устремляется на неё.

— Ей понадобятся твои глаза, — хрипит Кемром, пока охотница пытается вырваться. Под маской слышится хищный смешок. Растягивая момент, мужчина медленно наклоняется к красморовице и тыльной стороной ладони гладит её по щеке. Из запястного браслета тем временем выскакивает лезвие. Острое, почти незаметное. Едва кажется, что капитан собирается смилостивиться над воительницей, как он заносит руку и перерезает той горло. Молниеносно, быстро. После мужчина берёт убиенную за подбородок и забирает её глаза. — Saj erevo, chemert.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Роботарии ещё несколько мгновений удерживают охотницу, после чего толкают на асфальт. Больше Эйлине не поднимается. Падальщик с лисьей мордой поднимается во весь рост и выпускает из живота пару вспомогательных рук — ими он держит литровые канистры с горючим. Второй роботарий, с совиной головой, ставит на капот броневика возожжённую фиалкой кадильницу.

— Другого от тебя я и не ожидала, — скептически замечает Рагнара и, убрав винтовку за спину, подходит к трупам. — С чего ты вообще решил, что ей нужны глаза?

— А почему нет? Своих же у неё нет. Ты же сама говорила, что необходимо проявить к ней благодарность… так что, если бы у неё не было языка, я бы приносил языки, ушей — уши…

Эскельсон, прерывая его, поднимает руку:

— Я тебя поняла, — и сверяется с часами. Падальщики заинтересованно окружают её. Отречённая снимает маску, подставляя ветру выжженную плоть, и подбирает белоснежный клюв. — Готов к последнему акту?

Женщина снимает с красморовицы крылатку и армейский жетон. Когда на трупе остаётся лишь городской камуфляж, капитан поднимает с капота кадильницу и бросает в тело. Пламя молниеносно поглощает пропитанную бензином форму.

— А у меня есть выбор? — парирует Кемром и смотрит на разрывающийся помехами радиоприёмник. Давится горьким смешком. — Кажется, у них начались проблемы и без нас.

Эпизод третий

Балтийская Республика: Линейная

больница Святой Адеолы

12-30/994

Чужие воспоминания гремят стагетскими выстрелами в барабанных перепонках. Фосфенами мелькают пылающий замок и летящие «Снегири». Бомбардировщики вспарывают небеса, выпуская элегию. Токсин накрывает Стагет и весь Синекамский дол. Обжигающий холод выкалывает глаза. Закрыть бы лицо руками, но поздно — глаз уже нет. Беззвучный крик сливается со всполохами сирены.

Элиот с глухим хрипом подрывается с кушетки. Со сбившимся дыханием и колотящимся в агонии страха сердцем. Мокрый от холодного пота, он смотрит по сторонам. Когда глаза по-настоящему открыты, тьма кажется слепотой. Только спустя несколько мгновений пелена рассеивается, и процедурная перестаёт походить на размытое пятно. Снаружи до непривычного тихо: ни мигалок с рёвом карет, ни коридорных разговоров…

Переборов слабость, Элиот припадает к подоконнику. Ничего, кроме заставленной стоянки, невидно. Снаружи уже светает — на часах около семи. Несмотря на то, что реминисценография давно закончилась, трубка капельницы всё ещё тянется к руке. Парень самостоятельно вытаскивает иглу из «бабочки» и закрывает последнюю бинтом.

Закутавшись в кофту, он покидает процедурную. Больница встречает его тишиной. Такой, какой прежде здесь не было. Соседне палаты пусты; лишь на некоторых койках видны неподвижные фигуры. Эхо собственных шагов бьёт по ушам.

Из столовой слышатся бой посуды и звон стекла. Падает поднос со столовыми приборами. Гремят кастрюли. Одна из них опрокидывается. Элиот, тая надежду встретить хоть кого-нибудь, тянется к дверной ручке — из-под двери течёт красная субстанция. Парень отшатывается. Наклоняется, смотрит под ноги.

— Суп? — предполагает он и морщится. — Да ну на…

Впереди мелькает чей-то силуэт. Брюнет оборачивается. Захлопывается дверь общего санузла. Откуда-то доносится звук, похожий одновременно на смех и плач.

— Да чтоб меня… Эй, здесь есть кто-нибудь? — злится парень, взывая к окружающим. Нехотя движется к уборной. — Меня кто-нибудь слышит?

Дверь со скрипом поддаётся. Почитатель прокрадывается — протофонный фонарик начинает мигать. Когда парень пытается перезапустить приложение, устройство неожиданно выключается. Только Элиот включает его повторно, как в нескольких метрах от него слышится всхлип. Лайн поднимает голову — перед окном стоит Даналия. Форма её помята, а волосы растрёпаны.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Посмотри, как красиво, — зачарованно глядя в окно, шепчет Анера. — Говорят, из-за Воздействия повышается уровень естественного освещения, и наступает вечная белая ночь. Разве это не чудесно?