Банзай, земляне! - Григорий Дондин

– Да я и сам не в восторге, но погодить всё равно надо. Такое мое командирское решение.

Гондола скинула скорость и неторопливо выкатилась на очередную станцию. Здесь над перронами стелилась уже знакомая туманная пленка. Монорельс взрезал дымку, будто речную гладь. По туману, как по воде, в обе стороны покатились мелкие волны. Похожие на богомолов создания с хрустом и лязганьем поедали орочьи трупы. Лишь двое из них прервали пиршество ради того, чтобы взглянуть на пассажиров гондолы. Остальные как ни в чем не бывало продолжали работать мощными челюстями и длинными острыми шпорами на передних лапах. Хрусть, хрусть, хрусть! Орочьи косточки лопались, как орехи в пассатижах. Бронированный зверь напрягся, заворчал, повернул голову к богомолам. На пленников он теперь смотрел вполглаза. Чувствовалось, что ему хочется прыгнуть на перрон и сцепиться с насекомообразными.

– Взять их! Взять!

– Фас, собачка! Порви этих членистоногих!

К великому огорчению разведчиков, зверь совладал с охотничьим азартом и усидел на месте. Два богомола, обративших внимание на монорельс, словно в салюте, воздели кверху передние лапы, увенчанные саблеподобными шпорами, коротко взвизгнули несколько раз, а затем вернулись к трапезе. Мазёвый в порыве отчаяния схватил луч-мастер и всадил заряд в бок одного из чудищ. Тут же схлопотал по затылку тяжеленной бронированной лапой и на пару секунд утратил контакт с реальностью. Подраненный демон кинулся в погоню. Зацепил токопроводящий рельс и с визгом вздыбился в электрической агонии. Стычки, о которой было возмечтали бойцы, так и не произошло. А как хотелось улизнуть под шумок!

Миновав еще три развилки, гондола вновь оказалась в длинном глухом туннеле. Станций на пути больше не попадалось. Освещение заметно снизилось. Лишь изредка над головами бойцов проносились одинокие фонари. Впереди что-то вспыхнуло мягким сине-зеленым светом. Раз, другой. Массивное тело зверя заслоняло обзор, не позволяя разведчикам увидеть источник странных вспышек. Они становились всё чаще, всё ярче. Сине-зеленые стали чередоваться с желто-оранжевыми. К ним прибавились багровые, белые и фиолетовые. Минут через пять отдельные вспышки перешли в непрерывное свечение, оттенки которого менялись произвольно и неритмично. Создавалось впечатление, что навстречу монорельсу по туннелю катятся разноцветные яркие волны. Какого-то конкретного источника этого феномена не существовало. Горел и сиял сам воздух.

– Как-то всё это пугающе красиво, – сказал Че Паев, глядя по сторонам. – Я вот думаю, не к добру здесь праздничная иллюминация.

– Дело дрянь, – подтвердил Мазёвый.

– Знаешь, что это?

– А ты в школу вообще ходил?

– Пока не выгнали, – равнодушно кивнул Че Паев.

– Это северное сияние.

– Да иди ты! Откуда под землей такое чудо?

– Зуб даю, что это оно и есть! Токопроводящий рельс создает магнитные возмущения, а нам навстречу идет сильное гамма-излучение. Радиация плюс магнитные поля – вот тебе и северное сияние под землей.

Че Паев состроил кислую рожу.

– Радиация, говоришь?

– Ага.

– К реакторам нас, что ли, везут?

Вопрос остался без ответа. Минут через пять Мазёвый сказал:

– В воющей башне, еще до начала бомбардировки, как раз гамма шкалила.

– И что?

– Ничего. Просто пытаюсь понять, что это за дом такой запретный, куда мы едем. Культовое место, надо полагать. Вроде башен, только под землей.

– Значит, казнят нас с шиком и помпой, – рассудил Че и уставился на разноцветные всполохи.

– Особо затейливым способом. За-ради банального четвертования нас бы в такое место не потащили.

– Как считаешь, таблетки от облучения, которых мы после бомбежки наелись, еще действуют? – спросил Че, все так же глядя на потоки гамма-частиц, сияющие в магнитных полях монорельса.

– Наверняка действуют, а что?

– Хотелось бы умереть мужчиной, а не лысым импотентом.

Оба нервно рассмеялись.

Сияние впереди стало ярче, ровнее и монотоннее. Над всеми прочими возобладал белый свет. Гондола сбавила скорость и плавно выкатилась из туннеля в огромное помещение. В вышине сверкал куполообразный потолок из хрусталя или какого-то похожего материала. В нем отражались закрученные спиралями радуги, беспорядочно пронзающие свободное пространство во всех возможных направлениях. Помимо радуг купол отражал крышу большого здания, имеющего форму семиконечной звезды. Каждый из лучей оканчивался пухлой округлой башней. В куполе над каждой башней зияло черное отверстие. Эти дыры резко контрастировали с общим полупрозрачным сверкающим фоном. Как ляпки мазута на зеркале. Эдакие врата во тьму. От верхушек башен то и дело вздымались спиральные радуги и вонзались в черноту отверстий. Самого здания разведчики пока не видели. Оно находилось намного ниже того уровня, на котором двигалась гондола.

Монорельс скрипнул в последний раз и остановился. Под днищем защелкал некий механизм. По звуку – большой замок. Бойцы чувствовали, что теперь прямо под ними едва ли не бездонная пустота. Перегнувшись через борта, они увидели уходящие далеко вниз гладкие хрустальные стены. Прямо под гондолой темнели металлические направляющие подъемного механизма. На дне исполинского хрустального колодца плескалась вода. Целое озеро круглой формы, в центре которого возвышалось семиконечное здание, созданное из того же полупрозрачного сверкающего материала. Натурально, хрустальный дворец на воде. От него к стенам тянулась паутина блестящих воздушных мостов, расположенных на разных уровнях. И повсюду ветвились перекрученные радуги, внутри которых плыли темные фигуры орков и зверей. Гондола, закрепленная в подъемнике, с тихим жужжанием поехала вниз.

Достигнув воды, подъемник с щелчком выпустил гондолу из своих объятий. Тихо заурчал еще какой-то механизм, и монорельсовый вагончик поплыл к хрустальному дворцу, как обыкновенная лодка. При взгляде снизу сверкающее здание, обвитое мостами и радугами, производило еще более фантастичное и величественное впечатление. Разведчики глазели на сказочный антураж чуть ли не с открытыми ртами. На полпути к дворцу Мазёвый опомнился и пихнул Че Паева в бок.

– Позырили на запретный дом – и будя, – он кивнул на широкий арочный проем в одной из стен колодца. Оттуда в озеро поступала вода. – Сдергиваем отсюда, пока красивая сказка не стала страшной. На счет три сигаем за борт и бодрыми карасями вон в ту дыру. По воде эта скотина за нами не погонится, а погонится так не страшно. Из-за брони утюгом на дно булькнет.

Че Паев никак не среагировал. Даже не кивнул.

– Замысел понятен? – спросил Мазёвый, наполняясь самыми скверными предчувствиями. Глянув на окровавленное, изрезанное лицо товарища, он увидел неподвижную маску. Только жилки под кожей бились в бешеном ритме. На лбу и верхней губе проступили капли пота. – Ты чего, брат?

– Что-то не то со мной делается, – едва шевеля губами, выдавил Че. Мазёвый тряхнул его за плечо. Беспокойно повторил:

– Ты чего? А?

– Даже пальцем шевельнуть не могу. Как парализовало. Плыви один.

– Ни фига! – запротестовал Мазёвый, ощущая, как и его мышцы стягивает от странного напряжения. – Вместе держаться будем.

Он попытался ухватить Че Паева под руку, чтобы вместе с ним перевалиться за борт. Ничего не вышло. В считаные секунды тело вышло из подчинения. Не просто одеревенело, а как бы исчезло. Боец знал, что оно есть, но совершенно не чувствовал его. Он стал голым сгустком сознания, подвешенным в воздухе. Зверь продолжал беспристрастно наблюдать за своими пленниками. Гондола неторопливо взрезала носом мелкую волну. Над головами проплывали хрустальные мосты, подвешенные на разных уровнях. Бродящие по ним редкие часовые в черных с золотом килтах бросали любопытные взгляды на пассажиров странной лодки. Воздух бесшумно пронзали спиральные радуги. Башни дворца надвигались сверкающей громадой.

На хрустальной пристани их поджидали два офицера-храмовника с короткоствольными луч-мастерами в кобурах и худощавый старик в золотом килте. Он был похож на того орка, которого разведчики посчитали орочьим папой римским. А может, это папа и был. Завидев землян, офицеры перекинулись несколькими негромкими фразами. Их лица отразили холодную, обузданную разумом ненависть. Старик смотрел на людей очень пристально, но совершенно беззлобно. Легко было догадаться, что именно его воля в этот момент сковывает тела разведчиков надежнее, чем самые тугие смирительные рубашки. Сами того не желая, бойцы поднялись на ноги. Будто две куклы на веревочках. Странно было осознавать, что тело совершает действия независимо от намерений и приказов мозга. Сигналы, посылаемые по нервам в мышцы, мгновенно отвергались, не вызывая ничего, кроме легкой колющей боли. И эта боль была тем единственным ощущением, которое доказывало существование тела. Ничего иного бойцы не чувствовали. Однако же всё видели, всё слышали, переживали эмоции и сохраняли способность к мышлению. Воздействие старика было избирательным. Не тратя сил на полное подчинение, он ограничился контролем двигательных центров и тех участков мозга, которые отвечают за ощущения, необходимые для координации действий.