Розалина снимает сливки - Алексис Холл

встретили другого человека в другой период своей жизни. Но если ты счастлив, это не имеет значения.

Ален неопределенно хмыкнул.

– Знаешь, – продолжила Розалина, – не хочу, чтобы это выглядело так, будто я указываю твоей бывшей, что она должна чувствовать. Но сексуальность не должна определяться синдромом упущенной возможности.

– Знаю. Но ей иногда было интересно, и я думаю, что ей было бы легче, если бы у нее был безопасный способ… узнать наверняка.

– Есть места, где можно познакомиться с людьми. Реальные и виртуальные. Но я не могу дать больше советов, потому что все люди разные.

Он оперся на локоть и провел рукой по изгибу ее бедра.

– Не волнуйся. Ты очень добрая. Подозреваю, что она была бы счастливее, если бы была больше похожа на тебя.

И прежде чем она успела спросить, что именно он имел в виду, он вдруг стал очень, очень ее отвлекать.

Воскресенье

Розалине не хотелось сглазить, но все шло довольно хорошо. Она приготовила три разных вида теста для печенья, джем застывал, и Марианна одобрительно отметила количество алкоголя, которое она использовала.

На другом конце бального зала Клаудия, которая осталась для Розалины полной загадкой, не считая смутно выдающейся карьеры и неинтересного подхода к скульптуре из хлеба, вела разговор плана «Нет, у меня не было времени попрактиковаться» и «Вы считаете, это хорошая идея?» с Грейс Форсайт и судьями.

– Нет, – сказала она, – это явно плохая идея. Но это не стратегическое решение. Я не смотрела шоу и подумала: «Каждый раз, когда кто-то пробует печь то, что раньше не пробовал, у них получается исключительно хорошо, и судьи остаются под большим впечатлением». К сожалению, у меня была напряженная неделя, а иногда это как раз то что нужно для заварного крема.

Розалина была занята отмериванием порции ирландского сливочного ликера, который, не будь они на Би-би-си, назывался бы сливочным ликером «Бэйлис», но вместо него был ликер «Подойдет любая другая марка сливочного ликера».

– Итак, парень. – Уилфред Хани приземлился у стойки Алена, и голова Розалины поднялась в полууместном любопытстве. – Что ты приготовил для нас? Это лаванда, как я вижу? Коварная штука эта лаванда.

Ален прервал свои приготовления.

– Думаю, что мой подход к заданию может показаться необычным. Видите ли, я рос в семье, где не ели печенье. Поэтому хочу сделать очень простую основу, но со вкусами, которые напоминают мне о детстве.

– И какие же это вкусы? – спросила Марианна Вулверкот. – Мы уже знаем, что ты отличный пекарь. Поэтому возлагаем на тебя большие надежды.

– Боюсь, что это по большей части травы. – Ален одарил камеру обаятельным взглядом. – Но мне очень важны запахи – моя мама любит лаванду, розмарин напоминает о том, как в детстве я помогал ей готовить воскресные обеды, а мед навевает мысли об английском лете в деревне. О долгих послеобеденных часах, когда кажется, что школьные каникулы никогда не закончатся.

Уилфред Хани одобрительно закивал.

– Какая милая история. Признаюсь, я и сам неравнодушен к медовым печенюшкам.

– Да, – добавила Марианна Вулверкот. – Это довольно толковая интерпретация задания. Очевидно, что не все задачи, которые мы ставим, подходят всем одинаково, и важно оставаться верным своему кулинарному внутреннему голосу. Доведи его до совершенства, и может получиться нечто особенное.

Вот черт. Ален снова победит, не так ли? Возможно, он был прав, и Розалине следовало больше следить за конкурентами. Тогда она была рада помочь, и, если рассуждать абстрактно, все еще считала это правильным поступком. Но какой же идиоткой она будет себя чувствовать, если проиграет «Пекарские надежды» из-за того, что дала мужчине, с которым спала, непрошеный совет в момент, когда он казался уязвленным.

– Черт возьми, приятель, – сказал Гарри, проходя мимо стойки. – Здесь пахнет как на винокурне.

– Да, я хотела показать судьям что-то оригинальное, и поэтому решила добавить алкоголя.

Он заглянул в миску, где она смешивала свежеохлажденный ежевичный джем со щедрой порцией неопределенного аналога шамбора.

– Знаешь что? Ты гений, потому что я никогда бы не додумался добавить выпивку в джемовую начинку.

– Одна из многих вещей, которым я научилась у Лорен, это то, что выпивку можно добавлять во все что угодно.

Затем до нее дошел смысл его слов, она покраснела и смутилась.

Поскольку ее мать, как и мать Аарона Бурра, была настоящим гением, ее семья всегда оберегала этот термин и, конечно, никогда бы не применила его к выпечке.

– Спасибо, – добавила она. – У меня было хорошее предчувствие в начале недели, но в итоге вечно сомневаешься, правда?

– Каждый чертов раз. – Он пожал плечами. – Вчера, во время выпечки вслепую, я был в отличном настроении. А после нее чувствовал себя, как настоящий кретин. Все время думал: вымесить или не вымесить, поставить на десять минут или поставить на двадцать. Не мог перестать задавать себе вопросы до последней минуты, а в итоге приготовил дерьмо. Иногда бывает и так, да?

Слегка озадаченная, она перевела на него взгляд. Его готовность признать собственную неуверенность не переставала обезоруживать ее. Это было так не похоже на всех остальных людей в ее жизни.

– Ну, разве что чуточку. Но, может быть, не так уж все плохо?

– Наверное, просто я такой. Если честно, всегда немного волнуюсь.

Будучи дочерью двух врачей и имеющая примерно пятую часть медицинского образования, Розалина не была уверена, что дело лишь в волнении. Но это было не то, о чем можно было спросить человека, который находился в разгаре конкурса «Пекарские надежды».

– Кстати, Амели понравился краб, – сказала она вместо этого, надеясь его подбодрить. – Однако ей почему-то понравилось отрывать ему одну ногу за другой.

Он усмехнулся, и распрямил плечи.

– Дети – они такие. Эшли в детстве мучила желейных кроликов. Мама была уверена, что она вырастет серийной убийцей. Но в итоге обошлось. У людей обычно так и бывает.

– Считай, что у тебя готово начало очень хорошей книги по воспитанию детей.

– Какое? Что люди в итоге вырастают нормальными?

– Это как раз то, что я хочу слышать почти каждый день.

– А, ясно. – Он задумался, а затем одарил ее медленной улыбкой, от которой таяло сердце и которую Розалина твердо отказалась замечать. – Подойди к моей духовке, и я все тебе расскажу.

В бальном зале раздался гудок.

– Черт, мое печенье вот-вот будет готово. Значит, его захотят снять на случай, если я его уроню. А я, скорее всего, уроню, потому что не хочу его ронять, и тогда я стану тем парнем, который уронил печенье и заплакал.