Сметенные ураганом - Татьяна Осипцова

– Ты просто невыносимый тип! Знаешь, если ты не вернешься, я не буду страдать.

– I'll be back, – нарочито пробасил он и скрылся за дверью.

Глава 17

Спустя два месяца во время воскресного визита с чаепитием Светлана сообщила близким, что вновь выходит замуж. Соня кинула на сестру гневный взгляд и, не сказав ни слова, вылетела из комнаты. Тетя Поля прослезилась и покачала головой, Миша смотрел только в чашку, мама недовольно поджала губы.

Одна Маня встретила известие с улыбкой:

– Светочка, конечно, вроде бы слишком это быстро, но… Мы не вправе осуждать тебя. А Юру я всегда считала очень хорошим и чутким человеком. Надеюсь, вы будете счастливы.

Позже, наедине, Ольга Петровна недовольно спросила у дочери:

– Опять из-за денег?

– Мама!

– А я думаю, что так!

– Ты ничего не знаешь, мамочка. Юра давно за мной ухаживал, еще когда Олежка совсем крохой был.

– Что ж ты тогда за него не вышла?

– Ну, мало ли… Зато теперь выхожу! Или ты считаешь, я должна похоронить себя после смерти мужа? Траур соблюдать многие годы?

– Какой уж траур, будто я тебя не знаю! Но вот не верю я, что ты по любви…

– Юра мне нравится. А что касается денег… Порадовалась бы, что дочь в богатстве будет жить.

– А разве это главное? – покачала головой Ольга Петровна.

– Я выхожу замуж, и точка! – отрезала Света. – И можешь не говорить, что большие деньги честно не зарабатываются. Знаю. Но мне плевать! Я буду жить так, как вам и не снилось, и уверяю тебя – буду счастлива!

Медовый месяц новобрачные провели в Париже. Светин загранпаспорт был готов как раз ко дню свадьбы, и прямо с банкета в клубе молодожены отправились в аэропорт.

Отель «Ритц» снаружи не показался Светлане чем-то сногсшибательным.

– Наша «Астория» в три раза больше, – обронила она, вступая под сень маркизы со знаменитым на весь мир логотипом.

– Зато рядом мекка модниц – Рю де ла Пе, Дом Шанель, бутики Картье и других всемирно известных фирм, – с улыбкой проинформировал Юра.

В апартаментах он подвел ее к огромному, до пола, окну.

– Знаменитая Вандомская колонна.

Света выглянула на площадь и пожала плечами.

– Наша Александрийская повыше будет, и эта к тому же какая-то зеленая, неухоженная.

Зато сам номер привел ее в восторг. Такое она только в музеях видела. Да что там в музеях! В музее всегда понимаешь, что эта резная мебель – старье, которого лучше не касаться руками, а то рассыплется. А здесь она усаживалась в золоченое кресло и бросала сумочку на инкрустированный настоящим перламутром столик; плескалась в отделанной мрамором ванной комнате, размером превосходящей ее прежнюю спальню; нежилась на царского размера кровати, устроенной в задрапированном золотистой парчой алькове под расписанным херувимами потолком.

– Хочу всегда жить в такой красоте, – заявила на второй день Света.

– Хочешь остаться в Париже, моя прелесть? Боюсь, не получится. Я приезжаю сюда только отдыхать.

– Нет, я хочу такую обстановку в доме. И расписные потолки, и эти ковры на стенах…

– Гобелены, – поправил Юра.

– И хрустальные люстры, и мебель… Здесь красиво, как в Зимнем дворце.

– Не слышал, чтоб там сдавали комнаты, – хмыкнул он.

– Я серьезно. Неужели возвращаться в мою квартирку после этого?

– Нет, конечно. Думаю, мы будем жить на Каменном острове.

– На Каменном? О-о! Там шикарные дома для всяких шишек. Ты купил там дом?

– Нет. Я купил разрешение его построить.

Впервые очутившись за границей, Света была поражена тамошними магазинами. Она-то думала, что теперь в Питере можно купить все, однако отсюда, из Парижа, изобилие российских прилавков казалось убожеством. Она нарочно заходила в продовольственные лавки и на глазок прикидывала количество сортов сыра, колбас, молочных продуктов. В ресторанах перепробовала все, заказывала каждый день разные блюда, недоступные ей прежде деликатесы.

– Растолстеешь – тут же с тобой разведусь, – шутливо стращал Юра. – Не забывай, сколько у тебя красивых новых платьев. Если будешь так наедаться, их придется выбросить.

Муж не жалел на Свету денег, накупил ей кучу шикарных вещей на Рю де ла Пе и в Галерее Лафайет, где они провели целый день. Шереметьеву доставляло видимое удовольствие развалиться в кресле модного салона и, пролистывая журнал, ожидать, когда жена выплывет из примерочной. Повертевшись перед ним, она кивала вопросительно: «Ну как?» Он придирчиво, со знанием дела отбирал платья, костюмы, пальто – а она поражалась, что мужчина может столь тонко чувствовать женскую моду. Юрий умел выбрать оригинальные и безупречно подходящие к наряду аксессуары. В ее шкатулке появилась и стильная бижутерия, и настоящие драгоценности. Одетая с безукоризненным вкусом, Света ощущала себя королевой и то и дело ловила на себе заинтересованные мужские взгляды. Впрочем, не могла не заметить, что и на ее мужа женщины обращают внимание.

Однажды они решили перекусить в уличном кафе на авеню Рузвельта, неподалеку от Елисейских полей. Со стороны столики под тентами прямо на тротуаре смотрелись симпатично, на деле Свете показалось слишком тесно, да еще машины проносились буквально в двух шагах. Почти все места были заняты. Когда они, наконец, уселись и официант принял заказ, Света заметила, как две девушки за соседним столиком пялятся на Юру. Она огляделась, сравнивая мужа с присутствующими, и высказалась:

– Знаешь, Юр, я не ожидала, что среди французов так мало высоких и симпатичных, и эта нарочитая небрежность в одежде… Ты на их фоне смотришься настоящим денди.

– Впервые слышу от тебя что-то похожее на комплимент, – ухмыльнулся он.

– А женщины здесь совсем не так хороши, как их всегда расписывают. Ты заметил, молодые чуть не все поголовно с распущенными патлами, в рваных джинсах и с громадными холщовыми торбами, вроде этих, – покосилась она на соседний столик. – Только дамы постарше похожи на то, что нам показывают в кино. И еще, здесь слишком много негров и арабов.

– Не удивляйся, дорогая, во всем мире так, – пожал плечами Юра. – И везде к ним относятся достаточно лояльно. Это у нас, в стране, семьдесят лет проповедовавшей интернационализм, люди шарахаются от чернокожих. И все-таки, признайся: Париж оправдал твои ожидания?

Света помедлила с ответом.

– Здесь красиво и как-то удивительно спокойно, – наконец сказала она. – Будто никто никуда не спешит, будто только и дел у них, что по магазинам шататься да в кафе сидеть. Им бы наши заботы…

– Забудь, дорогая. – Юра потянулся через столик, накрыл ее ладонь своей и легонько сжал. – У тебя больше нет забот. Наслаждайся жизнью.

Они посвящали свои дни осмотру достопримечательностей, отметились везде, где полагается побывать туристам: Эйфелева башня и Нотр Дам, Дом Инвалидов и Триумфальная Арка, Монмартр и Центр Помпиду. А то просто гуляли, заглядывая в магазины и отдыхая в уличных кафе. У Юры были заказаны билеты в Оперу, где, отдав должное роскоши зала, Света откровенно скучала – зато представление в «Лидо» ей очень понравилось.

Музеи Парижа не вызвали особенного восторга. Лувр показался слишком мрачным по сравнению с блестящим великолепием родного Эрмитажа, и ей вовсе не понравились стеклянные пирамиды в его дворе.

– Кошмар! Представляешь, у нас на Дворцовой такого понастроят?

– Не понастроят, – покачал головой Юра. – Наши более консервативны, чем это принято считать.

Каждый день дарил Свете новое открытие, и она была благодарна мужу. Конечно, по обыкновению, Юра частенько подтрунивал над ней, обвинял в невежестве или в отсутствии чувства прекрасного. Спрашивая ее мнение о какой-нибудь выставке, которую они только что посетили, внимательно выслушивал, а после потешался, уверяя, что она как всегда обратила внимание как раз на то, что внимания не стоит.

Света горячо возражала:

– Я люблю вещи конкретные и картины, на которых можно понять, что нарисовано. А этот Пикассо… А уж Дали! Кстати, ты обратил внимание – у них у всех были русские жены?

– Должно быть, именно русские женщины дарят художникам столь причудливое вдохновение, – подмигивал Юра.

Казалось, ему доставляет неописуемое удовольствие показывать ей Париж. Так ребенку дарят что-то новое и с интересом следят за реакцией. Он постоянно наблюдал за ней. Порой, внезапно оборачиваясь, Света ловила на себе странный взгляд мужа. И однажды, не выдержав, спросила:

– Почему ты всегда так смотришь на меня?

– Любуюсь, – лживо улыбнулся он.

– Так не любуются. Ты как будто чего-то ждешь от меня. Чего?

– Ничего, – пожал он плечами.

«Конечно, ему нечего ожидать, – мысленно согласилась она, – и нечего желать. Все у нас прекрасно. Даже лучше, чем можно было себе представить».

Света нисколько не раскаивалась, что вышла замуж за Шереметьева. Он положил к ее ногам весь этот недоступный прежде мир: Париж, отели и рестораны, дорогие наряды и драгоценности… Он постоянно находился рядом, и днем она почти не вспоминала Мишу, тот его нарочито вежливый взгляд, когда он подошел поздравить ее после регистрации.