Моя дикая страсть - Юля Гром

реанимации полежит. Утром, если все хорошо будет, переведем в палату.

Мы с Метином выдыхаем с облегчением. Глаза наполняются слезами радости, а сердце бешено стучит. Я готова прыгать от счастья.

— А вы тут не торчите. Весь коридор забит твоими охранниками. Расходитесь давайте. Девочка, поезжай домой. Сегодня все равно не пущу к нему, — обращается ко мне Гинзбург, слегка похлопывая по плечу.

— Рюзгар, — рявкает на сына Метин. — Почему ты еще здесь? У тебя дел, что ли, нет. Выясни, что удалось узнать по снайперу, и журналистов разгони. Хватит тут без дела прохлаждаться.

Рюзгар, чертыхнувшись и окинув нас недобрым взглядом, направляется к выходу. Без его агрессивной энергетики становится легче дышать.

— Метин, пойдем ко мне в кабинет. У меня бутылочка отличного коньяка дожидается своего часа. Пойдем поболтаем. Ты редко ко мне наведываешься.

— Да к тебе чем реже попадаешь, тем лучше, — ворчит свекор. — А вот от рюмки коньяка не откажусь.

— Даже не сомневался, — похлопав по плечу Метина, старик показывает, где находится его кабинет.

— Иван Сергеевич, я хочу здесь остаться. Можно мне к Батуру? — подбегаю к врачу, пока он не скрылся из виду.

— Неугомонная, сказал же, не пущу, — слегка повышает на меня голос. — Ты хоть съезди домой, переоденься, а то в крови вся. И завтра утром приходи.

Только сейчас я замечаю, что мой белый пиджак и руки в крови. Из-за суеты и волнения даже не обратила внимания. На секунду темнеет в глазах от нахлынувших воспоминаний. В ушах снова раздаются хлопки от выстрелов. Упираюсь рукой в стену, чтобы не упасть. Зайдя в туалет, выбрасываю пиджак, смываю кровь с рук и умываю лицо холодной водой.

Вместе с телохранителями выходим через запасной выход, не привлекая внимания. Сопровождает меня кортеж из трех черных внедорожников. Боюсь ли за свою жизнь? Нет. Наверное, до неконтролируемой паники я боюсь за мужа. Сердце бешено бьется от мысли, что киллер может предпринять еще одну попытку.

В гостиной меня встречает заплаканная Гюль. Бедная девочка не спит всю ночь, переживает.

— Марина, наконец-то! Как он? Папа говорит, что все хорошо, это правда? — она вскакивает с дивана и бросается мне в объятия.

— Все хорошо, Гюль. Пожалуйста, не плачь. Операция прошла успешно, Батура скоро выпишут. Ну что ты раскисла, — вытираю ее мокрые щеки и прижимаю к себе.

— Ты когда ела? — спрашивает моя заботливая девочка, немного успокоившись. А у самой все губы в кровь искусаны. Прижимаю ее за плечи еще крепче.

— Днем, пока была в фонде, перекусила, — делаю виноватую моську.

— Тогда идем скорее, буду тебя кормить, — Гюль берет меня за руку и ведет на кухню. После всех переживай кусок в горло не лезет, но понимаю, что хоть немного надо перекусить. Да и девочка успокоится, отвлечется, а то дрожит вся от испуга за брата.

После ночной трапезы и горячего душа чувствую себя без сил. На часах пять утра. Сутки на ногах. Веки закрываются сами. Завожу будильник, даю себе на сон два часа. Мне хватит, а потом поеду снова в больницу. Хочу стать первой, кого Батур увидит, когда проснется.

Глава 41

Белый потолок — первое, что я вижу, открыв глаза. Приподнимаю голову и тут же падаю на подушку от слабости во всем теле и головокружения. Кожа вокруг катетера чешется, хочу его выдрать. Паника и слезы в глазах Марины — последнее, что всплывает в памяти. Где она? Предпринимаю еще одну, более удачную попытку приподняться. Шиплю от боли, пронизывающей раненое плечо. Поворачиваю голову к окну, выдыхаю, увидев ее. Она рядом. Жена, свернувшись маленьким клубком, спит в кресле.

— Доброе утро, — звонкий голос медсестры заставляет поморщиться.

— Тише, не разбуди, — киваю головой в сторону Марины.

— Жена ваша? — разочарованно поглядывает на кресло.

Молоденькая совсем, ровесница Марины. Пуговиц на белом халате расстегнуто больше, чем позволяет приличие.

— Меня Лена зовут, — девушка не теряет надежду, игриво улыбаясь, пока колдует над капельницей.

— Дай плед.

— Сейчас. Вы замерзли? — пока Лена идет к шкафу и достает с верхней полки плюшевый плед, ставлю ступни на пол и пытаюсь встать.

— Ой, ну что же вы делаете, осторожнее, Батур Метинович. Я помогу, — она пытается удержать меня под локоть, но я резко отдергиваю руку. Забираю у нее плед и, с трудом переступая ватными ногами, подхожу к Марине. Здоровой рукой неуклюже расправляю его, накрывая мою девочку.

— Вернитесь, пожалуйста, в постель. Надо капельницу поставить, — в голосе Лены больше не звучат кокетливо-задорные нотки, как только поняла, что со мной ничего не светит.

Возвращаюсь в постель, тяжело дыша, и закрываю глаза.

— Я могу еще что-то сделать для вас? — закончив все процедуры, интересуется медсестра.

Пройдясь взглядом по фигуре, останавливаюсь на уровне глаз, что заставляет Лену приосаниться.

— Можешь. Не пользуйся больше этими сладкими духами и застегни парочку пуговиц на халате.

Смутившись, она прикрывает грудь и выбегает из палаты.

Наблюдаю за Мариной, пока она спит. Ладошки сложены под щекой, морщит нос, когда волосы щекочут. Совсем юная девчонка. Затягиваю ее в свое болото, а должен барахтаться один. Взваливаю на ее хрупкие плечи проблемы, с которыми ей никогда не столкнуться, не встреть она меня.

Я пристально за ней наблюдаю, подмечая каждую деталь, и попутно влюбляясь еще сильнее. Еще пару дней назад злился на нее до скрежета зубов и бешено ревновал к Рюзгару. Сейчас, после покушения, кажется все глупостью. Пусть творит глупости, ругается с Берной, провоцирует меня. Лишь бы все с ней было хорошо. Когда, интересно, она стала для меня так важна, что, не задумываясь, готов обменять свою жизнь на ее?

У отца на меня были совсем другие планы. Он мечтал породниться с семьей Бакаевых, женив меня на Элиф. Это не только