Демон движения - Грабинский Стефан

- 215 -

которым он прибыл в Бежаву, казалось, уже терял терпение от слишком долгой стоянки и, дыша клубами пара, громыхая полными котлами, звал в дорогу.

Уже не прощаясь с подавленным катастрофой коллегой, огорченный безрезультатностью поездки Бытомский взошел на платформу и подал знак машинисту к отправлению. Раздался короткий свисток, и локомотив тронулся.

Начальник уселся на железной лавочке под тендером и молча закурил трубку. Он был сердит и ужасно раздражен коллегой из Бежавы. Уже вчера вечером, узнав, что руководство в Вышкове получило ложный сигнал тревоги, якобы предупреждающий об угрозе мнимого крушения, он понял, что это означало.

Депеша поступила на станцию в четверг утром, а через несколько часов после того, как были приняты все предохранительные меры, оказалось, что тревога была полностью ложной и беспочвенной; на самом деле не было ни тени опасности, и понапрасну потревоженный начальник Вышкова, клял «дезинформаторов» на чем свет стоит. Однако Бытомский смотрел на этот «скандал» с несколько иной точки зрения. Если бы тревога оказалась оправданной, а меры предосторожности полностью уместными, он спокойно прошел бы мимо и был бы только рад тому, что они вовремя предупредили опасность. Однако в тот момент, когда в игру вступали так называемые «ложные тревоги», он весь напрягался внутри, чутко выслеживая, откуда они поступили и в кого целились.

Начальник Тренчина не первый день отслеживал их своим бдительным оком. Поэтому, получив около семи часов вечера в четверг это неприятное известие, он моментально сориентировался в ситуации. Вот коллега из Вышкова пожаловался ему по телефону, что его побеспокоили без причины, что он в течение нескольких часов пребывал в понятном напряжении, то есть, иначе говоря, в Вышков поступил фальшивый сигнал, однако Вышков — это третья станция справа от Бежавы... Значит?.. Значит, это был предостерегающий знак для Бежавы! Там, самое позднее завтра, а может, даже сейчас произойдет катастрофа, ко¬

- 216 -

торой несколько часов назад угрожали руководству Вышкова. Ситуация совершенно ясная, очевидная, как солнце на небе! Не первый и не последний раз. Бытомский уже хорошо разбирался в таких «фортелях». Надо было немедленно предупредить Рудавского!

Поэтому вечером в 19.50, то есть через пятьдесят минут после получения известия, он послал в Бежаву телеграфную депешу, в которой дословно повторил содержание тревожных сигналов, предназначенных для Вышкова. Обрисовав ситуацию «в нужном свете», он во имя всех святых умолял коллегу быть начеку и на всякий случай очистить вторую колею, если ее случайно занимает некий посторонний состав. Рудавский с насмешкой поблагодарил за «добрый совет» и заявил, что еще не тронулся умом до такой степени, чтобы применять меры предосторожности против опасности, о которой (впрочем, совершенно ложно) предостерегли кого-то другого.

Бытомский был в отчаянии. Доказывал, заклинал, даже угрожал — ничто не помогало. Рудавский уперся трезвым упрямством человека, свободного от «суеверий», и пожелал коллеге из Тренчина спокойной ночи и сладких снов.

Разочарованный бесцельностью разговора, Бытомский положил трубку и, раздираемый зловещими предчувствиями, нервными шагами принялся расхаживать по перрону. Ночью он не сомкнул глаз, а под утро, не в состоянии усидеть на месте, взвалил опеку над Тренчином на плечи своего помощника, а сам, сев на свободный паровоз, помчался, как вихрь, в Бежаву. Прибыл туда около одиннадцати и облегченно вздохнул, обнаружив, что пока все было в порядке.

Рудавский встретил его весьма сердечно, однако не без скрытой насмешки. Об «освобождении» второго пути он не хотел даже слышать. А именно на нем со вчерашнего дня стоял товарный из Будзишина, которому была определена долгая стоянка на станции. Напрасно Бытомский расписывал опасность ситуации, напрасно объяснял, что можно без проблем перевести поезд в тупик возле складов. Рудавский продолжал стоять на своем, как скала, не имея ни малейшего желания уступать «химерам сумасброда из Тренчина».

- 217 -

На споры и ссоры ушло несколько часов. Тем временем мимо станции спокойно прошел пассажирский из Н., без помех промчался как молния экспресс из Т., тяжелым неторопливым ходом прополз товарный из С.

После каждого прохождения поезда Рудавский потирал руки и насмешливо косился в сторону мрачного приятеля.

А в 17.10 скорый из Оравы со всей неудержимой яростью набравшего разбег великана налетел на товарный, стоящий на втором пути. По какой-то роковой ошибке обходчик перевел стрелку на занятую линию и отправил разогнавшийся поезд по дороге потерь и смерти.

Бытомский одержал мрачный триумф...

Он вперил неподвижный взгляд в какую-то точку на мутнеющем в закатных сумерках горизонте и вновь погрузился в свои невеселые мысли...

Его поражало и одновременно раздражало ничем не пробиваемое упрямство Рудавского; даже после того, как предсказание сбылось, он не хотел признать его правоту, объясняя катастрофу несчастным случаем.

— Упрямый и своенравный козел! — буркнул сквозь зубы, давая волю раздражению.

Как вообще можно было так пренебречь его предостережением? Как можно было с глумливым пожатием плеч выслушать доброжелательный совет старого железнодорожного волка, который не первый день исследовал логику так называемых ложных тревог и сумел рассмотреть их «истинное» значение, по крайней мере, для здешнего участка железной дороги?..

Он начал изучать железнодорожные катастрофы примерно лет двадцать назад. Его быстрый и проницательный ум с врожденным пылом следил за ходом этих катаклизмов в движении, углублялся в причины, рассматривал предпосылки.

Через некоторое время пришел к выводу, что даже если учесть несовершенство человеческих чувств, физическую усталость вследствие долгого пребывания на службе, а также недостатки в железнодорожных установлениях и расписаниях, все равно оставался какой-то определенный остаток, не¬

- 218 -

кое неопределенное «нечто», не подводимое ни под одну из категорий причин и поводов, которые вызвали катастрофу.

Здесь он вступил в область так называемого случая, слепого совпадения, непредвиденного стечения обстоятельств и тому подобных termes vagues* После десяти лет добросовестной, полной самоотречения службы Бытомский был вынужден признать, что в сфере железнодорожных катастроф существует некий непостижимый загадочный фактор, который по сути своей выходит за пределы измеримых значений. Не подлежало сомнению, что едва не в каждом случае глубоко под поверхностью так называемых причин крылась замаскированная тайна. Какой-то злобный демон скрывался в нишах железнодорожной жизни, притаившись в полумраке, подстерегая, в любой момент готовый к предательскому нападению...

Именно тогда он начал обращать пристальное внимание на ложные тревоги.

Первый подозрительный случай произошел в 1880 году, то есть неполных одиннадцать лет назад. Для своего времени это было громким крушением под Иглицей, в котором погибло почти сто человек. Катастрофа наделала много шума в прессе, к ответственности привлекли нескольких чиновников, уволили со службы машиниста и одного из обходчиков; как водится, исследовали «причины» и осветили «поводы».

Но никто как-то не обратил внимания на, казалось бы, второстепенную, однако весьма характерную деталь. Именно же, за несколько часов до рокового столкновения поступила ложная тревога, которая предостерегала о катастрофе Збоншин, третью станцию слева от Иглицы. Все принятые меры предосторожности — заметим, в Збоншине! — ничем не помешали крушению под Иглицей.

Второй подобный случай произошел четыре месяца спустя на подгорной станции в Дворжанах. И здесь его тоже опередил тревожный сигнал, однако, к сожалению, он предупредил третью станцию справа от места реальной катастрофы.

____________

* Расплывчатые понятия (фр.).

- 219 -

Насколько Бытомский поначалу еще склонялся к тому, чтобы признать странное стечение обстоятельств, настолько впоследствии, когда подобные тревоги начали повторяться, а вслед за ними происходили катастрофы, предсказанные для других мест, он приобрел другой взгляд на подобные события.