Маркиз и Жюстина - Олег Волховский

– Терпимо.

– Отлично, – сказал Игорь и подвел под вену пинцет.

Когда он вогнал катетер прямо в рану, я охнул.

– Лежать! – прикрикнул на меня Игорь.

Я обнаружил, что приподнялся на локте и тут же сам упал на подушку, застонав от боли.

– Больно? – спросил Игорь.

– Да… рука.

Он пошевелил катетер.

– Так не больно?

– Лучше, – сказал я.

– Значит, так, либо мы вас фиксируем, либо возвращаем ваши двадцать пять процентов и до свидания. Вы не оправдали оказанного доверия.

– Ладно, фиксируйте, – кивнул я.

Мне вытянули руки, надели наручи и привязали к основанию кровати так же, как Жюстину.

Почти одновременно Игорь заполнил трубку и присоединил к катетеру на моей неразрезанной руке.

Почти одновременно отжали зажимы, и жидкость начала уходить из капельниц.

– Не больно? – спросил Игорь.

– Нет, абсолютно, – сказал я.

Оля помотала головой.

– Ну, слава богу! – вздохнул Женя.

– Последняя минута на размышления, – заметил Игорь. – Если передумали – останавливайте. Сейчас будет пентотал.

Женя установил еще две капельницы для меня и Жюстины, перекинул на них трубки и отжал зажимы. Жидкость начинает медленно уходить.

И тут я почувствовал, как рука Оли разжалась и бессильно легла на покрывало.

– Девушка спит, – сказал Игорь.

Ее капельница практически пуста, он переводит трубку к емкости с физраствором. Я с удивлением замечаю, что в моей капельнице еще добрая половина пентотала.

Игорь установил ей полную капельницу взамен опустевшей, но ждет, пока трубку промоет физраствор, и тоже смотрит на эту странность. Они с Женей переглянулись.

– Индивидуальная реакция? – предположил он.

– Что-то не так? – спросил я.

– Очень долго, – объяснил Игорь. – Обычно человек теряет сознание через тридцать секунд после введения дозы, необходимой для анестезии. Смертельная раз в пятьдесят больше.

Оля застонала, и некоторое время они занимались ею. Поменяли капельницу, и в ее вены потек павулон.

Наконец вернулись ко мне.

– Засор! – уверенно сказал Игорь.

Отсоединил трубку от засорившегося катетера и переставил мне на правую руку.

Остатки пентотала быстро перетекли в меня. Промыли трубки физраствором. Сменили капельницу. Меня начинает клонить в сон, но я остаюсь в сознании.

– Павулон? – спрашиваю я.

– Да, – говорит Игорь. – Не беспокойтесь, пока не уснете, релаксант вводить не будем – не в Америке. Это там казнями занимается хрен знает кто: все по времени делают. Капельницу присоединили – капельницу отсоединили, по пятьдесят секунд на препарат и никак иначе. Хотя чего проще подождать, пока человек уснет. Женя был там на стажировке, насмотрелся. Представляете, вы один в камере, закрытой, как отсек боевой подводной лодки. Палач в соседней комнате, и туда идут трубки через отверстие в стене. Свидетели за стеклом. Стекло иногда односторонней прозрачности – не видите даже их. Управление дистанционное и никакого человеческого участия во всех смыслах этого слова. Один умираешь! Я всегда считал, что у России свой путь. Радуйтесь, что дома.

Сменили капельницу Оле, физраствор промыл трубки, ставят хлорид калия.

– Ну, вы бьете все рекорды! – говорит Игорь. – Хотя, нет, вру. В Америке был случай, когда человек не терял сознания почти десять минут. Там, кстати, тоже был засор катетера.

Он сидит рядом со мной и вертит в руках ампулу.

– Что там? – спрашиваю я.

– Хлорид калия.

– Девушка умерла, – говорит Женя.

По электрокардиографу Жюстины ползет прямая линия.

– Ну, хоть что-то прошло нормально, – прокомментировал Игорь.

Держу руку Оли и чувствую, как она холодеет.

Меня клонит в сон.

Вдруг все исчезает – я оказываюсь в хрустальном замке. Стены сияют алым, и я откуда-то знаю, что это не огонь и не закат – это кровь.

– Спит! Ну наконец-то, – слышу я далекий голос. – Теперь павулон.

И я понимаю, что в замке зачем-то закрывают все окна. Бегу на второй этаж. Ступени сияют хрусталем и текут кровью под моими ногами. Накатывает слабость – падаю на лестнице. Зашлось сердце. Я задыхаюсь. Пытаюсь встать – ноги не слушаются, и я не могу сдержать стон.

– Что-то не так, – далекий голос. – Почему он стонет?

– Бывает, хотя редко. Недостаточно глубокий наркоз. Возможно, поторопились.

– Давай быстро калий хлор!

– Физраствор не прокачался.

– Да черт с ним!

– Если закупорит трубку – будет хуже.

Легкие отказались дышать. Я лежу на багровых ступенях и скребу ногтями по хрусталю.

– Ну, теперь недолго, – говорит голос.

– Будем надеяться, – говорит второй.

И тогда замок гаснет, ступени рассыпаются и исчезают – я падаю во тьму.

Я открыл глаза и почувствовал в вене катетер: надо мной висит капельница. Я заорал, рванулся, катетер оторвался и выпал из руки. И только тогда я осознал, что катетер один и капельница одна, что я в больничной палате, и рядом никого нет.

В палату вбежала медсестра, молодая полная женщина.

– Вы очнулись! Я услышала крик. Что с вами?

– Ничего. Дурной сон приснился. Извините, я, кажется, испортил вам катетер. Что там было?

– Питательный раствор. Вы были в коме.

– Что с Олей?

– Это девушка, которую привезли с вами?

Я кивнул.

– Она у нас, на третьем этаже, почти под нами.

Встать! Немедленно! Бежать к Жюстине!

– Что с ней?

Пытаюсь подняться, но тело плохо слушается, и кружится голова.

– Лежите, вам рано вставать, я узнаю, как она. Хотите?

Я кивнул.

– Вы пока поешьте.

Она вернулась буквально через пять минут.

– С ней все в порядке. Она пришла в себя.

И я с удовольствием принялся за жидкий больничный суп.

Интересное «кино» нам показали. Я всегда считал БДСМ-практики чем-то противоположным самоубийству. Скорее это способ почувствовать полноту жизни, подержать руку у нее на горле, расширить границы дозволенного. «Как хорошо, что мы оба живы!» – написала одна Тематическая поэтесса в стихотворении о сабспейсе, посвященном ее верхнему. Но ту же фразу наверняка выкрикнет человек, только что избежавший смерти. Не игрою ли в смерть являются наши Тематические развлечения? Многие бэдээсэмеры с этим не согласятся, более того, будут спорить до посинения. Может быть, вначале, когда мы связываем партнера шелковым шарфом, приковываем возлюбленную к кровати или даже практикуем шибари, мы и далеки от столь опасной игры, и с полным правом можем возмущенно спросить: «Причем тут смерть?» Но на некотором этапе…

Умереть, чтобы тут же воскреснуть. Как вепрь скандинавской вальхаллы, которого едят павшие воины, а он всякий раз вновь становится целым, или воины вечно сражающихся друг с другом конунгов Хедина и Хёнги, которых каждую ночь воскрешает валькирия Хильд, и бой начинается вновь. Но вдруг в один прекрасный момент чуда не произойдет, мертвое останется мертвым, и по трубкам в наши вены потечет смертельная доза барбитуратов, а не безобидный физиологический раствор?