Давай никогда не встретимся - Алена Лайкова

боялась?

Глупая.

Переждав робкие, словно боялись спугнуть атмосферу, аплодисменты, запела «Паутину снов». Только сейчас я поняла, что перемешала все песни, сбила порядок на какой-то новый, звучащий, как ни странно, лучше. Текст напоминал об игре в жизнь и жизни, состоящей из игр. Он будто бы обращал всё в арену, где ты и зритель, и актёр. Я окунулась в это чувство, уходя так далеко от изначального смысла, что теперь одно с другим ничто не связывало.

– То, что ты предлагаешь, невозможно. Тем более для тебя.

Я зло взглянула на преподавателя. Мастер цирковой школы только презрительно сморщил нос.

– Даже если взять достаточно прочную ткань, ты на ней не удержишься. А пока плотно обмотаешься, публика успеет заскучать, освистать тебя и закидать помидорами. Кроме того, такой воздушной гимнастике будет не хватать высоты. Под куполом это не сделаешь, а внизу будет скучно. Людям нужна острота, опасность, риск, а не игра в ленточки в метре над землёй.

– Хотите докажу? – тихо, но внушительно ответила я.

Преподаватель удивлённо вскинул бровь. Меня это не смутило.

– Через месяц презентую Вам первый номер, Вам и собранию жюри. Если это окажется провалом, я уйду из школы.

Заслуженный гимнаст оценивающе оглядел меня. Хмыкнул – высшее выражение его благородного презрения – и пожал плечом.

– Заметь, не я это предложил. На месяц ты свободна от общих занятий. Тренируйся сколько хочешь.

И, развернувшись, учитель гордо удалился.

Оттуда, от первых разбитых коленок, ноющих рук и болящих пальцев пошла моя привычка отрабатывать номера до упаду. По много-много часов в день, пока не поплывёт в глазах и не станут дрожать ноги. Потому что достичь успеха, превзойти старичков и мастеров можно было лишь подобным безумным упорством. За месяц я создала свой первый номер. Во время представления он поразил всех, кроме моего учителя. Тот смотрел на конкурентку, осмелившуюся превзойти его самого, с чистой ненавистью. Из школы всё же пришлось уйти, но собственный стиль был создан, и я могла двигаться с ним дальше, привычно борясь за своё имя и славу.

Следующей в комнату ворвалась песня волка. Зов крови, единственная семья, которую можно было назвать счастливой – волчья, – азарт погони и ночной вой на луну. Я лежал в пещере, уткнувшись носом в округлившейся бок волчицы, и довольно вдыхал её запах. Днём раньше я дрался с молодым волчком, решившим показать свои неокрепшие зубы, сегодня несколько часов носился по лесу в поисках дичи, но это всё было неважно. Мы жили, весна приближалась, и скоро вместе с капелью мир возродится вновь. А мы подарим стае новых охотников. Всё шло как должно, и это приятно грело сердце хищника.

Закончив охотничью песнь, я начала «Листая эпохи». Тут позволила себе немного отдохнуть от прошлого. Эта песня как никакая точно описывала нашу историю. Слова мне явно нашёптывало подсознание.

Мы были бы королями, ведьмами и палачами

 И миры бы приказами нашими мы потрясали,

 Но история вновь оживёт до детали мельчайшей

 И нас сгубят всё те же слабости, что и раньше…

Как символично. Надеюсь, ему эти строчки ничего не навеют. Я бросила взгляд в сторону невидимого в темноте, но ощутимого сердцем принца и перешла к следующей.

Седьмая песня. Грустная, тягучая, вызывающая в душе благородную печаль. На припеве я взорвала комнату весёлым ритмом и, оборвав этот смех гитары, снова грустно побежала по струнам. Влад затаил дыхание – я чувствовала это так отчётливо, словно мы сидели рядом, прислонившись друг к другу плечами. Собственное пение напомнило мне длинную свободную жизнь композитора, в течение которой я совершенно дурацки скучала по нему, по его душе. В темноте возникло лицо – кучерявый мальчишка, скрипач, держащий свой инструмент так бережно, словно тот был единственным в мире. Может, и на эту-то простенькую скрипочку еле денег набрал? Столкнувшиеся взгляды, прорыв образов в голову, и я наконец понимаю, чего жаждал с самого рождению. Зло кусаю губы. Разве оно того стоило?

В голове промелькнула шальная мысль протянуть руку и коснуться принца. Я с трудом сдержалась. Магия музыки витала в комнате. Может, благодаря ей я пока не раскрыта?

Я запела о войне, одной из многих. О ребёнке, оставшемся в доме в одиночестве и изо всех сил сдерживающем слёзы при доносящихся снаружи звуках выстрелов. Под аккомпанемент собственного голоса вспомнила военное время.

– Почему ты решил вступить в наш отряд?

Я пожал плечами. Бросил взгляд за окно. Небо ещё было вполне себе мирное, но многие ощущали приближение чего-то ужасного. В газетах не переставали писать о возможной войне – будто специально накликивали.

– На службе мою подготовку отметили как превосходную, – ответил равнодушно. – Лучшие показатели по точности стрельбы, скорости сбора оружия, скрытности и ловкости. Не хочу, чтобы, если действительно начнутся бои, все эти навыки пали на первом же поле среди рядовой пехоты. Хочу быть полезным. Наибольшую пользу я принесу именно в отряде.

Сидящий за грубым столом мужчина сурово нахмурился. Я не дрогнув выдержал это молчаливое изучение. Кроме перечисленных преимуществ у меня были свои недостатки – не такая, как у большинства, физическая сила, юный возраст. Какое решение примет командир, угадать я не мог. Но и умирать пушечным мясом не собирался.

– Ты понимаешь, что в наших рядах тоже попадёшь и в бой, и на передовую? – спросил солдафон резко. – Задание может забросить тебя в самое сердце вражеского лагеря. Это тебе не курорт – наши бойцы мрут от любой оплошности.

Я кивнул. Хмыкнул про себя. Когда это меня останавливали сложности? Я привык прогрызать себе дорогу к выживанию.

– Так точно. Понимаю.

Командир бросил на меня заинтересованный взгляд и откинулся на спинку стула. Сцепил руки в замок.

– Завтра смотр. Если покажешь себя достойно, приму.

Я отдал честь, глядя на него с лёгкой, едва заметной полуулыбкой.

– Спасибо, товарищ командир.

Новые хлопки вернули меня в реальность. Кто-то в темноте слабо всхлипнул. Я подняла голову, вслушиваясь в окутанное молчанием место, где сидел Влад. А как развивалась твоя судьба, офицер прошлого? Интересно, как тебя занесло в командование?

Я затихла, несколько мгновений выжидая в молчании. К последней песне у меня было особое отношение. Она многое значила хотя бы потому, что именно её создание предшествовало нашей встрече в этом времени.

Я бы тебя не пустила ни в смерть, ни в вечность,

Тенью прилипнув, твоими пошла б следами

И, проскользнув незнакомыми городами,

Вновь улыбнулась тебе из толпы беспечно.

Я была уже не здесь. Мои ладони превращались в лепестки, тело становилось тоньше, длиннее, тянулось вверх, к