Две жены господина Н. - Елена Ярошенко

Но поговорить так толком и не удалось — Савин обратил внимание, что двое молодых людей, сидевших за соседним столиком, с большим интересом прислушивались к их разговору. Эсеры расплатились, даже не дождавшись горячего, и вышли на улицу. Не в меру любопытные молодые люди пошли за ними. Избавиться от «хвоста» стоило труда.

На следующий день Миллеров сообщил, что тоже чувствует за собой наблюдение. Он даже не мог с уверенностью сказать, что именно показалось ему странным и видел ли он филеров, но утверждал, что интуиция его никогда не подводила, а в данном случае она подает сигналы тревоги.

Савину тут же стало казаться, что филеры дежурят возле гостиницы, в которой он остановился. А что, Миллеров может ссылаться на подсказки своей интуиции, а внутренний голос Савина должен молчать? Однако пока покушение не состоялось, инкриминировать Савину было особо нечего, и ареста он не слишком боялся.

— Мы не знаем, какого характера это наблюдение, — говорил он на очередной конспиративной встрече в ресторане «Континенталь» Гноровскому и Рашель Лурдис — террористке по кличке Катя, вызвавшейся помогать в покушении на Дубасова (как полагал Савин, она просто не могла оставить на произвол судьбы обожаемого Гноровского в такой нелегкий момент). — Может быть, все это вообще случайность. Страстная суббота завтра, если мы все проведем грамотно, у Дубасова не будет шансов увернуться. Раз никого из нас до сих пор не арестовали, может быть, полиция так до последнего момента и не поймет, что мы задумали. Я полагаю, нам не стоит менять наши планы.

Савин не стал говорить, что в случае удачного покушения исполнитель так и так почти наверняка обречен, а у остальных, при известной ловкости, много шансов скрыться.

— Я, конечно, дико извиняюсь, — вступила вдруг в разговор Рашель-Катя. — Но, Боря, оглянись незаметно вокруг — или ты скажешь, что это тоже случайность, или что?

Савин, оглядев ресторанный зал, заметил наконец, что вокруг происходит какое-то движение. В почти пустом по случаю Страстной пятницы ресторане (москвичи удивительно, как-то не по-современному богомольны) стали вдруг появляться посетители — все больше крепкие мужчины, прилично, но однотипно одетые. Они приходили парами и поодиночке и рассаживались так, чтобы видеть столик Савина. Уже с десяток здоровяков заполнил зал…

— Боря, а теперь давай серьезно, — тихо сказала Рашель. — Мне не так сильно нравятся эти мускулистые мальчики, как им, может быть, того хотелось бы. По-моему, нам пора отсюда смываться…

Спорить оказалось не о чем. Рашель была совершенно права.

Савин покинул ресторан первым и, задержавшись на улице, проследил, как Рашель и Гноровский вышли из дверей ресторана и сели на лихача. Тут же трое филеров взяли двух извозчиков и устремились за ними.

Савин долго смотрел вслед экипажам, потом лениво попетлял по городу, избавляясь от филерской наружки (дурачки-агенты собирались обхитрить самого Савина!).

Оставив филеров с носом, он вернулся в гостиницу и лег спать, подумав перед сном, что в своих мемуарах обязательно напишет, что ожидал в эту ночь ареста и уснул с уверенностью, что за ним вот-вот придут…

Но за ним никто не пришел. Наступила роковая Страстная суббота. День обещал быть интересным — богослужение в Успенском соборе, Дубасов в первых рядах молящихся, бомба, подброшенная в его экипаж на выезде из Кремля, — и наконец-то дело, попортившее всем боевикам столько крови, будет завершено. И как некстати сейчас активность тайной полиции, того и гляди опять шпики ухитрятся все испортить…

С утра у Савина была назначена последняя встреча с Миллеровым и террористом, известным всем только под кличкой Семен Семеныч. Ожидая их в условленном месте, за столиком модной кондитерской Сиу (заодно хоть хороших пирожных поесть!), Савин заметил сквозь огромное стекло витрины, что за боевиками к дверям кондитерской притащились агенты. Кое-кого из филеров уже можно было узнать в лицо, настолько примелькались они за последние дни…

Савин только поморщился. Ну Миллеров, ну и конспиратор хренов! Внутренний голос ему, видите ли, подсказывает, что за ним слежка… А глаза на что? Ведет за собой «хвоста» на встречу, придурок, нет чтобы провериться и оторваться… Похоже, сегодняшнее покушение опять сорвалось! А так долго тянуть с казнью Дубасова просто уже неприлично… Товарищи решат, что Савин бездарный организатор, не по праву претендующий на особое положение в партии… И что скажет Азес? Он и так уже открыто выражает недовольство.

Хотя почему, собственно, нужно всю жизнь оглядываться на то, что скажет Азес? Савин не Фамусов, а Азес не Марья Алексеевна! Пусть-ка сам попробует приехать в Москву и займется организацией покушения на неуязвимого Дубасова! Теоретизировать издали каждый может, а вот пусть попробует на практике — легко ли шлепнуть генерал-губернатора… На Савине, в конце концов, висит еще министр Дурново, в Петербурге с этим делом тоже все застопорилось, и Татаринова нужно искать и добивать… И ведь всем приходится заниматься самому, чуть ослабишь внимание — или вообще ничего не сделают, или сделают кое-как…

Пришедший в кондитерскую Миллеров, «хвост» которого топтался на улице у дверей, рассказал, что «Катя» и Гноровский исчезли, причем Рашель даже не пришла в «Боярский двор», роскошную новую гостиницу на Старой площади, где снимала номер, за своими вещами. А среди ее вещей хранился запас динамита, приготовленного для теракта.

— Черт! — выругался Савин. — Ну это судьба! При таких обстоятельствах провести казнь Дубасова уже невозможно. Передай всем нашим, что покушение отменяется, и пусть каждый поодиночке скроется из Москвы. Общий сбор назначаю в Финляндии. Уже ясно, что наша организация на грани разгрома. Так не дадим охранке пресечь нашу благородную деятельность. Пусть Дубасов еще недолго поживет, все равно он обречен!

От кондитерской за Савиным, как и за Миллеровым, пошли филеры. Судя по их откровенной слежке, приказ об аресте Савина уже был. Во всяком случае, самому Савину это показалось совершенно очевидным. Наверное, решили немного потянуть с арестом только для того, чтобы выявить связи…

Сколько преследователей тащилось за ним по Кузнецкому мосту, Савин даже не мог понять — ему вдруг стало казаться, что каждый мужчина, идущий в уличной толпе у него за спиной, переодетый агент.

«Господи, какая тоска! — подумал он. — Как хочется хоть немного покоя! Если бы мы сделали дело, я чувствовал бы себя иначе, ощущение победы всегда придает бодрость. А так… Одна усталость проигравшегося игрока…»

Уйти от преследования оказалось нетрудно. Брат Бориса Гноровского, Владимир, переодетый извозчиком, должен был ожидать Савина в час дня в Долгоруковском переулке. Правда, Савин все же немного волновался, не сорвется ли что-нибудь, вдруг Володьку арестовали? Но, дойдя до Долгоруковского, он с облегчением увидел издали знакомую пролетку и серую в яблоках лошадку.

Неспешно, гуляющей походкой Савин прошелся по переулку и, только поровнявшись с Володькой, вскочил в экипаж и закричал не своим голосом: «Трогай! Гони, черт, гони!» Владимир хлестнул лошадь.

Обернувшись, Савин радостно смотрел, как филеры заметались по переулку — ни одного свободного извозчика, даже самого завалящего «ваньки», поблизости не было.

Отъехав подальше от Долгоруковского, Владимир, похожий в своем тулупчике на коренастого добродушного возницу, обернулся и сказал:

— Боря просил передать, что ждет вас в «Альпийской розе».

Очередное модное место, встреча в котором может оказаться небезопасной! Нет, Борис Гноровский все-таки верен себе, ничего другого, кроме «Альпийской розы», подобрать было невозможно! Дешевый пижон.

— Ладно, Володя. А ты немедленно продавай лошадь и экипаж и уезжай в Гельсингфорс. Придется сворачивать наши дела в Москве, за всеми нами следят.

— Да я вроде за собой слежки не замечал.

— Вот и не нужно ее дожидаться. Это общее задание всем — чтобы через день-два никого из наших в Москве не было. Нужно спасать организацию.

— А разве все так серьезно?

— А разве нет?

Борис Гноровский ожидал Савина, как и было условлено, в «Альпийской розе». Борис изо всех сил старался казаться спокойным, но было заметно, что он перепуган. Он в красках описал, как они с Рашелью всю ночь спасались от погони и только к утру им удалось скрыться. В гостиницу, где оставался динамит, Гноровский «Кате» возвращаться запретил и теперь совершенно не представлял себе, что делать дальше.

— Руководство операцией по устранению Дубасова возложено на меня, а я принял решение, что для спасения организации работу на данном этапе следует прекратить, — сказал ему Савин. — Всем членам боевой группы следует немедленно отправиться в Финляндию. Нам нужно немного покоя, потом вернемся и продолжим наши дела.