Кукурузные человечки - Вадим Чирков

Славик спустил Питю с колена и встал.

— Увидимся? — спросил он у друзей.

— Только к вечеру, — ответил за всех Молек. — Мы будем готовить корабль к полету.

Славик вспомнил, о чем просил отец, и только хотел сказать об этом, как Вуслан сам обратился к нему:

— Мы бы хотели встретиться с твоими родителями. Ты скажешь им об этом?

— Папа тоже хочет. Он меня за этим и прислал, — чуть приврал Славик.

— Тогда пусть твой папа, сообщит, где. Лучше сегодня же вечером.

— Хорошо, я сбегаю.

И Славик понесся домой. Но на полпути перешел на шаг: он почувствовал себя важной персоной — послом. Причем, не представителем всего. лишь какой-то державы, а целой планеты Земля!

Отец предложил встретиться в бабушкином доме. Бабушка важности события не поняла и спросила:

— Гости будут?

— Будут. — И отец сказал озабоченно: — Надо будет продумать обстановку. Ты, Славик, можешь идти. Лена! — позвал он жену. — Ты мне нужна…

Встреча двух цивилизаций

Ровно в девятнадцать часов посол планеты Земля снова отправился на огород. В руке он нес большую круглую корзину.

Дозорным у пришельцев был на этот раз Питя. Он, как всегда, раскачивался на кукурузном стволе.

— Ну что? — закричал он. — Ваши готовы?

— Готовы. А ваши?

— Причесываются. Сейчас выйдут.

— Мои тоже причесываются. Такие важные! Папа японскую рубашку надел.

— Интересно, о чем они будут говорить? — Амплитуда Питиной кукурузины становилась все меньше.

— А кто их знает! Найдут о чем. Уровень цивилизации, контакты…

— Слышь, Слав, а ты где будешь? При них?

— Папа сказал: не нужно. Они — там, я — здесь.

— Ура, — негромко сказал Питя и тут же приложил палец к губам. — Идут!

Из кукурузного леса вышли один за другим семеро космонавтов. Еще шестеро, наши знакомые, сопровождали их. Родители были в блестящих шапочках, похожих на среднеазиатские тюбетейки.

Славик поставил корзину на землю, семеро, помогая друг дружке, забрались в нее.

Внука Андреевны, важно шествующего по огороду с корзиной в руке, заметила из своего двора Евдокимовна.

— Ты чего это набрал-то?

— Я? — чуть замешкался с с ответом посол. — Я огурцы несу. — И переместил корзину на левую, подальше от Евдокимовны, руку.

— Ай Андреевна солить собралась? — Евдокимовна была само любопытство.

— Малосольные, сказала, хочет опять сделать, — хозяйственным тоном ответил Славик.

— Дак ты, небось, желтых набрал?

Славик покосился на серебристые тюбетейки инопланетян.

— Желтых ни одного, все зеленые. С пупырышками еще. Корнишончики.

Евдокимовна поцокала языком и заторопилась, слава богу, домой.

Славик ступил на крыльцо, приосанился. Прошел сени, кухню… Отец при его появлении в комнате встал, встала и мама. Бабушка по отцовскому сигналу заторопилась выйти: на семейном совете было решено не подвергать старушку стрессу.

Старший Стрельцов взял из рук сына корзину и поставил ее на два сдвинутых стула, на которых была расставлена взятая у Нинки игрушечная мебель — диван и стулья.

Гости с планеты Кукурбита выбрались из корзины, не предполагая, наверно, для каких целей она служит на Земле, начали оглядывать комнату. Один из них, по всей видимости, командир, сказал:

— Здравствуйте! Жители далекой планеты Кукурбита приветствуют жителей Земли!

— И мы приветствуем вас! — ответил отец Славика торжественно. — Садитесь, пожалуйста!

Все сели, командир продолжал стоять. Он представил пришельцев:

— Вуслан, Кроман… — Называемые вставали и кланялись. — Фергей, Таксим, Филья, Живан. — После всех назвал себя: — Мазиль. — И сел, готовый слушать землянина.

Славикин папа представился:

— Андрей Стрельцов. — Кивнул в сторону жены: — Елена. — Он глянул в сторону Славика и тот понял: его миссия окончена.

Посол вышел из комнаты и увидел во дворе Евдокимовны обеих бабушек. До него донеслось:

— Укроп… Чеснок… Сельдерей… Хрен…

Они так увлеклись, что Славика не заметили.

А он побежал-заторопился на огород, где его ждали семеро маленьких друзей.

И тем, и другим было о чем побеседовать. Дети говорили о том, что недавно — еще вчера — видели, о близкой разлуке и о будущей встрече, без которой им теперь нельзя. Родители… Вот о чем говорили взрослые, я не могу сказать. Я там не был, со Славикиным отцом не знаком. Знаком только со Славиком, и его рассказов мне вполне достаточно. Когда же Славик спросил у отца, о чем беседовали тем вечером две цивилизации, он ответил, что это был взрослый разговор, и что о нем он расскажет, когда Славик чуть подрастет.

Журавль в небе или синица в руках?

День был солнечный, ясный, тихий, неторопливый, в крапинку. Почему в крапинку? Он был весь в ласточках-касатках, которые сновали в небе, ловя раскрытыми клювами всякую мошкару.

Кубик и Славик лежали на лугу возле самой речки и смотрели в небо. На холсте, укрепленном на этюднике, было всего три мазка, три главных цвета этого дня, три его приметы: голубой мазок, зеленый и желтый. Художник сделал их, успокоился и лег на траву.

Луг был давно скошен, лишь в небольшой ложбинке, где лежали наши друзья, трава осталась нетронутой.

О путешествии на остров Пасхи было уже почти все переговорено, и Славик перебирал в уме самые яркие воспоминания: как он понял, что не камень стоит у подножия горы, а каменная голова; и как удивился Рафаэль, когда увидел в проеме дверей Садима, как нежно назвал гномиком… Он показал Кубику ронго-ронго; художник долго держал на ладони щепочку со странными знаками, даже понюхал ее…

— Завидую тебе, — сказал он после долгого молчания. — остров Пасхи! Я на нем никогда, видно, не побываю. А ведь мне как художнику все это увидеть было бы полезно: другие пейзажи, другие краски…

— Дядя Витя, а как вы думаете, для чего они вырубали эти статуи?

Кубик сначала помолчал, следя глазами за ласточкой.

— Я думаю. Славик, все там было, как сказал один философ, человеческое и только человеческое. Скорее всего, каменные идолы-истуканы — это размножение облика какого-то божества, то есть опять-таки религия. Была, возможно, вражда племен из-за стремления одного подчинить себе другое, слепая в своей беспощадности война… В истории человечества все до скуки точно повторяется. Хотелось бы, чтобы хоть раз было иначе, но, видать, и здесь, на Пупе Вселенной, все было то же — человеческое, слишком человеческое! Знаешь, что, по-моему, самое интересное в истории с каменными статуями-моаи? Знаешь, на что Тур Хейердал не обратил особого внимания, хоть и заметил?

— На что? — Славик тоже смотрел на птиц высоко над собой.

— Ну так вот, каменные истуканы-моаи раз от раза становились все больше, все тяжелее. Самый большой — с семиэтажный дом — остался в каменоломне. Там же нашли и самый большой парик-пукау — видимо, для этого великана. Что тут можно сказать?

— Не знаю, — признался Славик.

— То-то! — восторжествовал Кубик. — А я, кажется, догадался. Группы "длинноухих" — а каждая вырубала своего великана — соревновались меж собой! И ставили перед собой все более недостижимые цели, как… как кто, Славик?

— Не знаю, — снова сказал Славик.

— Боже мой! Да как, например, наши штангисты! Как альпинисты, которые гибнут один за другим, но все лезет и лезут, все выше и выше, по все более страшным маршрутам! Им мало было покорять вершины днем, так они взялись сделать это ночью! Как те же одинокие путешественники по морям и океанам, как наш Конюхов, они черт знает на чем, чуть ли не вплавь, отправляются в кругосветку! Кто еще, подскажи теперь сам.

— Мотоциклисты, которые по скалам прыгают на мотоциклах.

— Вот-вот! — подхватил Кубик. — Триалисты! Сделать невероятное! Достичь недостижимого! Перевернуть само понятие недостижимого — в этом весь человек! Вот тем-то пасхальцы и жутко интересны, что подтверждают одну из лучших человеческих черт. И еще как подтверждают! Тот самый большой парик, который они должны были надеть на голову самого большого, двадцатиметрового великана, весит ни много, ни мало — тридцать тонн! И пасхальцы — чемпионы чемпионов — подняли бы его, если б не война! И сделали бы еще большего великана! И — что самое важное — сравнялись бы с ним силой. Как те, что вызывают на единоборство океан или Эверест, сравниваются с ними мощью. Вот кто такие для меня пасхальцы — люди из людей, чемпионы чемпионов… Что молчишь? — не вытерпел художник. Ему, разгоряченному собственными словами, хотелось немедленного ответа — хоть возражения, хоть согласия.

— Я думаю, — ответил Славик, глаза его следили за какой-то высокой ласточкой, — я думаю, что лучше: журавль в небе или синица в руках?

— Ну и что тебе больше нравится? — осторожно спросил Кубик.