Планета райского блаженства (сборник) - Гарри Гаррисон

Лучше всех подходил Мартин Оливер.

Он жил в Александрии, в фешенебельном многоквартирном доме, будучи холостяком, если судить по размерам квартиры. А главное, в доме не было швейцара, но был автоматический лифт.

Как только стемнело, Джон припарковался на другой стороне улицы. Он не обращал внимания на входивших в дверь – все равно ведь не знает, как Оливер выглядит. Вместо этого он следил за окнами квартиры. Старался не уснуть, но в какой-то момент почувствовал, что это выше его сил. Было чуть больше десяти часов, когда он очнулся от дремоты и увидел, что в окнах горит свет.

Подождав, пока улица опустеет, он поставил машину напротив входа и заглянул в вестибюль. Там расхаживал взад-вперед человек в смокинге. Так он ходил чуть ли не полчаса, и Джон уже готов был пристрелить его, но тут появилась женщина, и оба сели в такси. Быстро оглядевшись, Джон взвалил на плечо тело пришельца и втащил его в здание. Лифт еще стоял на первом этаже, Джон вошел и нажал на восьмерку. Двери закрылись, и он тяжело перевел дыхание.

На восьмом этаже не было ни души. Он подтащил тело к двери Оливера и уложил на пол. Звонок отозвался вдалеке еле слышной трелью.

Дверь открыл, должно быть, сам Мартин Оливер – невысокий, с моложавым лицом и седеющими волосами. Джон упер револьвер ему в живот и втолкнул его обратно в комнату, волоча за собой тело. В комнате сидел еще один человек, вынимал из портфеля бумаги, и на его лице отразился тот же ужас пополам с изумлением, что и у Оливера.

Придется разбираться с ними по очереди.

– Где кладовка? – спросил Джон.

Оливер слабо мотнул головой в сторону двери, и Джон втолкнул туда второго, держа обоих в поле зрения. Пока он придвигал к двери кладовой диван, к Оливеру вернулся голос.

– Что происходит, черт возьми? Кто вы такой?

– Сначала вопросы буду задавать я, – сказал Джон. – А потом, надеюсь, мы сможем побеседовать. Сядьте за стол, а лучше встаньте на колени.

Лицо Оливера покраснело от гнева, и он попытался возразить. Джон остановил его, махнув оружием в сторону трупа.

– Я его убил вот из этого револьвера, и то же будет с вами, если позволите себе хоть одно лишнее движение. А теперь – на колени.

Когда Оливер подчинился, Джон взял его руку и прижал к поверхности стола. Достал из кармана пачку бритвенных лезвий.

– Будет больно, – сказал он. – Но пулю схлопотать куда больнее. Так что терпите и не дергайтесь. Если окажется, что я неправ, с удовольствием извинюсь.

И он чиркнул бритвой по указательному пальцу. Оливер охнул от боли, когда Джон раздвинул края раны.

Ну, слава богу.

Блеснула белая кость, и тут же рана заполнилась кровью. Тяжелый удар в дверь за спиной напомнил Джону о втором пленнике.

– Кто это? – спросил он.

– Дрексель, мой помощник, – послышался неохотный ответ. – Пришел после работы, чтобы закончить кое-какие дела…

– Выпустите его, посмотрим, как он выдержит проверку.

Трясущийся Дрексель испытание не прошел. Он попытался схватить Джона, как только тот разрезал ему палец, и этого, да еще блеснувшего на миг желтого металла, было достаточно. Пуля разворотила ему лицо, и теперь в комнате было уже два мертвых пришельца.

На то, чтобы объясниться с Оливером, ушел почти час. Он отказывался верить, пока Джон не втащил тело Дрекселя в ванну и не произвел небольшую хирургическую операцию. Когда у Оливера прекратилась рвота, до него начало доходить. Даже если возвращались сомнения, они исчезали, стоило лишь взглянуть на Дрекселя.

Через три часа двое джентльменов нанесли неотложный визит министру иностранных дел и наставили на него револьвер. Когда вспышка гнева прошла и палец был перевязан, Оливер приступил к объяснениям. Убедить министра было нелегко, но в конце концов он внял аргументам. Перед рассветом все трое прибыли в квартиру Оливера, сопровождаемые тремя охранниками с забинтованными пальцами и недоумевающими лицами.

Министр иностранных дел когда-то служил в армии, так что при виде Дрекселя его не вырвало. После этого убедить его было уже несложно. Пока они с Оливером обсуждали, к кому в первую очередь нагрянуть с проверкой, Джон уснул в кресле.

Это была самая кровавая из всех мировых войн в истории человечества, и она завершилась победой. Через три дня после начала операции «Зачистка» пришельцы догадались, что происходит, и начали сопротивляться. Вспыхивающие тут и там сражения были жестокими, но теперь враги не имели ни преимущества внезапности, ни поддержки из космоса. Очевидно, вторжение было назначено на шестнадцатое января, и космические корабли не могли прибыть раньше. А прибыв, не успели приземлиться – их почти все сожгли на подлете.

Победа была одержана – на этой Земле. Однако Джон не забыл другую Землю, оставшуюся в другом времени – ту, которая погибла, чтобы эта смогла выжить.

Когда в Ночь Победы они с Люси смотрели на ликующие толпы народа, Джон вспоминал Люси, умершую у него на руках. И от этого его радость была несколько меньше, чем у всего празднующего мира.

Пес и его мальчик

Перевод Геннадия Корчагина

– Мальчик, ко мне! – позвал пес.

Шумно дыша, мальчик подбежал, чтобы его погладили по голове.

– Хороший мальчик, – сказал пес. – Ты очень хороший мальчик.

Конечно, это был не совсем обычный мальчик, тут надо сразу внести полную ясность. С другой стороны, не был обычным и пес. Вот планета, та осталась прежней. То есть не совсем – никогда еще за все миллиарды лет своего существования она не была так дивно хороша. По ночам ярче светили звезды сквозь чистейшую атмосферу и, как встарь, был постоянно обращен к Земле покрытый шрамами лик старушки Луны.

Хотя сейчас стояла не ночь, а раннее утро – ясное, сухое и студеное, какое бывает только на высоком мексиканском плато, и только осенью, и только в ту счастливую эпоху, когда воздух так разительно не похож на прежний. Вроде он и горло дерет, но одновременно и лечит.

Над ручьем, что пересекал сад, поднимался легкий туман, размывал контуры цветов и глушил их яркие краски, – ни дать ни взять на них накинули тончайшую шелковую вуаль. В вышине хлопали крыльями две вороны, солнце играло на смоляных перьях, а далекую заснеженную вершину вулкана Попокатепетль оно заливало розоватым светом.

Жить в таком месте и в такое время – сплошное удовольствие. Пес и его мальчик наслаждались жизнью на всю катушку.

Пусть и незамысловатой была их игра, можно даже сказать примитивной, но оба ее обожали. Сегодня она требовала резвости – из дому друзья вышли спозаранку, по холодку. Мальчик сразу кинулся в декоративный сад и давай скакать через клумбы и куртины; то на ветке повиснет, то махнет с нее на узорчатую скамейку. Даже преодолел, вовсю дрожа и стуча зубами, мелкий пруд с перепуганным карпом.

Ну а пес широко зевнул, почесал ребра задней лапой с толстенными когтями и только после этого пустился по следу, с громким сопением и фырканьем ловя запах. Поймал – и инстинктивно рванул вперед с заливистым лаем гончей, и от этих грозных звуков панически забились в лесу сердца оленей. А мальчику хоть бы что, он рассмеялся и припустил быстрей.

Ох и веселой же была та охота! И непростой – мальчик ведь с каждым разом набирался опыта, он накопил десятки способов прятаться и путать след. А псу только того и надо – чем больше сюрпризов, тем интереснее ловить.

Однако не родилась еще на свет дичь, способная уйти от такого охотника. В должное время пес очутился у комля могучего дуба и огласил парк торжествующим лаем. Зашуршала листва, мальчик свесился с ветки и в следующий миг очутился на земле.

Не говоря ни слова, лишь шумно дыша, воротились они в дом, где уже поджидал завтрак. Пес прижал к земле громадной лапой кус холодной оленины и с наслаждением вонзил в него могучие зубы. Мальчик восхищался таким отменным аппетитом приятеля, сам же довольствовался фруктами и ломтиком сыра; мясо он ел нечасто.

Пока они завтракали, взошло солнце, рассеялся туман, – наступил новый чудесный день.

– А ну-ка, мальчик, – попросил пес, – поди сюда, спину почеши, между лопатками, ты знаешь, куда мне не дотянуться. Да-да, здесь, молодец… А-аххх…

– Ой, что это? – насторожился мальчик. – Надо же, блоха! Ты с противоблошиным мылом-то мылся хоть? С тем, что ветеринар прописал?

– Не знаю… Может, и мылся, не помню. Оно ж такое противное! Запах – просто кошмар. Ты-то не чуешь, а для собаки это сущая пытка.

– Ветеринар рассердится, как прознает.

– Меня это не беспокоит. – Пес зевнул, показав клыки длиной с руку мальчика.

Такого побеспокоишь – сам будешь не рад!

– Вот что, Бродяга, я сейчас уеду. – Пес редко звал мальчика по имени – только когда хотел дать распоряжение или высказать нечто не слишком приятное. – Главным в доме остается Сиссерекс, и ты должен его слушаться. Понятно?

– Да, Хозяин, – насупился мальчик.

Конечно, имя у пса было Хозяин. Так теперь звали каждого пса.