Под покровом тьмы - Джеймс Гриппандо

Старуха подняла бровь:

– Вряд ли.

– Похоже, вам пригодилась бы помощь. Ну там, выгружать коробки, убираться и все такое…

Старуха пристально посмотрела на Энди:

– Я не нанимаю чужаков.

– Зато я беру за работу недорого.

– Все вы так, – ответила старая ведьма, скривившись. – То есть если работаете.

Энди не привыкла к расистским выпадам. Но реагировать не стала.

– Я бы могла поработать дня три бесплатно. Можете стоять рядом и смотреть. Если я вам понравлюсь – оставите меня и дадите бусы за три дня работы. Если я не понравлюсь – прогоните, ничего не заплатив.

Старуха еще раз внимательно взглянула на Энди. Это было очень щедрое предложение. Три дня работы за бусы ценой в девять долларов. С возможностью под конец просто выставить ее. Тупая индеанка.

– Ладно, – сказала наконец хозяйка. – Мне надо распаковать несколько коробок, написать цены и разложить. Можешь начинать завтра.

– Спасибо.

– А ну стой, – вдруг рявкнула она.

Энди застыла на месте. Старуха выхватила из-за прилавка бейсбольную биту и, рыча, погрозила девушке. Энди попятилась.

– Здесь только одно правило, юная леди. Ограбишь меня – и я проломлю тебе череп. Поняла?

Энди кивнула.

– Хорошо. Как тебя зовут?

Она хотела было сказать «Энди», но вовремя спохватилась.

– Кира Уайтхук.

– А меня Мэрион. Зови меня миссис Рэнкин. Увидимся завтра.

– Хорошо. Завтра. – Энди повернулась и вышла за дверь, стараясь не показать, как она довольна тем, что Кира Уайтхук нашла работу.

Гас был в бешенстве. Он несколько раз за день звонил Энди, оставляя записи на автоответчике. Дважды говорил с регистратором, который то ли не знал, то ли не мог сказать ему, где сейчас агент Хеннинг. В последний раз Гас попросил соединить с ее начальником, но тот тоже был недоступен. Происходило что-то непонятное.

Карла заглянула, чтобы приготовить обед, но брат просто не мог есть. События явно выходили из-под контроля. Уитли хотелось позвонить Ширли Бордж и сказать ей, что программа «Второй шанс» для нее открыта и она может, черт побери, держать собаку – какую хочет, сколько хочет. Только пусть говорит. Но Гас не мог ничего сказать без разрешения Энди.

«Почему, черт возьми, Хеннинг не звонит?»

Время уходило впустую. Либо ФБР затягивает дело, упуская реальный шанс, либо они что-то замышляют, но держат его в неведении. Оба варианта Гасу не нравились.

– Держать еду разогретой? – спросила Карла. Она стояла у духовки, держа блюдо с любимыми спагетти Морган.

Гас сидел, уперев локти в кухонный стол. К своей тарелке он и не прикоснулся.

– Смешай их с желе, – сказала Морган. – Получается здорово.

Уитли заставил себя улыбнуться. Любое обращение Морган нуждалось в признании и поощрении.

– Может быть, позже, – сказал он.

Зазвонил телефон. Гас бросил взгляд на аппарат на стене, но звонил не он. Гас вскочил со стула и бросился в кабинет. Схватил трубку на третьем звонке, успев до того, как сработал автоответчик.

– Алло, – сказал он жадно. Молчание. – Алло, – повторил Гас.

Нет ответа.

Он озадаченно помедлил.

– Алло? Есть тут кто-нибудь?

Странное это было молчание. Не та мертвая тишина, что предшествует тоновому набору. На линии явно кто-то был.

– Кто это? – спросил Гас.

Ответа не было. Однако Уитли не вешал трубку. Он ждал. Шли секунды, прошло почти полминуты. Его замешательство перешло в гнев.

– Черт побери, кто там?

Ему вроде бы послышалось потрескивание на линии. Хотя, может быть, это было его собственное дыхание. Потом мелькнула другая мысль.

– Бет… – Голос Гаса дрогнул. – Это ты?

Нет ответа. Но трубку не повесили.

Мысли неслись вскачь. Он подумал о последнем звонке, о детской песенке, которую она сыграла. Подумал обо всех ужасных обстоятельствах, которые, возможно, не давали ей говорить.

– Бет, если это ты, нажми любую клавишу три раза. – В его голосе звучало отчаяние.

И через несколько секунд Гас услышал. Три длинных сигнала.

– Бет!

Раздался щелчок. Телефон разъединился. Гас швырнул трубку на рычаг и – в последний раз – набрал номер агента Хеннинг.

38

Энди пообедала в экспресс-закусочной, потом обошла квартал, чтобы познакомиться с окрестностями. Ночь была ясной, но холодной. Местный вариант часа пик закончился, и улицы казались пустынными. Две машины ждали у «Кафе Венди»; работающие двигатели извергали большие облака выхлопных газов. Еще три машины были припаркованы на соседней улице; одна из них выглядела так, словно не двигалась с места со времен президентства Джорджа Буша-старшего. Водосточные желоба были забиты твердым бурым льдом – растаявшими и снова замороженными остатками снегопада на прошлой неделе. Энди перешла улицу у светофора. Двое бездомных на парковке жались друг к другу в пустой картонной коробке из-под холодильника. Было похоже, что к ним присоединились еще три или четыре приятеля. Количество означало здесь тепло, а то и силу.

Около семи Энди нашла гостиницу на одной улице с «Вторым шансом». Обветшавшее одноэтажное строение с неизменной вывеской, провозглашавшей «МЕСТА ЕСТЬ». Расценки на номера были вывешены прямо на дверях. За месяц. За неделю. За ночь. За час. Именно в таком месте Кира Уайтхук и должна была бы остановиться. Энди шагнула внутрь.

В вестибюле оказалось тепло, но пахло старой пылью. За стойкой портье сидел латиноамериканец средних лет и читал газету. Он не поднял головы. Немного в стороне бойко шел обычный вечерний бизнес. К стене прислонилась молодая – не больше девятнадцати лет – индеанка. Пуговицы рубашки были расстегнуты гораздо ниже груди. Ее лапали трое мужчин. Энди слышала, как они пререкаются.

– Эй-эй, – сказала девушка, – не все трое разом.

– Ой-ёй, да брось, сучка.

– Совсем обалдели. По одному.

– Я добавлю еще яйцо, – сказал один, имея в виду наркотики.

Приятель схватил его за промежность:

– Я дам два яйца.

Засмеялись все, даже девушка. Происходящее напоминало торг в магазине. В этой части города все шло на продажу. Ко всему можно было прицениться.

Портье поднял голову:

– Что там такое?

– А? – ответила Энди.

Глядя мимо нее, портье повысил голос:

– Я обращаюсь к этим придуркам. Ребята, нужна вам комната или нет?

Ответил лысый:

– Мы работаем над этим, ладно? Я уже почти уговорил Здорово-берет-в-рот переменить имя на Трахается-с-тремя-разом.

Все снова засмеялись. Портье сказал:

– Давайте не в вестибюле, мужики.

По-прежнему смеясь, мужчина шагнул к стойке и открыл бумажник.

Энди отступила и ждала, наблюдая за индеанкой. Глаза девушки остекленели. Рот приоткрыт, словно у нее не хватало сил держать его закрытым. Один из мужчин поднес к носу девушки тряпку. Она понюхала, и ее повело. Высокий сунул руку ей под рубашку, лаская мягкий молодой живот. Это были грязные руки, огрубевшие от работы в поле. Но девушка не отстранялась. Ей было плевать на все. Она ничего не чувствовала. Что бы индеанка ни вдохнула, это сделало ее ночь сносной, а жизнь терпимой.

– Эй, бездельники, – сказал портье, – есть хоть у одного из вас пять баксов?

Энди слушала, как мужики спорят, набирая в складчину денег, чтобы хватило на комнату и проститутку. Взгляд ее, однако, не отрывался от девушки.

Тягостное зрелище. Энди было жаль ее и одновременно жаль себя. Ей вспомнились слова старухи из магазина одежды – что-то насчет того, что все вы – в смысле индейцы, – если работаете, то берете за труд недорого. Энди никогда не признавала предрассудков и нелепых теорий, будто преступления, безработица, а также масса других социальных зол просто часть индейской культуры. И в то же время она почти ничего не знала о традициях и ценностях своего – по крайней мере наполовину – народа. Девять лет в приюте научили ее только выживанию, а приличная белая семья, в конце концов удочерившая Энди, воспитывала девочку как родную – с лучшими намерениями и не придавая значения ее происхождению. Энди только слышала, что ее отец был белым, а мать – коренной американкой, но даже не знала, из какого племени.

Как ни странно, Хеннинг никогда не интересовалась прошлым. Это всегда озадачивало ее бывшего жениха. Однажды они говорили о том, чтобы завести детей, и Рик напрямую спросил: думала ли Энди когда-нибудь о своей настоящей матери?

– Иногда, – ответила она.

– А пыталась ее найти? – снова задал вопрос Рик.

– Нет.

– Почему же?

Энди на секунду задумалась.

– Просто из уважения.

– Уважения к кому?

– К приемным родителям. Мне кажется, их обидело бы, если б я начала искать своих биологических родителей.