Маска лжи. Часть 1 - Катерина Аркис

пытаясь определить, есть ли кто-то внутри. Эту столовую, как и кабинет отца и еще несколько помещений в доме, где предполагалось вести разговоры, не предназначенные для ушей челяди, покрывала паутина сложнейших магических плетений, главной функцией которых, кроме защиты от рассеянного магического воздействия, было поддержание постоянного «покрова безмолвия». За дверью, очевидно, ждали одного меня. Стол был накрыт на четыре персоны, однако ни хозяева дома, ни гостья свои места не заняли, а расположились в дальнем конце столовой — у панорамного окна — в удобных креслах. Дверь за моей спиной с мягким щелчком закрылась. Амулеты, вмурованные в углах комнаты, мигнули, а по замкнутому контуру магической паутины пробежал едва заметный радужный сполох.

— Это то, о чем я думаю? — криво улыбнувшись, поинтересовался я у отца.

— Ну откуда же мне знать твои мысли? — иронично ответил он. — Но да, это «каменный кокон» и до тех пор, пока я не сниму запрет, сюда никто не войдет и отсюда никто не выйдет. Так может ты сбросишь эту свою несуразную шкурку?

Я согласно кивнул и позволил собственному дару проступить из-под гнета щитов. Боли почти не было, если не считать неприятных ощущений из-за роста костей и смещения мышц. Я даже не поморщился, лишь обрадовался собственной предусмотрительности и тому, что заранее зачаровал для этой поездки практически всю свою одежду. Тело слегка ломило. Походка после изменения стала неуклюжей — центр тяжести у моего тела все-таки едва заметно отличался.

Впрочем, все эти мысли промелькнули и исчезли, стоило только почувствовать ласковое, почти невесомое, прикосновение к щеке, лбу, а потом и волосам, выбившимся из боевых кос.

— Зорян! — тихий рваный всхлип раскаянием полоснул по сердцу.

При звуке самого лучшего, самого родного на свете голоса все остальное потеряло всякое значение. Мама ни капли не изменилась, ни на день не постарела, хотя в волосах заметны стали тонкие нити первой седины, а в уголках глаз и губ морщинки — та цена, которую она заплатила за решения и поступки старших сыновей. Годы сделали Чаяну Калиту еще красивее, смыли с нее все наносное. Не стало невинной невесты, выбранной амбиционным и избалованным сыном древнего рода. В прошлое ушла властная и гордая супруга главы Совета, признанная соратница своего мужа, имеющая право повелевать и приказывать жителям общины. Рядом со мной стояла просто женщина, пришедшая проведать сына.

— Какой ты стал крепкий… — заговорила она полушепотом. — Здоровяк! Я отпускала мальчика, а вернулся мужчина.

Я блаженно прикрыл глаза, впитывая в себя ее прикосновения, неповторимый ее запах, ее ласку и нежность. Позволил себе как в детстве на пару мгновений поддаться ее рукам, но все же аккуратно вывернулся из-под ладоней и укоризненно качнул головой.

— У нас еще будет время, мама! Разве отец не сказал, что я задержусь после ужина, а не сбегу в закат.

Матушка прищурилась и гневно фыркнула:

— У твоего отца сплошные тайны. И ты не далеко от него ушел, мальчик мой. Один Край меня понимает. Сказал, когда ты появился и где тебя поселили по отцовской просьбе. Думаешь, мне было легко ждать? Семнадцать лет ждала каждый день, гадкий мальчишка! Едва сдержалась и не побежала в едальню Венкеласа. Благодари нашу гостью… Одно ее присутствие в доме меня и удержало.

Страстная эта отповедь, произнесенная тихим почти свистящим шепотом, напомнила мне о том, на кого я вырос похожим своим упрямством и непреклонностью. Я качнулся в ее сторону, схватил за узкие ладони и сделал то, что должен был сделать очень давно, но никак не хватало мужества. Опустился перед женщиной, подарившей мне жизнь, на колени, и тихо выдохнул:

— Прости, мама.

Она на мгновение замерла, а затем качнулась ко мне, ухватила за плечи, силясь поднять, а когда добилась желаемого — я встал и выпрямился-таки в полный рост — повисла на моей шее, уткнувшись в нее лицом. Это было так правильно и одновременно столь непривычно: прежде не я, она была моей опорой. Теперь же на моем фоне мама казалась маленькой — сущей девчонкой. Худенькой, изящной.

— Дурачок! Какой же ты еще дурачок! — всхлипывала она, цепляясь пальцами за мою шею. — Так ли давно ты был моим любимым мальчиком? Давно ли я прижимала тебя к своей груди, покуда ты капризно отталкивался кулачками? Давно ли я кормила тебя молоком, гладила по вихрастой черноволосой головенке и тайно от себя самой радовалась, что ты у меня есть? Давно ли учила тебя любви и нежности, видела твои первые шаги, слышала первые слова, целовала разбитые по неосторожности коленки и вытирала слезы? Ты весь — часть меня. Жаль только меня не было с тобой рядом, когда ты, наконец, повзрослел, стал сильным, решительным мужчиной. Я молила богиню о тебе ежедневно, ежеминутно. Тебе не в чем каяться передо мной, сын!

Я окунулся в ее объятия, как в ласковое теплое море. Весь мир перестал существовать. Не осталось ни отца, ни второй приглашенной к ужину гостьи, вообще никого.

— Да, Аламир… Хоть ты и рассказывал мне про своего сына и способности, я не думала, что он в действительности настолько одарен, — протянул бархатно чарующий женский голос.

Жрица, все также закутанная в свое пестрое одеяние, продолжала сидеть в дальнем углу столовой, однако теперь в ней почти не осталось той сбивающей с ног чувственности. Впрочем и детской наивности, которая поразила меня в нашу первую встречу, тоже не наблюдаось. Теперь она еще сильнее напоминала мне самоуверенную и невероятно опасную хищницу. Хитрые глаза ее насмешливо блестели, улыбка казалось такой очаровательной, а тон приветливым, что я лишь насторожился сверх меры.

Мама разжала руки и отступила вбок, вспоминая о приличиях.

— Позволь представить тебе мою давнюю знакомую, сынок. — заговорил отец. — Барият, как и ты, впрочем, прибыла в Бухтарму по моей просьбе. Бари, как ты уже поняла, это мой старший сын.

— Теперь, когда все знакомы, может быть мы оценим искусство нашего повара? — хозяйка дома подтолкнула меня в сторону накрытого стола с разнообразными блюдами.

Ужин прошел странно. Отправляясь в дом к отцу, я предполагал, что могу встретить там не только родителей. Однако мне почему-то казалось, что обсуждение причины, по которой отец вызвал меня в общину начнется прямо за столом. Матушка, впрочем, внесла свои коррективы — во время ужина под ее взглядом никто так и не осмелился заикнуться о чем-то более серьезном, чем урожай крылатых бобов. Разговоры велись на отвлеченные темы, хотя все равно с завидным постоянством возвращались к одной, самой главной. Ведь еще до начала сезона дождей в Люту должна была отправиться