Правда и ложь о русской водке. АнтиПохлебкин - Борис Родионов

Простите меня, но я в это не верю. Не верю в такое целенаправленное стремление. Более того, если представить себе, что общественно-государственное устройство русского государства пошло бы по общеевропейскому пути и с самого начала в нем стал формироваться, как бы сейчас сказали, многочисленный средний класс, то и винокурение развивалось бы, полагаю, по европейскому сценарию.

В. В. Похлебкин совсем не там увидел особенность русского алкогольного пути. Ее обеспечили не следование «византийским традициям» маниакального разведения водой любого погона, не надуманная уникальность нашей воды и ржи, а затянувшееся рабство, а также связанная с ним нищета абсолютного большинства населения. Вспомните, как В. В. Похлебкин с восторгом говорит о достоинствах старой русской водки:

...

По своей чистоте водка, производимая в отдельных аристократических хозяйствах русских магнатов – князей Шереметевых, Куракиных, графов Румянцевых и Разумовских, имела такой высокий стандарт качества, что затмевала даже знаменитые французские коньяки. Вот почему Екатерина II не стеснялась преподносить такую водку в подарок не только коронованным особам вроде Фридриха II Великого и Густава III Шведского, не говоря уже о мелких итальянских и германских государях, но и посылала ее как изысканный и экзотический напиток даже такому человеку, как Вольтер, хорошо знавшему толк во французских винах, нисколько не опасаясь стать жертвой его убийственного сарказма (стр. 197/103-104).

Так вот, подчеркиваю: здесь он говорит о ничтожной доле в общем количестве крепкого алкоголя, предназначенной для ничтожно малого количества представителей богатого сословия.

Так или иначе, к концу XIX века практически все винокурни обзавелись более или менее усовершенствованным оборудованием и выпускали в основном продукт, который можно назвать техническим термином «спирт-сырец». Добавлю, что государство всячески поощряло повышение градусности еще и по той причине, что при действующей тогда акцизной системе это повышало акцизные сборы и облегчало контроль за производимой винокурнями продукцией.

История не знает сослагательного наклонения, но с определенной долей уверенности можно говорить о том, что этот процесс остановился бы на определенной стадии, обеспечивающей оптимальное соотношение себестоимости и качества спирта. Дело в том, что доведение спирта до крепости 95 % и выше и его практически полная очистка от примесей требовали дополнительных затрат, но были совершенно не обязательны для удовлетворения запросов потребителей. Скорее всего, установился бы некий баланс между не очень «чистым» спиртом, производимым для «питейных» нужд населения, и высокоочищенным спиртом, предназначенным для промышленного производства. При этом часть алкогольных напитков производилась бы и из чистого спирта тоже и наверняка нашла бы своих приверженцев. Такие опыты проводились с 80-х годов XIX столетия всеми крупными российскими водочными фирмами, начиная с П. А. Смирнова.

Выпускались эти прообразы современной водки в мизерных количествах, стоили дороже «очищенного вина» и назывались «столовыми винами».

А теперь самое главное. Повсеместный переход на производство напитков исключительно на основе высокоочищенного спирта, экономически и потребительски не обоснованный, мог быть осуществлен только волевым решением государства и только в рамках государственной монополии. В реальности так и произошло. Почему так случилось – это вопрос особый, и позже мы об этом поговорим.

То есть роль монополии в безраздельном воцарении современной водки в российском государстве огромна. И в представлении В. В. Похлебкина именно она обеспечила то превосходное качество водки, которое должно составлять гордость русского народа.

Именно здесь, по моему мнению, лежат корни повышенного интереса В. В. Похлебкина ко всему, что в нашей истории можно интерпретировать как монополию на спиртное, и педалирование «благотворного влияния» монополий на качество напитков.

В. В. Похлебкин в разных разделах не только вольно интерпретирует известные ему весьма скудные сведения по этому вопросу, но и создает на основе этой интерпретации некую классификацию периодов действия монополии в нашем государстве.

Водочные монополии и их этапы (спады) (по В. В. Похлебкину)

Чтобы лучше понять ошибочность такого представления, попробуем разобраться, какой же была система государственного регулирования на протяжении всего периода существования винокурения.

Сразу оговорюсь, что о каком-либо серьезном анализе можно говорить, лишь начиная где-то с конца XVII века. По предыдущему периоду до нас дошли отдельные весьма малочисленные документы, на основании которых можно строить только предположения.

В период, обозначенный В. В. Похлебкиным как 1474 – 1605 годы, о каких-либо формах монополии достоверно вообще ничего не известно. О начальных датах этого периода подробно говорилось в разделе «Древность водки», где было показано, что назначенное на это время введение винной монополии, как, впрочем, и самого винокурения, является плодом талантливого воображения автора. Более того, некоторые дошедшие до нас сведения можно трактовать как существование в то время в Московском государстве полного запрета на изготовление и потребление всех алкогольных напитков (меда и пива), и тогда эти годы следует именовать не «первой монополией», а «первым сухим законом». В пользу такой точки зрения говорит приведенное выше свидетельство Иосафата Барбаро. Такая трактовка вполне согласуется и с текстом Михалона Литвина – мемуариста-этнографа XVI века:...

…Так как москвитяне воздерживаются от пьянства, то города их славятся разными искусными мастерами; они, посылая нам деревянные ковши и посохи, помогающие при ходьбе немощным, старым, пьяным, а также чепраки, мечи, фалеры и разное вооружение, отбирают у нас [у литвин. – Прим. коммент.] золото.

Князь Иван [Иван III], обратив народ к трезвости, повсюду запретил кабаки. Он расширил свои владения, подчинив себе Рязань, Тверь, Суздаль, Володов и другие княжества… Новгород, Псков, Север и прочие.

…Точно так же рожденный от него правящий ныне государь [Василий III. – Прим. коммент.] в такой трезвости держит своих людей, что ни в чем не уступает татарам [117] .

В этой цитате меня сначала несколько смутило слово «кабаки». В нашем сознании, в том числе и моем, это слово прочно связано с крепким спиртным, и раз во времена Ивана III кабаки существовали, то возникает искушение связать этот факт с существованием винокурения. Странно, что этого не сделал В. В. Похлебкин. Скорее всего, этот источник ему просто не попался на глаза. Но потом я вспомнил, что слово «кабак» пришло к нам из татарского языка, где этим термином обозначали просто заведения тогдашнего общепита. А поскольку у татар алкоголя вообще не было, то изначально это слово не могло связываться со спиртным. Появившись в Москве, кабаки вполне могли обогатить свое меню популярными в то время медами и пивом. Есть у меня еще одно сомнение. Я уже не раз убеждался, что переводчики достаточно вольно обращаются с оригинальным текстом, вставляя вместо изначальных слов привычные им термины. И хотя в данном случае я имел дело с современным научным переводом, однако переводчик специально оговорился, что некоторые слова он трактует «в соответствии со сложившейся переводческой традицией». Так что в оригинале, вполне возможно, никакого «кабака» вообще нет.

Успокоив себя такого рода рассуждениями – здесь я выступил вполне достойным учеником В. В. Похлебкина, – мы можем двигаться дальше.

В отличие от совершенно умозрительных построений относительно второй половины XV века, существуют достоверные сведения, что в XVI веке в городах и во многих селениях Московского государства существовали казенные питейные дома. Но опять же мы не можем с абсолютной уверенностью утверждать, что наряду с казенными не существовали на вполне законной основе и частные питейные заведения.

И только со второй половины XVII века появляются четкие достоверные сведения, что продажа пива, меда и вина составляла уже исключительное право казны. Важнейшим документом является Уложение 1649 года, в котором в главе XXV, озаглавленной «Указ о корчмах», в 21 статье подробнейшим образом описываются кары за производство и продажу неучтенной государством продукции. Опять же остается непонятным, полностью ли производство оказалось в руках государства или оно на каких-то условиях было дозволено и частникам. На то, что боярское производство не попадало под понятие корчемства (незаконное производство спиртных напитков), косвенно указывает начало 6-й статьи: «А будет с корчемным питьем приведут чьих людей, или крестьян, или дворников, а в роспрос те приводные люди скажут, что вино кому продали, укратчи у Бояр своих, и тех приводных людей про винную продажу пытати, Бояре их про то ведали ли?» А в статье 7-й говорится, что если ведали, то тех людей «свобожати».