Черное Солнце. За что убивают Учителей (СИ) - Корнева Наталья Сергеевна

В большинстве случаев Красный Феникс не был скор на расправу: стремясь использовать людские ресурсы по максимуму, он извлекал наибольшую пользу из каждого таланта. Разобравшись в хитросплетениях нитей, которые позволяли управлять личностью, не разрушая её, Учитель рано или поздно охладевал к любимцу и отбрасывал, как надоевшую игрушку, устройство которой было раскрыто.

Однако прежде Красного Феникса интересовали люди неординарные. Стоящая перед кочевником молодая женщина вряд ли относилась к числу таких людей. Нити, управляющие ей, были слишком очевидны — честолюбие и жажда власти. Знакомые, простые рычаги. А потому долго рассчитывать на интерес и благоволение Великого Иерофанта уж точно не приходилось: она быстро наскучит. Однако это не означало, что в данный момент Учитель не готов променять на неё других учеников, посвятив новенькой всё своё время.

Но до чего же красива, чертовка. Кожа — оттенка серебряного инея, черты лица будто выписаны тончайшей кистью каллиграфа… и всё-таки это была не просто хорошенькая юная особа. Элиар смотрел на Агнию уже достаточно долго, чтобы внутреннее зрение прояснилось и взгляду явилась истинная картина. Сила аристократки была подобна воде, прохладному горному ключу: тело окутывали переливающиеся светлые струи энергии удивительной чистоты. Никак не направляемые, прозрачно-алые потоки медленно текли, совершая гармоничное, ничем не нарушенное движение по меридианам, наполняя девушку здоровьем и красотой. Черт побери! Всё же проницательный Учитель не ошибся, приняв ее в храм.

Вглядевшись еще тщательнее, Второй ученик обратил внимание на незначительные мутноватые разводы, кое-где вливающиеся в струи чистого красного цвета. Словно прорехи в энергии, они набрякли по краям ауры и свернулись неопрятными лохмотьями.

Элиар усмехнулся, узнав характерный почерк Красного Феникса. Клинок его силы разъял безупречный кокон, не дожидаясь, пока покажется бабочка. Вмешавшись и нарушив естественный ход вещей, наставник всецело завладел этим сокровищем, лишив бабочку части силы, необходимой для развития, ослабляя и подавляя её.

Прошла еще пара секунд, и проявились тончайшие лучи-оковы печати Запертого Солнца, заключавшие кокон в правильную геометрическую фигуру. Теперь бабочке и вовсе не выбраться самостоятельно: она полностью зависит от воли Учителя.

Так же, как и он сам.

Однако Великий Иерофант приник к доставшемуся ему источнику энергии совсем уж беззастенчиво, черпая, словно из бездонного колодца. Должно быть, рассчитывал на свойственное молодости ускоренное восстановление и величину нетронутого запаса цвета. Наверное, именно так Красный Феникс рассчитывал пользоваться природной силой владычицы Ишерхэ, но та оказалась ему не по зубам.

С тех пор, как Элиар впервые увидел девушку на службе Зимнего солнцестояния, Агния, кажется, повзрослела на несколько лет, став прозрачнее и тоньше. Учителю следовало поумерить свои аппетиты, если он не хотел раньше срока загнать юную ученицу в гроб.

К стыду своему, при мысли об этом Красный Волк не испытал подлинного сострадания. Это чувство новоявленный глава Тайной Страты уже и не помнил, за семь лет в обучении навидавшись разного, привыкнув беспрекословно исполнять все без исключения приказы наставника. Убедившись, что новая ученица не станет его истинной любимицей, кочевник ощутил скорее злую радость.

Не выдержав непонятной сцены, Агния инстинктивно подалась назад и ткнулась спиной в холодную каменную кладку. Кажется, он смотрит на неё уже слишком долго и слишком пристально. Взгляд Видящего тяжел. Глупая девица, должно быть, вообразила невесть что. Разве он похож на того, кто без раздумий прикончит неугодного прямо здесь, в донжоне Учителя? Элиару вдруг ясно представилось, как своими руками он придушит ее или стукнет головой о мраморный угол ступени, чтобы избавиться от соперницы. Смешно. Неужто ужас перед недавно назначенным Стратилатом настолько велик, что затмевает голос рассудка?

— Уже спускаетесь? — елейным голосом неожиданно пропела нахальная Совершенная, отлепившись от стены, и за этой подчеркнутой, безупречной вежливостью крылось оскорбительное пренебрежение, с которым ему давно уж не приходилось встречаться лицом к лицу. — А я — как раз поднимаюсь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

От двусмысленности произнесенных фраз глаза Элиара вспыхнули как золото под лучами солнца, но Красный Волк снова ничего не ответил. На сей раз потому, что это была идеальная, бесконечно галантная дерзость, и для достойного ответа не нашлось подходящих слов.

Вот теперь ему и в самом деле захотелось пристукнуть Агнию Ивицу Лиру и, забыв о всяком благородстве и почтении к высшей расе, кубарем спустить девицу с лестницы. Но сделать этого он не мог — протекция всесильного Великого Иерофанта мешала ответить излишне непочтительно.

В такие мгновения Элиар остро сожалел, что оставил родной Халдор и оказался в этом змеином гнезде, где нельзя было и шагу ступить без хитростей и интриг. Захотелось выбежать из господской башни и крикнуть слугам, чтобы те привели коня. Уже вскоре верный скакун будет стоять рядом, запряженный. Горделиво тряся длинной ухоженной гривой, потянется к хозяину мягкими теплыми губами. Одним движением Элиар окажется в седле, вгонит острые шпоры в живую плоть. Конь обиженно заржет и рванет с места в карьер… и если сам ветер решит потягаться с ним в скорости, останется далеко позади… Но нет. Всё это было недопустимо, всё это не приличествовало его статусу, и об этом обязательно будет доложено Учителю. Бегство невозможно.

А Элиар любил скорость, любил опасную бешеную скачку, любил с самого детства… Он все еще помнил, как отец с тайной радостью в глазах смотрел на него, безрассудного младшего сына, и ничего не запрещал, просил только быть осторожнее. А вот старший брат был гораздо менее сдержан. Он орал и грозился выпороть будущего Стратилата Ром-Белиата, если еще раз увидит его, тогда еще совсем мальчишку, на необъезженном мустанге.

Сколько же времени он не видел их… уже целых семь лет. Сперва он просил у Учителя позволения приехать в родной Халдор хотя бы на пару дней, да хотя бы на сутки… Чтобы только посмотреть, как они там, обнять, сказать, что не забыл кровных уз, но… его светлость мессир Элирий Лестер Лар ничего не запрещал. Тонкий знаток человеческих душ, Первородный отлично знал, что прямые запреты — не лучший метод в случае с вольнодумством. Учитель говорил: «Ты поедешь, но не сейчас. Сперва нужно…» и далее следовало какое-нибудь задание или поручение. Конечно, очень срочное, чрезвычайно важное дело, которое уж никак нельзя отложить.

Так было поначалу. А потом Элиар превратился из глупого мальчишки в молодого мужчину и понял, что Красный Феникс никогда не разрешит ему вернуться домой, и лучше лишний раз не раздражать Учителя, не просить о невыполнимом. Наставник хотел единолично управлять жизнью воспитанника. Он хотел, чтобы Элиар забыл о прошлом, забыл, что есть такой народ — Степные Волки, тем более что те так и не желали добровольно покоряться Ром-Белиату.

И Учитель достиг своей цели. Нет, Элиар не перестал любить отца и брата, не перестал — в душе — считать себя кочевником, сыном Великих степей, но воля Красного Феникса в конце концов сделала свободного рабом. И дело даже не в позорном клейме на горле, не в печати контроля Запертого Солнца — то было внешнее. Сама эта воля, мягкая, но требовательная, подобная стальной руке в бархатной перчатке, сделала его рабом Ром-Белиата. Он искренне полюбил Совершенных, их величавую внешность, изящный язык ли-ан, который сделался почти родным, их певучую, странную музыку. Ему стало казаться естественным, что все прочие народы должны прислуживать повелителям людей. Все прочие — значит, и степняки тоже. И в этом не было ничего постыдного. И в какой-то миг ему вдруг стало непонятно, почему отец упрямо предпочитает иное.

Больше того, когда Элиару приходилось, по своим ли делам или исполняя поручения Красного Феникса, оказываться где-то неподалеку от Великих степей, он никогда не смел пресекать границ. Он не желал наводить на себя немилость строгого наставника, пусть даже мессир Элирий Лестер Лар и не запрещал ему прямо то, чего он так жаждал. Элиар чувствовал и сам, что годы, проведенные на Крайнем Востоке, сильно изменили его. Теперь он ничем не напоминал сына Великих степей: все привычки его, манеры и даже имя стали такими, какие приняты при дворе Ром-Белиата. Элиар понимал, что если он вновь окажется в окружении неистовых, безудержно свободных собратьев, все старания Красного Феникса превратить его в безропотного раба могут оказаться напрасными.