Ideal жертвы - Анна и Сергей Литвиновы

Катя слушала, не сводя с меня глаз, преданно кивала, задавала уточняющие вопросы, и по ее хитрющей мордочке было видно: завтра же моя история станет достоянием всех отдыхающих дамочек. Но только мне, уже слегка пьяной, сейчас казалось: ну, и ничего страшного. Уж после того унижения, которое я пережила сегодня в парке, наблюдая за интимными играми Лили и Кости, мне бояться больше нечего. К тому же, если не сегодня, то завтра утром я все равно уеду из «Ариадны» и никогда больше сюда не вернусь. И ни с кем из здешних обитателей, очень надеюсь, нигде не встречусь...

...Когда моя грустная повесть была закончена, Катька вдруг выдала:

– Слушай, Бэльчонок. Это все очень, конечно, интересно, но я не поняла: чего ты бесишься-то? Почему уезжать собралась?

– А что мне еще здесь делать?!

– Да радоваться надо!

– Радоваться? Чему? – опешила я.

– Сейчас объясню, – важно произнесла Катюха. – Со всем научным подходом. У тебя эти твои прынцы, ну, Старцев и Костя, я так поняла, первые мужчины?

– Ну-у... Мы с ними не...

– Да понимаю я, что не спали! – Катя хмыкнула. – По тебе ж за километр видно: ты за свою девственность зубами держишься!

И вновь стала серьезной:

– Но я сейчас не про секс говорю, а про всякие, блин, высокие чувства. Про любовь. Признавайся: ты влюбилась впервые, правда?

– Ну-у...

– И разочаровалась в любви – тоже впервые.

– Ну-у...

– Вот я и говорю: радуйся, что все так легко закончилось! – радостно выкрикнула Катюха. – Я, например, от своего первого аборт делала. А в Москве у меня есть подружка – так ейный любимый по ее паспорту огромный кредит оформил. И слинял – а она теперь выплачивает. Еще одну девчонку я знала – ее в первую ночь СПИДом наградили. А ты: ну, не случилось любви до гроба, но ведь ты здорова, деньги при тебе, да еще какой опыт появился! Говорю же: не плакать – радоваться надо!

...Я, хотя и понимала, что Катя несет обычную утешительную чушь, против воли улыбнулась. Сейчас, спасибо водке и уверенному тону моей наперстницы, мои проблемы действительно стали казаться мелкими и смешными. Изменил Костя – но он мне ничего и не обещал. Обидней было бы, если б он мне предложение сделал, а потом с Лилей переспал...

Катя, ободренная моим смирением, продолжала:

– Знаешь, Бэлка, даже песенка такая есть. Что-то там про слезы в подушку. И про первые уроки любви. Вот этот первый урок жизнь тебе и дала. Заметь: бесплатно и без всяких последствий.

И подколола:

– Пора бы уже какой-никакой опыт приобрести. В двадцать семь-то лет! Забудь ты про этого Костю. У него ж на лбу написано: ловелас, ни одной юбки не пропустит. Представь: если бы тебе его захомутать удалось? Вот он – твой муж. Ты ему ужин жаришь, носки стираешь, сортир за ним чистишь. И то и дело узнаешь – от соседок, от подруг, от кого угодно: Костичек твой за одной приударил, с другой переспал. Оно тебе надо?

Катя выжидательно уставилась на меня.

Я покорно пробормотала:

– Да не надо, конечно.

И вздохнула:

– Я сама, конечно, дура. За журавлем в небе погналась. Лучше бы со Старцевым осталась...Он, хоть и не красавец, но мужчина надежный.

Катя непонятно усмехнулась:

– Со Старцевым, говоришь?

– Ах, ну да! – не осталась я в долгу. – Ты ж его подобрала. Ну, как? Научил он тебя танцевать?

– Не успел, – вздохнула Катерина, – послала я его. В грубой форме.

– Почему? – опешила я.

– Да видишь ли, в чем штука... Я ведь сначала его просто безобидным стариканом считала. Ну, поужинаешь с ним, потанцуешь, дашь, чтоб сиськи пощупал. Но он оказался пройдоха еще тот. Перед мужем меня едва не подставил... Спасибо, мир не без добрых людей. Предупредили.

– Вообще ничего не понимаю.

– Сейчас расскажу тебе. Муж мой, Васька, большой человек. Ну, как все они там, на Рублевке: особняк, бибики дорогущие, часы золотущие. И, опять же, как положено: врагов изрядно, поэтому служба охраны своя. А начальник охраны, Рубен, мой земляк, тоже с Краснодарского края. Ну, и выручает меня, шепчет, когда надо, чтоб осторожней была. Однажды у меня амурчик небольшой приключился, муж заподозрил. Мне ни слова – сразу частных детективов нанял, чтоб все доказательства получить. А Рубенчик, земной ему поклон, мне свистнул – я в авральном порядке любовь свернула, чиста перед муженьком оказалась, аки слеза, он мне колье подарил, типа извинения, что посмел усомниться. Ну, и сейчас Рубенушка, спаситель мой, позвонил, шепнул: про меня, оказывается, справки наводили. Отсюда, из «Ариадны».

– Что-о? – Я в изумлении уставилась на Катю.

Катя, конечно, и понятия не имевшая о природе моего изумления, надменно фыркнула:

– Обычное, между прочим, дело. Тут, в провинции, халявщиков полно. Только и мечтают, как бы за чужой счет в Москву перебраться. Вот и сейчас, Рубенчик предупредил: какую-то местную сволочь сильно интересует, сколько у меня денег. И могу ли я ими сама, без ведома мужа, распоряжаться.

Ничего себе! Ровно те же вопросы, что привели в такую ярость моего отца!

Но Кате я, конечно, ничего не сказала. Лишь пробормотала:

– Ты сказала, что «кого-то интересовало». А почему ты решила, что именно Старцева?

– Да выяснила я, – пожала она плечами. – Хоть и узнавали, как всегда в таких случаях, через третьи руки, и следы путали, но я умолила Рубенчика: умереть, но выяснить, кто тут под меня копает. Даже обещала, что ему денег дам, если узнает точно. А денежку он любит, вот и нарыл, и сегодня как раз сообщил: состояние мое, оказывается, Старцеву понадобилось! Представляешь, каков гад!

Катя плеснула нам по очередной, уже неизвестно какой по счету рюмке и меланхолично заявила:

– Поэтому, Бэльчонок, мы сегодня не только твою первую любовь хороним, но и мое, так сказать, чувство... Не первое, конечно, но все же. Мы ведь с тобой когда встретились, я как раз от Старцева шла. Высказала ему все, что о нем думаю. Велела, чтоб не подходил больше. И на рецепшен зашла – к другому врачу переписалась. Ну, так чего? – Она приподняла рюмку. – Махнем? За помин старцевской души?

Обычно я абсолютно не выношу столь кощунственных шуток.

Но сейчас, когда пазл нашей со Старцевым ссоры наконец сложился в моей голове (его якобы любовь... он узнает, что я бедна... и резко обрывает наши отношения – под смехотворным предлогом, будто я изменила ему с Костей), я чокнулась с Катей и с чувством произнесла:

– Ты права. Чтоб он сдох!

И еще меня теребило чувство вины – не всепоглощающей, конечно, но все же...

Костя, конечно, негодяй и предатель – но, называя его альфонсом, я явно погорячилась.

Лиля

Еще только светало, когда в дверь моей комнаты забарабанили. Я спала, как убитая, и снился мне Константин. Абсолютно ВНЕ всех интриг и проблем, мы с ним рука об руку брели по красивому, только что после дождя, лугу. На полевых цветах блестели капельки росы, и Костя срывал их и протягивал мне, а я вдыхала нежный аромат васильков и ромашек и чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.

Когда раздался стук в дверь, я еще была на грани сна и яви, потому и решила: это опять он, Костя! Ночью почувствовал, уловил, насколько мне без него плохо, – и пришел.

Я накинула тот самый коротенький халатик, что вчера вспоминал Константин, и широко распахнула дверь.

Какое же меня ждало разочарование! На пороге стоял амбал Кирюха – мрачный, крошечные глазки смотрят с угрозой.

– Я пройду, – с утвердительной интонацией произнес он.

Легко отодвинул меня и ввалился в комнату.

– Что? Что случилось? – Я тщетно пыталась запахнуть на груди тесный халат.

Кирюха оглядел меня всю – от босых пяток до встрепанных со сна волос. Не самый, конечно, презентабельный вид, но многим мужчинам нравится. Мой бывший, Юрик, обожал, когда я только что из постели, тепленькая и, как он говорил, беззащитная. Да и Костя, помнится, тем памятным утром еле удержал себя в руках. Однако в лице Кирилла не мелькнуло ни капельки вожделения, и это показалось мне плохим признаком.

– Я сяду. – Сообщил он все в той же хамской манере.

И без приглашения плюхнулся на единственный стул.

Это уже хорошо. Что хотя бы разрешения спрашивает, а не волочет с ходу в кабинет карлика или в подвал палача Воробьева.

– Чего ты хотел, Кирилл? – повторила я.

Он бухнул:

– Я по поводу Машки.

И отвел глаза.

Сердце обмерло. Неужели с ней беда?

– А что с Машкой? – спросила я, чувствуя, как в груди разрастается противный ледяной комок.

Кирилл же вскинул на меня свои еле видные на жирном лице глазки и чуть ли не с робостью спросил:

– Ну, она ведь твоя подруга?

И смолк. А меня просто трясти стало, и я на всю комнату заорала:

– Да скажи ты толком, что случилось!

– Говорю ж тебе: я по поводу Машки. Хотел узнать, раз вы подруги: куда она ходить любит, какие цветы, ну, и всякое такое.

– Ф-фу! – выдохнула я, не скрывая облегчения. И без обиняков спросила: – Ты в нее втрескался, что ли?

– Ты выражения подбирай, – в привычной своей манере рявкнул амбал.