Утро года - Василий Алферов

— А ты, брат, уразумей, что нынче сказки былью оборачиваются, — улыбнулся рыбак.

— Кто же это творит такие чудеса? — удивился Ерш Ершович.

— Люди, народ, — весело дымил трубочкой старик. — Плыви, Ерш Ершович, торопись. Ждут тебя дома с нетерпением.

— Ну, тогда прощай, — сказал напоследок Ерш и скрылся под водой…

Много дней и ночей плыл он и доплыл до гор Жигулевских, где по ночам светло, будто в ясный день. Смотрит, а перед ним полые воды плещутся, конца-краю не видно.

— Вот так чудо! — воскликнул Ерш Ершович. — Значит, правду мне поведал добрый человек. — И прибавил ходу.

С трудом отыскал свою Усу. Обрадовалась Ершовна, обрадовались ершата — малые ребята. Узнали друзья-приятели.

— Здравствуй, Ерш Ершович! — низко кланялась плотвица-сестрица. — Счастье-то какое к нам привалило…

— Не ждали, не гадали, — перебил плотвицу голавль лобатый. — Корму стало много…

— И во сне не снилось такое! — сказал в свою очередь окунь полосатый.

— Раздолье-то, раздолье какое, куда хочешь, туда и плыви! — вильнула хвостом красноперка-увертка.

Потом Ерш Ершович сказал свое слово:

— Искал я глубокий водоем, а он сам к нам пришел. Вот мы теперь и будем все по-хорошему жить-поживать, а худое забывать.

…Много лет прошло с тех пор. Теперь это — история. А знать историю всегда полезно.

ЭТЮДЫ

Платоныч

Рыболовы обычно называют друг друга коротко и любезно: Петрович, Сергеич, а то просто — Саша, Миша, хотя иному Саше или Мише далеко за шестьдесят. Любят давать и разные меткие прозвища некоторым хвальбишкам, которые на словах всегда ловят больше всех и обязательно крупную рыбу. А самая что ни на есть крупнущая — «вот такая» — протягивают они руку — обязательно срывается: то, скажут, крючок разогнула, то леску оборвала.

Но есть рыбаки, как вот, к примеру, мой давний знакомый Иван Платоныч, который не имеет привычки «привирать», а наоборот, каждый раз жалуется:

— Плохие дела, очень плохие, — шумно вздыхает он, — никуда не годятся.

— Это в каком же смысле? — спрашиваю я.

— Во всех смыслах нехорошо. Ну, куда это годится — рыбаков стало больше, чем рыбы. Ходил я в прошлую субботу на Волгу возле Коровьего острова и диву дался. Рыбаков, точно стая грачей перед отлетом, видимо-невидимо. Больше полтыщи будет. А ведь это не только здесь, но и в других местах не меньше!

Иван Платоныч стал загибать пальцы на левой руке и называть водоемы:

— Грязный затон, Рождественская воложка, Гатной ерик, Татьянка… А многие ездят на Куйбышевское водохранилище, рыбачат на Соку… Да мало ли у нас водоемов, и везде уйма рыбаков. И уже если ружейных охотников насчитывается тысяч восемнадцать, то рыбаков-любителей раза в два или в три больше. Только охотники все на учете, все имеют членские билеты, потому что без билета им не продадут никакие охотничьи припасы. А рыбакам просто — заходи в спортивный магазин, бери свободно крючки и лески, поплавки и грузила, мормышки и блесны, удилища и спиннинги, плати денежки и отправляйся на любой водоем.

— А разве это плохо? — спрашиваю я.

— Да как тебе сказать, будто и не плохо, но и хорошего мало, — как-то не совсем твердо отвечает Платоныч. — Если бы у нас для рыболовов-любителей были созданы все необходимые условия, то каждый бы стал членом общества охотников и рыболовов. А у нас в зоомагазине даже приманок никаких не бывает — ими торгуют одни спекулянты. А взять такой вопрос — сколько у нас развелось нарушителей правил любительского рыболовства? Уйма! — Немного помолчав, Платоныч продолжал: — И никто с этим злом не ведет никакой борьбы. Некоторые, с позволения сказать, рыболовы-спортсмены ловят удочками с резиновых лодок и налавливают по двадцать и более килограммов вместо пяти по установленной норме (надо бы запретить рыбалку с лодок, потому что настоящие природолюбы, удильщики-аксаковцы, рыбачат только с берега). Встретил я одного рыболова-лодочника в июне прошлого года на малом островном озере, который, не стесняясь, хвалился своим уловом:

«Вот, погляди, больше пуда одних карасей наловил», — показывая на огромную корзину, сказал этот хапуга.

«И не стыдно тебе, — упрекнул я хапугу. — Смотри-ка, сколько ты загубил мелких карасиков, чуть ли не с пятачок величиной. А ведь они через год-два могли бы стать крупными карасями».

«А мне под водой не видно — крупный карась берет или мелкий».

«Зато снаружи видно: попадается мелочь — пускай ее обратно в озеро. Нельзя же обкрадывать природу…»

«Ну, ты, браток, покороче насчет обкрадывания», — огрызнулся не любитель, а губитель-рыболов. Таких хапуг встречается много, — продолжал Платоныч. — Конечно, за всеми нарушителями лова инспекция рыбоохраны не может уследить. Тут, по-моему, надо самой общественности, всем, кому дорога наша природа и ее богатства, активнее включиться в борьбу за сохранение и умножение рыбных запасов во всех водоемах.

Тут, конечно, я ничего не мог возразить Ивану Платонычу. Что верно, то верно.

Платоныч человек рассудительный, любит поговорить о рыбалке. Но вот в чем беда — никак он не хочет признавать новые способы спортивного рыболовства. Ни мормышки, ни кивки, ни новые приманки — ничего не признает, летом и зимой рыбачит по старинке, дедовскими способами.

В летнюю пору в стоячих водоемах рыбачит без всяких грузил — этот способ он называет деревенским, а приманку смачивает пахучим одеколоном «Шипр». Однако хороших уловов у него почти не бывает. Над ним часто подтрунивают:

— Ты, Платоныч, червячок-то спрыскивал бы не «Шипром», а «Подарочными» духами — от них дух-то рыба за километр учует.

Иван Платоныч улыбался, но на шутку отвечал мечтательно и серьезно:

— Лет сорок тому назад — вот это была рыбалка! Рыба клевала в любом водоеме так, что поспевай только вытаскивать. И без всяких новых способов. А теперь смотри что: вместо зимней поплавочной удочки, например, пошли донки с катушками и кивками да мормышки разной формы — «капельки», «клопики», «дробинки». Раньше только и рыбачили круглый год на червя и кой-когда, изредка, на хлеб или на тесто. А мотыля с опарышем и разные там мормышки с катушками да с кивками никто никогда и не знал.

Большой консерватор в рыбацком деле, тяготея к устаревшим способам лова, Иван Платоныч, между прочим, был отлично осведомлен о всех новинках, знал много разных историй из жизни удильщиков.

— Знал я состоятельных заядлых рыбаков-блесневщиков, — поведал он мне однажды. — Так вот, чтобы клев всегда был обеспечен, они придумали такое, что во сне не приснится: отлили себе серебряные и золотые блесны. И, наверное, подумали: «Ну, теперь держитесь судаки, щуки да окуни!» Приехали на водоем, пробурили лунки. В одном месте тряхнут блеснами — нет ничего, в другом, третьем — опять никаких признаков. Сели на свои складные стульчики — так я себе представляю, — покуривают и думку думают: «Отчего же на такие шикарные блесны рыба не ловится? » Смотрят, на лед бабка с мешком и с удильником идет. И прямо к ним: