Утро года - Василий Алферов

Собрание кончилось далеко за полночь…

* * *

Наступал сев. Горячее солнце беспощадно расплавляло почерневшие, тяжело осевшие сугробы.

Минай, гоняя лошадей на водопой, любовно смотрел на их гладкие бока и крутые крупы.

С водопоя, раздувая розоватые ноздри, кони высоко вскидывали задние ноги и, круто подгибая головы, вихрем неслись до самых ворот конюшни.

Минай, закрывая ворота, еще раз заботливо оглядывал лошадей, и, уходя, радостно вздыхал, и говорил вслух:

— Вот теперь, пожалуй, можно и написать…

В один из вечеров, поджидая кольцевого почтаря, он сидел за столом и усердно выводил чернилами на конверте адрес командира батареи, в которой служил.

Минай крепко хранил свое обещание держать постоянную письменную связь со своей частью. В письме он подробно описал подготовку колхоза к севу, а также и свою работу. Вложив письмо в конверт, он на минутку задумался, быстро вынул его обратно и в самом конце, сбоку, приписал:

«…А еще сообщаю, что Машка вчерашней ночью ожеребилась. Принесла жеребчика… Жеребчик вороной, на лбу звезда, породистый. Уж такой жеребчик — картинка! Назвал я его Беркутом. Ну вот и все пока».

1939 г.

Сказ об Усе, рыбаке и рыбке

Есть в нашем крае, на Самарской Луке, речка Уса. Свое начало она берет в Сызранском районе, а около Молодецкого кургана впадает в Волгу.

Веками вилась речка Уса узкой лентой, текла мимо полей, лугов и огородов, мимо высоких гор. В летние жаркие дни мелела, и ее можно было свободно перейти вброд.

И вот тихими шажками беда подкралась: речка до того обмелела, что жить в ней рыбам год от года становилось все труднее и труднее. Ерши хотя и махонькие рыбки, а любят места глубокие, с чистой проточной водой. Плотвицы не так разборчивы, но и те стали часто жаловаться на трудное житье.

— Что делать, как быть? — вздыхали они при встрече с голавлями и красноперками. — Куда деваться?

Но никто из них не мог придумать — что делать, как быть, куда деваться. И решили рыбы, которые постарше, плыть к Ершу Ершовичу за советом.

— Мы к тебе, наш добрый и храбрый Ерш Ершович, — кланялись плотвицы-сестрицы, голавли лобатые, окуни полосатые, красноперки-увертки и прочие рыбы. — Речка наша пересыхает, простора нет, кормиться нечем, как дальше жить?

Выслушал Ерш Ершович жалобы рыб и сказал:

— Мне тоже здесь не сладко живется. А выход из трудного положения один: придется менять местожительство, уходить в глубокий водоем.

— А где он, этот глубокий водоем? — обрадовались рыбы.

— Может быть, близко, а может, и далеко, — неопределенно ответил Ерш Ершович. — Искать надо.

— Придется искать, — в один голос проговорили рыбы. — Выручай, Ерш Ершович! Ты все ходы-выходы знаешь. Да и смелости и выносливости у тебя хоть отбавляй. И умом бог не обидел — никто сравниться с тобой не может.

— Ну что же, — согласился Ерш Ершович. — Ежели так, то надо плыть.

Собрался Ерш Ершович скоро-наскоро, простился со своей Ершовной да с ершатами — малыми ребятами, поклонился плотвицам-сестрицам, голавлям лобатым, окуням полосатым, красноперкам-уверткам и прочим рыбам и отправился в путь-дорогу.

Плывет мимо густых таловых кустов, перебирается через узкие мелкие ручьи и перешейки, где воробью по колено. Плывет, торопится.

Много прошло времени с тех пор, как Ерш Ершович покинул речку Усу. Плывет он днем и ночью — поесть некогда. Схватит на ходу личинку-другую, комара-толкуна или ручейника и — дальше. Теперь он плывет уже вниз по течению Волги, заглядывает в каждый залив, в каждую воложку и затон, облюбовывает глубокий водоем.

Но вот Ершу Ершовичу попадается небольшая воложка с чистой проточной водой. Плывет он ранним утром вдоль крутого берега и никак не налюбуется: тут и омуты глубоченные есть, и заводники, и перекаты. Берега густо поросли кустарником, а у самой воды трава-осока стеной стоит, от ветерка чуть-чуть покачивается, к воде льнет, пригибается. А над осокой-травой стрекозы да бабочки всех цветов кружатся, резвятся, на травинки отдохнуть присаживаются и по неосторожности в воду срываются, а их тут же, с налету, голавли да язи подхватывают. И решил Ерш Ершович твердо-натвердо переселиться на жительство в эту воложку. «Лучшего и желать нечего, — рассуждал он. — Только вот сейчас позавтракать надо хорошенько да отдохнуть, а потом и возвращаться можно».

Опустился Ерш Ершович на самое дно и стал там отыскивать себе пищу. Потом он поднялся немножко кверху. И вот на тебе: откуда ни возьмись — червяки. Стоят себе на одном месте да извиваются, сами в рот так и просятся. Чудно! Смотрит Ерш Ершович на одного, другого, третьего — глаза разбежались, не знает, которого прежде проглотить. Выбрал самого крупного и — цап… Но проглотить червяка он не успел. Какая-то невидимая сила мигом выбросила его на берег, и он тут же потерял сознание.

Попался, Ерш Ершович на крючок рыболову дедушке Петровичу и угодил в рыбацкое ведерко. Собрав последние силы, с шумом взметнулся ерш да и выпрыгнул. Но упал не в воду, а рядом, в траву. Дедушка Петрович осторожно, чтобы не уколоть пальцы, взял Ерша Ершовича и опять положил в ведерко.

— Ишь ты, какой шустрый! — улыбнулся старик. — Нет, брат, не уйдешь…

И тут Ерш Ершович взмолился:

— Не губи меня, добрый человек, дай мне возможность довести дело свое до конца…

Выслушал Петрович Ерша Ершовича внимательно. Погладил бородку, поджег трубочку и сказал:

— Ну, брат, ежели у тебя такое большое дело, то в ведре тебе не место. — И опрокинул ведерко. — Плыви, не поминай лихом.

Очутившись на воле, Ерш Ершович обрадовался:

— Спасибо тебе, добрый человек! Скажи, как тебя зовут — мы скоро снова встретимся.

— Зовут меня дедушкой Петровичем, — ответил рыбак, — а встретиться нам больше не придется.

— Это почему же?

— Потому что жить станешь в своей речке Усе.

— Да ведь я же говорил, что жить в ней невозможно…

— А теперь там вольготно стало. Глубина и широта несусветные.

— Сказку ты мне говоришь, дедушка Петрович, — обиделся Ерш Ершович…

— А ты, брат, уразумей, что нынче сказки былью оборачиваются, — улыбнулся рыбак.

— Кто же это творит такие чудеса? — удивился Ерш Ершович.

— Люди, народ, — весело дымил трубочкой старик. — Плыви, Ерш Ершович, торопись. Ждут тебя дома с нетерпением.

— Ну, тогда прощай, — сказал напоследок Ерш и скрылся под водой…

Много дней и ночей плыл он и доплыл до гор Жигулевских, где по ночам светло, будто в ясный день. Смотрит, а перед ним полые воды плещутся, конца-краю не видно.