Утро года - Василий Алферов

Миколька, спотыкаясь, притащил хворостину и положил около Пузана. Толпа в недоумении следила за Тимошкой и за его действиями, теряясь в догадках: А что же именно он хочет сделать со странником?» Пузан поднял хворостину:

— Ну вот что, брат… Христа распяли на кресте, а мы тебя на хворостине… Вот тебе деревянный конь, а вот погонялка. Садись верхом на хворостину и галопом шпарь по главной улице, взад и вперед. Понял? Только не молчком, а чтобы у меня кричать по-жеребячьему! И больше с тебя ничего.

Странник вылупил на Тимошку пьяные покрасневшие глаза и отрицательно закачал головой.

— Как, не хочешь? Тогда вот вздыбим тебя по блоку на колокольню и будешь там болтаться заместо колокола, слышишь, я с тобой не шучу!

Странник поддернул штаны и, просунув промежду ног длинную хворостину, тронулся с места. Ребятишки табуном, с гиком и визгом прыснули вдогонку, сшибая друг дружку с ног.

Толпа от неожиданности, поджав животы, хохотала надрывно и дружно. А «божий человек», свернув на главную улицу, пустился во всю прыть по наезженной дороге и на все село заорал нечеловеческим голосом:

— Го-го-го-о-о-о!..

1929 г.

Однажды весной…

Мимо колхозного клуба, через площадь, во всю прыть бежал беловолосый мальчик лет двенадцати. Было заметно, что он сильно устал: ноги заплетались, капельки пота стекали с висков и скатывались за воротник. Мальчик бежал, часто утирая лицо суконной кепкой, которую все время держал в руках.

Добежав до правления колхоза, он взобрался по крутым ступенькам на крыльцо и направился прямо к председателю.

Председатель колхоза сидел за столом и рассматривал какие-то списки. Мальчик подошел к двери, взглянул на председателя, передохнул — и к столу.

— Иван Сергеич! — торопливо проговорил он. — Грачи… Уйма грачей летит!

— Ну и что же, — не отрываясь от списков, спокойно отозвался председатель. — На то у них и крылья, чтобы летать.

Мальчик забеспокоился еще больше и заговорил внушительно:

— А ты, Иван Сергеич, слушай хорошенько. Брось свои бумаги. Гляди сюда.

Председатель оторвался от списков и внимательно посмотрел на собеседника.

— Ты, парень, чей? — спросил он мальчика.

— Кривцов, — быстро ответил тот.

— Которого Кривцова — Ивана или Кузьмы?

— Ивана.

— То-то я смотрю — вострый больно. Как звать-то?

— Михаил.

— Ну, слушаю, Михаил Иваныч. Да что это у тебя, брат, губы-то как трясутся? — вглядываясь в лицо мальчика, улыбался Иван Сергеевич и лез в карман за табаком.

— А ты не смейся, Иван Сергеич. Тут не до смеху, — утирая лицо кепкой, сказал Миша. — Грачи на посевы к нам летят. Ту-учи их! Прямо несметное число. Они проросшие зерна пшеницы выдергивают. Я пугал, пугал их, а они отлетят немножко и опять на посевы садятся. И все летят, летят, как из прорвы.

Иван Сергеич вскочил со стула и рассыпал из папироски табак.

— Проросшие зерна, говоришь, выдергивают? — переспросил он Мишу.

— Ну да, выдергивают… Да еще как!..

— А ты как туда попал?

— За линями в Широкий пруд ходил.

— В такую даль за линями! — удивился председатель.

Председатель колхоза позвал полевода, сидевшего в соседней комнате, и они быстро вышли.

* * *

Возле правления колхоза стояла большая толпа. Тут были взрослые и ребята. Дедушка Лопатин и тот пришел, захватив с собой трещотку, которую отыскал на чердаке.

Дедушке Лопатину шел восьмой десяток, но он был крепкий и расторопный. Только один недостаток у него — глуховат, и глуховат порядком. Когда внучек его, Ванюшка, вбежал в избу и крикнул изо всей мочи: «Ма-ама, грачи на посевах зерна клюют! Мишка Кривцов видел!» — дедушка в это время лежал на кровати и, услыша обеспокоенный крик внучонка, встал.

— Это кого, говоришь, там бьют?

Ванюшка подошел к дедушке и в самое ухо прокричал:

— Никого не бьют!.. Грачи на яровом поле зерна выклевывают. Много грачей налетело… В поле едем, пугать их.

Дедушка всплеснул руками.

— Это что еще за оказия! — И начал проворно одеваться.

Мать прикрикнула на Ванюшку:

— Ребятишкам там делать нечего! Дедушка один поедет.

— И мы поедем, — не унимался Ванюшка, — сам председатель сказал и учитель, Сергей Григорьич… Мишка Кривцов давно уже там, на подводе, сидит… Шурка, Коля, Сережа Краснов — тоже там.

Все были в сборе. Поджидали только кузнеца Якова Семеновича и лесничего Фирсова с ружьями.

Но вот подошли и они. Подводы тронулись и быстро скрылись из виду.

* * *

Яровое поле стелилось ровно, и только кое-где попадались небольшие овражки и ложбинки. Начиналось оно от Березовой рощи и кончалось около самой околицы. Люди разбились на три группы. Одна группа пошла от Березовой рощи до середины, а две — по краям. Так и решили: пройти сквозь, до самой околицы, с тем расчетом, чтобы грачей совсем выгнать с поля, не дав им улететь в рощу.

Дедушка Лопатин крикнул кузнецу:

— Яшарка, тряхни из двустволки-то прямо в кучу, может, с пяток кувырнешь… Я их тогда к хворостинкам подвяжу и расставлю вон там. Мы, бывало, на бахчах все так: убьем вороны две или три, подвесим их на хворостинки, небось другие боялись, не летали. А то прямо беда, самые хорошие арбузы и дыни портили.

Неожиданно тишину прорезал один выстрел, затем второй, третий… Выстрелы были холостые, для острастки. Ребята бежали впереди, кричали громко и дружно:

— Кши, кши!.. Аа-а-а!.. У-у-у!..

Сначала грачи поднимались с большой неохотой. Немного отлетев, они снова садились на пашню и, важно расхаживая, пускали в ход свои огромные клювы, жадно отыскивая в еще не просохшей земле набухшие зерна. Но шум и выстрелы становились все настойчивее и слышней, и тогда грачи настороженно поднимали головы, с испугом снимались с мест и взмывали на горизонте черными тучами. Они взлетали и бестолково кружились на одном месте. Затем порывались лететь к Березовой роще, но, чувствуя препятствия, поворачивали обратно и, набирая высоту, стремительно уносились по направлению к селу, туда, где протекает небольшая речка Суходол, по берегам которой стоят огромные старые ветлы.

Дедушка Лопатин на минутку переставал вертеть трещоткой и удивленно смотрел на улетающие стаи грачей.

— Ай-ай! И откуда их столько взялось? Никогда такой оказии не было. — И тут же снова пускал в действие свою трещотку.

…В этот день люди возвращались с поля затемно. Грачей хотя и спугнули, однако никто не был уверен в том, что они снова не прилетят на посевы. Поэтому отряд дозорников решил назавтра опять поехать в поле.