За грехи отцов - Блейк Анна

Какой дурой ты была.

С того мгновения ее жизнь пошла под откос. В какой-то момент она даже забросила карьеру, нырнув в беспросветный мрак депрессии, вышла замуж, развелась. Работала кое-как, думая, что все. Неважно, была ли причина в том, что она потеряла Акселя, который отгородился от нее десятком ледяных стен. Или в том, что она убила их ребенка собственными руками, прервав беременность на раннем сроке. Да и имеет ли значение, что именно сбило ее с пути, что именно отбросило назад? Имеет ли значение причина, когда она сталкивалась с катастрофическими последствиями?

Иногда, препарируя очередную девушку, пострадавшую после пьяной тусовки, Джейн невольно думала о том, что на ее месте могла бы быть она. Она возвращалась к мужу в холодную постель, бездушно отдавала ему свое тело, выполняя супружеский долг, а потом тихонько плакала в подушку. Нет, не потому, что муж был какой-то не такой. А потому, что она не хотела его, не любила и не видела смысла продолжать. Но смысла в том, чтобы не продолжать, тоже не находила. И жила. Жила. Жила кое-как, по инерции рассекая пространство и человеческие тела.

Джейн остановилась у своего кабинета, вставила ключ в замочную скважину, повернула и толкнула дверь. Она замерла на пороге, надеясь, что Грин прикоснется к ее плечу, как это делал раньше. Она еще помнила ощущение его рук, которые всегда быстро теплели при соприкосновении. Но нет. Джейн прошла в кабинет и обернулась только около стола. Аксель аккуратно закрыл за собой дверь. Он сильно изменился за эти пять лет. Возмужал. Да, после армии его нельзя было назвать мальчиком или юношей, но мужчина в двадцать пять и мужчина в тридцать с небольшим – это разные люди. Черты его лица почти не изменились, только волосы стали длиннее, а глаза холоднее. Когда-то она влюбилась в эти глаза. В холодную синеву, которая иногда смотрелась так неестественно, будто нарисованная. Если Аксель был расстроен или зол, глаза темнели почти до густого свинца. Если смеялся или радовался – светлели, в них появлялись золотые звездочки.

Сейчас в холодных сапфировых глазах не было ни свинца, ни золота. Бесстрастная гладь. Он весь в работе, в расследовании. И зациклился на этом. Значит, во всем остальном не ладилось. Ей так хотелось спросить, как дела с Сарой, не помирились ли. Чем он занимается вне работы, и занимается ли хоть чем-то.

– Хорошо, что ты зашла, – заговорил Грин. – Напомни, в каком году ты начала проводить вскрытия здесь? Или участвовать во вскрытиях?

– Неожиданно, – сказала она. – Участвовать – точно где-то с девяносто третьего. Может, чуть раньше.

– Отлично, – кивнул Грин. – Мне нужно пробежаться с тобой по некоторым странным трупам. Нужно, чтобы ты вспомнила как можно больше деталей. Тех, которые не стала бы заносить в отчет.

Джейн засомневалась. Он говорил с ней о работе, но это самый безопасный вариант взаимоотношений. Но она позвала его не для этого. Может, ее дело подождет? Если она ему немного поможет, ответит на его вопросы, он смягчится, и тогда она сможет поднять тему, которая волнует.

Глядя в его такое любимое и такое закрытое от нее лицо, Джейн чувствовала, как плачет, разрываясь по старым швам, ее душа. Никаких шансов. Никакой надежды. Правильное решение уже принято, и гарант его реализации лежит в верхнем ящике ее стола, под красной папкой. В аккуратно запечатанном конверте.

– Меня интересует дело Андреа и Амина Сноу, осень 1997 года. Падчерицу и отчима нашли в сгоревшей машине. Я не успел посмотреть отчет должным образом, но поверхностно там сказано, что тела были настолько обожжены, что практически невозможно было сделать выводы о причинах смерти, заболеваниях или провести токсикологическую экспертизу.

Джейн присела на край стола. Аксель опустился в кресло рядом с ней. Он оказался на расстоянии вытянутой руки, и женщину затопил знакомый чуть уловимый аромат его шампуня.

– Их вскрытие я не проводила. Но была рядом, когда работал профессор Брайтман. Обычные жертвы автокатастрофы, за тем лишь исключением, что у мужчины не было кистей. Но за рулем находилась девушка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Вам удалось достать их историю болезни?

Джейн покачала головой.

– Нет. Ее не было.

– А на кого была оформлена машина?

Джейн выразительно посмотрела на него, и Грин улыбнулся.

– Да. Не твоя сфера. Можешь что-то сказать про тела?

– У девчонки была трещина в тазовой кости. И старый плохо заживший перелом лучевой кости. Насколько помню, она занималась спортивной гимнастикой и даже завоевывала награды на международных соревнованиях. Почему-то мне эта девочка врезалась в память. Хотя я понятия не имею, как она выглядела. В любом случае дело закрыли. Ко мне с вопросами не приходили.

– И зря. Я могу рассчитывать на твою помощь? У нас еще восемь трупов, включая этих двоих. Надо поднять все заметки, все воспоминания, которые тебе удастся поднять.

– Зачем, Аксель?

На мгновение его глаза потемнели, но усилием воли детектив заставил себя успокоиться. Он подался вперед знакомым жестом. Ей даже показалось, что сейчас он протянет руку и прикоснется к ее бедру, а потом возьмет за пальцы, призывая сесть на колени. Кровь бросилась в лицо, доктор Абигейл передернула плечами, прогоняя наваждение, и замерла в ожидании ответа.

– Он убивает как минимум десять лет, Джейн. Катарина за полчаса в архиве нашла восемь дел, которые – я уверен – относятся к нашему. И теперь мне нужна любая информация, которая позволит связать серию официально. Мы должны найти отправную точку.

– Ты возьмешь Катарину в команду?

– Если шеф позволит. Только на это дело. Ее знание архива бесценно.

– Я сделаю все, что в моих силах.

Он протянул руку и коснулся ее пальцев, лежащих на краю столешницы. Доктор Абигейл вздрогнула всем телом.

– Спасибо.

Аксель смотрел на нее снизу вверх, чуть отстранившись. Ей показалось или уголки его губ дрогнули в улыбке? Она что, настолько разучилась скрывать чувства, что у нее все написано на лице?

– О чем ты хотела поговорить, Джейн? – мягко спросил он.

Она чувствовала, как кровь стучит в висках. То, что она собралась сделать, выбивалось за привычные рамки образа серьезного судмедэксперта, который она так долго и кропотливо выстраивала, особенно после развода. Джейн отделилась от стола, сделала шаг вперед, встав перед Грином. Наклонилась и, положив руки ему на плечи, заставила откинуться на спинку кресла. В синих глазах полыхнула молния. Джейн сжалась в ожидании приказа немедленно прекратить, отойти, напоминания, что они уже все решили. Что он все решил. Что прошлый разговор был лишним, и вообще. Но вместо этого она дернулась будто от удара током, когда горячие руки детектива легли ей на талию и заставили сесть знакомым жестом. Джейн подчинилась. Она запустила пальцы ему в волосы, расчесала их. Гладкие и блестящие, они терпко и нежно пахли шампунем. Доктор Абигейл подалась вперед и уткнулась носом ему в макушку. Его дыхание щекотало шею и ключицы.

«Я уезжаю, Аксель, через месяц», – должна была сказать она. Но вместо этого наклонилась еще ниже, нашла губами его губы и поцеловала так, будто это в последний раз.

Это и было в последний раз. Грин сжал ладонями ее талию, заскользил по спине вверх. Возбуждение стихийно накрыло обоих, и Джейн затрепетала от осознания, что он откликается на ее ласки, от предвкушения, которое пришло на смену робкой надежде. Целуя его со всей отчаянной страстью, которую сдерживала в себе столько лет, она потянулась к вороту его рубашки и уже через мгновение расстегнула ее полностью. Приспустила на плечи и с трудом оторвалась от его губ, чтобы полюбоваться этим видом. Грин смотрел на нее потемневшим то ли от возбуждения, то ли от сдерживаемого гнева взглядом. Его голова лежала на спинке кресла. Сам он чуть сполз вперед, чтобы ей было удобнее сидеть. Его обнаженный торс стал еще рельефнее и мускулистее, чем был. Джейн провела пальцами по его мышцам, наклонилась и принялась целовать, пока, шаг за шагом спускаясь ниже, не оказалась перед ним на коленях. И уже отсюда решилась снова посмотреть в глаза.