Искушение - Александр Зиновьев

В Партграде, как и повсюду в стране, демократизация заключалась в том, что высшая власть даровала гражданам гражданские свободы и права человека, допустила многопартийность и начала переводить систему власти на путь парламентаризма. Высшая власть осуществила это как революцию сверху, так как у самих партградцев ничего подобного до этого даже в мыслях не было.

Первым шагом демократизации по-партградски явилось официальное признание того, что гражданские свободы и права человека являются врожденными и неотъемлемыми. Партградцы сначала пришли в замешательство. Никаких таких прав и свобод у них до сих пор не было. Если верно, что нельзя у людей отнять то, чего у них нет, то права и свободы в Партграде можно было считать неотъемлемыми. А вот насчет врожденности – это сомнительно. Как можно говорить, например, о прирожденной свободе вероисповедания и публикаций, если религия была открыта сравнительно недавно, а книгопечатание было изобретено всего несколько столетий тому назад. А для свободы эмиграции нужно по крайней мере иметь различные государства, закрепленные законом границы и гражданство. Если верить газетам, свободы и права партградцам дали сверху, из Москвы, а отнюдь не в родильном доме. А раз дали, так ведь и отнять могут. Как быть тогда с их неотъемлемостью? Не вашего ума дело, – сказали партградцам реформаторы. На передовом Западе, который теперь стал для нас образцом и который мы будем догонять ускоренными темпами, свободы и права считают врожденными и неотъемлемыми. Так что извольте слушаться, а не то!.. Партградцы намек поняли и кинулись наслаждаться врожденными и неотъемлемыми правами и свободами. Умудренные опытом старики, глядя на начавшийся содом демократизации, качали головами и говорили: если так живут на Западе, то слава Богу, что мы прожили жизнь не там.

В Партграде появились десятки новых газет и журналов. Разобраться в их направлениях было невозможно. Объединяло их то, что все они наперегонки поливали грязью все то, что чтилось раньше, и превозносили все то, что порицалось раньше. Поносили не только Брежнева и Сталина, но также и Ленина, и Маркса. Превозносили Бухарина, Троцкого, генерала Власова, Колчака, Столыпина, царя Николая Второго. Статьи, в которых не было оплевывания всего советского и коммунистического и тем более статьи в защиту того, что оплевывалось, пропускались в порядке исключения, да и то с целью показать плюрализм, терпимость к другому мнению, свободу слова.

Начались бесчисленные конференции, дискуссии, круглые столы, митинги и прочие сборища трепачей на любые темы. Город превратился в своего рода огромное собрание, на котором каждый, стараясь перекричать других, болтал все, что ему взбредет в голову. Каждый вдруг почувствовал себя способным стать мыслителем века. Люди, понятия не имевшие о марксизме-ленинизме, громили его воображаемые глупости, сами впадая в чудовищные реальные глупости. Люди, понятия не имевшие о законах общественного устройства и эволюции, выдвигали планы преобразований общества один нелепее другого. Интеллектуальная и моральная помойка захлестнула город.

Маоцзедунька

Развитие событий навязывало Маоцзедуньке роль, какая ей никогда не снилась, – роль партградского Ельцина. Не исключено, что тут свою роковую роль сыграла её фамилия: Елкина – это почти Ельцина. Её кандидатуру на пост председателя областного Совета (президента области) выдвинули демократы. Она набрала восемьдесят процентов голосов, тогда как её конкурент, выдвинутый обкомом партии, набрал всего двадцать процентов. Газеты изобразили это как блистательную победу демократов над коммунистами. Маоцзедунька отказалась от заведования отделом и вообще вышла из состава обкома партии. Поскольку партийные органы стали оттесняться от руководства, Маоцзедунька фактически становилась фигурой номер один.

Революция и контрреволюция

По всей стране началась оргия переименований городов, улиц, площадей, заводов и даже кораблей. В Партграде по инициативе Маоцзедуньки Ленинской улице вернули дореволюционное название Дворянская. Районный город Красноармейск, где Маоцзедунька начала восхождение на высоты власти и где Чернов провел свое детство, переименовали в Троицк. Здравомыслящие люди писали бесчисленные письма в газеты и органы власти с возмущениями по этому поводу. Они обращали внимание на то, что все эти переименования стоят огромных денег, которые нужны на более важные дела. Эти переименования фактически ведут к тому, что из нашей истории вычеркивается её самая значительная часть. А главное – жизнь людей от этого нисколько не улучшается. Но с мнением этих людей новые власти считаться не стали. Они были опьянены своей революционностью.

В Протезном комбинате тоже прошло общее собрание, на котором под бурные аплодисменты было решено отказаться от имени маршала С.М.Буденного. Ни в чем неповинного героя Гражданской войны облили грязью и объявили сталинским палачом. Эпидемия массового сумасшествия захватывала самые недра России.

После собрания Горев, Чернов, Миронов и Белов собрались в кабинете Белова.

– Что скажете, – со смехом сказал Белов. – Забавно все-таки. Что бы там ни было, а в такой форме осуществляется суд истории. Слышали, что сказал Гробовой? Только в нашей области более трехсот объектов носило имя Буденного. Сколько же их было по стране?! А за что такие почести?

– Буденный был символом победы н рода в Гражданской войне, – сказал Горев. – Я согласен, тут был явный перегиб. Но можно было его исправить постепенно, без шума. А теперь вместо серьезного дела по перестройке жизни страны к лучшему мы кидаемся в другую крайность и разрушаем все то, что надо было бы сохранить навечно.

– Когда речь идет о массовых явлениях, по-другому не получится, сказал Белов. – Массы всегда кидаются из одной крайности в другую.

– Массами манипулируют. Если бы вышла установка свыше начать присваивать городам, улицам и предприятиям имена Горбачева, Ельцина и прочих реформаторов, массы с таким же энтузиазмом сделали бы это.

– Горбачев назвал весь этот начавшийся по его инициативе бардак революцией сверху и даже Второй Великой революцией, – сказал Чернов. – В таком случае и манифест царя Александра Второго об освобождении крестьян можно считать революцией. И смуту времен Лжедмитрия. И реформы Петра. И даже разгром восстания декабристов.

– Не придирайся к словам, – сказал Миронов. – Что такое революция? На Западе любую значительную перемену называют революцией.

– Ладно, пусть революция, – сказал Горев. – Важно, какая именно. В истории обычное дело, когда участники и свидетели событий не отдают отчета в их сущности и облекают их в ложную идеологическую форму. Контрреволюционный переворот 18 брюмера 1799 года во Франции даже революционеры считали продолжением революции 1789 года. Большинство современников именовали его революцией 18 брюмера. Сходство с сегодняшней ситуацией у нас поразительное. Горбачевская революция сверху не есть продолжение Октябрьской революции. Это – контрреволюция по отношению к её результатам. Октябрьская революция уничтожила классы частных собственников, принесла колоссальное облегчение труда и улучшение условий жизни широким слоям населения. С этой точки зрения она была народной революцией. А что пытается сделать Горбачев? Возродить класс частных предпринимателей. С какой целью? С целью заставить производителей ценностей работать так, чтобы правящие и привилегированные слои имели уровень жизни, какой имеют высшие слои на Западе. Это будет означать усиление эксплуатации низших слоев в интересах высших. Это антинародная революция.

– Но ведь наши привилегированные и правящие, слои как раз страдают от перестройки, подвергаются гонениям, – сказал Белов. – Дали же по шапке Портянкину, Жидкову и многим другим!

– Надо в таких случаях мыслить диалектически, – сказал Горев. Революция, как и контрреволюция, есть явление сложное и противоречивое. Возьми Октябрьскую революцию. В чем была её социальная сущность? В том, что были ликвидированы классы частных собственников, и господствующим классом стал класс государственных чиновников. Этот класс как класс выгадал отреволюции, расширился, укрепился, стал хозяином общества. Но конкретные представите-. ли этого класса дореволюционной России пострадали от революции и противились ей.

– В таком случае горбачевская -революция действительно есть продолжение Октябрьской, раз наши правящие слои выигрывают от неё, -сказал Миронов.

– Странно, что профессионал не понимает сути дела, – сказал Горев. Это Горбачев надеется, что его власть сможет удержать частников под контролем и использовать их в своих интересах. А что думают сами частники? Если этот процесс пойдет дальше всерьез, то частники захватят власть в обществе. Они подчинят себе государственную власть, и страна покатится к капитализму.