Как мы жили в СССР - Дмитрий Яковлевич Травин

Случай с Пырьевым представлял собой частное, курьезное проявление механизма подобного торга. Но ведь, по сути дела, он мало отличался от обмена, скажем, припасенной директором завода стали на припасенную другим директором древесину. Ресурс кинематографистов (пропуска на демонстрацию редких фильмов) обменивался на ресурс школы (выделенная ей территория) ко взаимному удовлетворению начальников.

В некоторых случаях такого рода торги осуществлялись не между государственными предприятиями, а между ними, с одной стороны, и так называемыми цеховиками – с другой [Кордонский 2006: 112]. Представители нелегальных «цехов» могли дать директорам то, что в принципе оказывалось недоступно при использовании одних лишь легальных контактов. В общем, от заявок, составленных с запасом, предприятия получали большую выгоду.

Но как реагировали на это в экономическом центре? Собрав заявки и сравнив их с имевшимися в наличии ресурсами, Госснаб обнаруживал, что у государства многого не хватает. Поэтому чиновникам приходилось урезать запросы директоров, о чем, как мы видели, догадывался Косыгин. Понятно, что здесь тоже существовал бюрократический торг: кому-то давали всё, а для кого-то не находилось даже самого необходимого. В целом же советскому директорскому корпусу приходилось постоянно мириться с дефицитом. Преодолевать эту проблему хозяйственники могли лишь одним способом – еще больше завышая свои заявки, то есть сразу ориентируясь на то, что чиновники, распределявшие ресурсы, всего требуемого не дадут. Добиваясь отдельных успехов в борьбе с плановой системой, предприятия забивали склады запасами, а затем вновь требовали все большего и большего объема ресурсов. Ситуация складывалась просто анекдотичная. И анекдоты на эту тему действительно были распространены. Вот один из знаменитых анекдотов от клоуна и киноартиста Юрия Никулина. В цирке умер одногорбый верблюд. Директор просит завхоза послать заявку на двугорбого.

– Почему же двугорбого? Ведь умер одногорбый.

– Все равно в центре срежут заявку наполовину [Никулин 1995: 8].

Венгерский экономист Янош Корнаи писал:

Чем выше истинный дефицит, тем более он дает повод потребителю повторять свои заказы и увеличивать их объем <…>, повышая тем самым фиктивный спрос. А чем выше фиктивный спрос, тем больше «ощущается» каждый дефицит [Корнаи 1990: 123].

Более того, Корнаи обнаружил еще одну причину образования дефицита.

Руководитель <…> убежден, что деятельность вверенного ему подразделения важна, и значит, обосновано его максимальное расширение. <…> Руководителя гнетут производственные проблемы, и он верит, что в их решении, хотя бы частично, смогут помочь капиталовложения [там же: 211].

И вновь начинается безумная гонка за ресурсами: теперь уже не про запас, а для строительства новых зданий, приобретения новых станков, приема на службу новых работников. Если в бюрократическом торге удалось убедить начальство выделить деньги на капвложения, никто не думает уже о том, помогут ли эти средства действительно улучшить снабжение населения товарами.

С продуктами потребления, которые граждане покупали в розничной торговле, дело обстояло, естественно, не совсем так, как с производственными ресурсами. Объем денег в кошельках был ограничен, да и размер квартир, где складывали дефицит, тоже уступал размерам заводских складов. И все же… Вот, например, заметки Анатолия Рубинова, сделанные в 1984 году:

Запасливые люди не знают, что делать с коробками стирального порошка, которого они напасли на 10 лет. В универмагах вывешивают плакаты о «широкой продаже» наволочек и простыней – однако поздновато: в наших платяных шкафах такое множество комплектов для кровати, что они не продырявятся и через 15 лет [Рубинов 1990: 143].

Не правда ли, странная экономика? Промышленность перенапрягается, пытаясь решить проблему дефицита, но шкафы переполнены «барахлом», которое потребитель может не использовать за всю свою жизнь.

Проблемы на голом месте

Поэт Евгений Евтушенко однажды попал на прием к партийному боссу столицы (первому секретарю Московского горкома КПСС) Виктору Гришину. Поэт собирался решать проблемы своего поэтического цеха, но московский начальник вдруг стал рассказывать о трудностях перехода молочного производства со стеклянной тары на пакетную: «Мы и так, и так с этими пакетами, Евгений Александрович, а они все текут и текут… Углы их слабое место, углы… но мы эти углы, в конце концов, зажали» [Евтушенко 2006: 508–509]. Гришин, по всей видимости, не знал иного способа решения проблем, кроме как зажать. В итоге с пакетами советская экономика так и не справилась. Картонные пирамидки советского производства нещадно текли по углам, и к концу рабочего дня в магазинах образовывались огромные молочные реки (правда, без кисельных берегов). Проблема была решена лишь в пореформенный период с переходом на зарубежные технологии упаковки.

Впрочем, история, рассказанная Евтушенко, меркнет перед другой историей, связанной с проблемой качества товаров. Как-то раз актер Евгений Матвеев оказался в кабинете Брежнева. Дело в том, что ему предстояло играть в кино роль Леонида Ильича, и аппарат генсека помогал изучать героя как мог. В приемной Брежнева дежурный секретарь смотрел хоккей по маленькому черно-белому телевизору. При этом большой цветной стоял рядом выключенный. Матвеев поинтересовался: почему так? Секретарь безнадежно махнул рукой: «Да ну, барахлит». «Ничего себе, – отметил про себя актер. – И тут, значит, барахлит» [Матвеев 2000: 198]. Советские люди часто сталкивались с плохим качеством телевизоров, но вряд ли подозревали, что эту проблему не может решить даже аппарат генерального секретаря ЦК КПСС.

Качество одежды в СССР было столь же плохим, как и качество телевизоров и пакетов. Стремление достать дефицитный импорт из западных стран определялось не только тем, что он был более ярким, модным и функциональным. Продукт, приобретаемый в советских магазинах, создавал порой проблемы на голом месте. В самом прямом смысле этого слова. Анатолий Равикович на концерте известного певца вдруг обнаружил, что прямо на сцене он как-то странно отставляет в сторону то правую ногу, то левую и после этого чуть-чуть приседает. Артист вспомнил, что так делает половина мужского населения города: как раз тогда в магазинах появилось нижнее белье китайского производства с начесом.

К сожалению, начес был довольно грубым и цеплялся за тело и волосы. Все мужчины в этом белье ходили и чесались, как обезьяны. Особенные муки доставляли, по известной причине, кальсоны. Чесаться в тех местах неприлично, и лучшим способом отцепиться от начеса было вот такое полуприседание с откляченной в сторону ногой [Равикович 2008: 180–181].

В данном случае товар был китайским, но ведь социалистический Китай работал примерно так же, как наша страна. Поддержание качества товаров не стимулировалось конкуренцией между предприятиями. Соответственно, не было и последствий конкуренции: банкротств, массовых увольнений, безработицы.

Отсутствие конкуренции вытекало уже из того факта, что Госснаб каждому товару в обязательном порядке находил потребителя. Поскольку произведенную по плану