Твой пока дышу (СИ) - Семакова Татьяна

– Не до меня, – преувеличенно весело хмыкает Паша, целует её в макушку, меня – в щёку, напоминая: – Телефон включи, – и сразу же торопится к своей машине, поигрывая ключом.

– Папа? – озирается дочь, едва он отъезжает.

Без труда узнаёт его машину и вырывает мне сердце, подрываясь и причитая плаксиво:

– Папа-папа-папа-а-а-а…

Сама чуть ему вслед не бросаюсь. Молю, чтобы по зеркалам не смотрел, чтобы не видел, как я подхватываю её, намеревающуюся кинуться в погоню. Что окна закрыты и не слышит он её душераздирающих криков.

– К бабе мы, к бабе, Солнце… – пытаюсь упокоить как могу, но её истерика не только из-за того, что привязаться успела. Малышка всегда тонко чувствует моё состояние, неосознанно копируя.

– Папа-а-а! – продолжает разрываться Кнопка.

Обед через мультики и танцы с бубнами вокруг стульчика.

Засыпает в слезах.

Убивает психику.

– Мне надо отъехать, – сообщаю маме с таким вздохом, будто собралась прямиком на тот свет.

– Линда, почему вы так быстро вернулись? – решается задать вопрос, пытаясь не расплакаться. – Это из-за вчерашнего непрошеного гостя?

– Гостьи, – поправляю со смешком, ожидая, что буду выглядеть весёлой, но получается – злорадной. Вероника Павловна темнеет лицом, поджимает губы и поблескивает вставшими в глазах слезами, и я тороплюсь нивелировать причинённый поневоле моральный урон: – Это тяжело, мам… люблю его, сама знаешь, как люблю, но пусть всё немного устаканится.

– Да, конечно… – бормочет с дрожью и силится улыбнутся, торопливо вытирая слёзы. – Конечно, я понимаю. Не обращай внимания, душа с телом расстаётся, глядючи на вас, но я – мать. Сама теперь понимаешь, каково это, переживать за своё чадо. А тут… все мои, все родные, кто кровинка, кто слезинка… ох, не слушай меня, всё Надюша со своими криками, совсем из равновесия вывела.

Мелкими шажками пересекаю разделяющее нас расстояние и крепко обнимаю, зажмуриваясь. Такой болью сердце разрывает, даже представить опасаюсь, что у неё внутри творится.

– Я на тебя равняюсь, ма… – шепчу рвано, – ты такая сильная! А я… я… вроде бы тоже, но, на самом деле, нет. Не когда он рядом, мам… не с ним… с ним я такая глупая-глупая, точно малолетка несмышлёная…

– Это нормально, доченька, это любовь, – мгновенно успокаивается, баюкая меня своим спокойным размеренным голосом. Когда ей проявлять слабость, когда дитя утешать надо? Конечно, я манипуляторша знатная. Целенаправленно на неё часть шквальных эмоций вывалила, чтобы на мне замкнулась, в себе перестав копаться. И кто меня осудит? Сработало? Сработало. Да и мне, отчасти, полегчало. Сплошные плюсы. – У меня так до седых волос было, – делится и она откровением. – Можешь представить? До седых волос… пока не отняла его у меня сама жизнь. Да и после… по сию пору. Так бывает, нормально это. Ожидаемо, если чувство сильное и искреннее. Всё у вас будет хорошо. Всё наладится. Не совсем он у меня пропащий, не совсем… – вздрагивает, нервно втягивая побольше кислорода, и отстраняется: – Ну всё, ступай, куда тебе там нужно.

– Лена, – каюсь, опуская голову. – Знала, что в том же доме живёт, что и у них с Сеней, и у Матвея там квартира, но…

– Не трать на меня время, – подбадривает мягкой улыбкой, и я еду восстанавливать из руин свою дружбу.

На такси доезжаю до центра, иду по главной улице, рассматривая витрины. Без труда нахожу лучший женский салон дизайнерской одежды, без промедления захожу и нос к носу сталкиваюсь с весьма привлекательным консультантом, затягивающим чарующим сопрано:

– Добро пожаловать, прекрасная незнакомка. Выпьете что-нибудь?

– Эм… – теряюсь, отступая и натыкаясь спиной на дверь. – Минералки, пожалуйста.

– С газом или без? – магнетизирует взглядом молодой человек, явно переигрывая и внимание, и почтение. Чёрт, да следующим вопросом должен быть: ты выйдешь за меня?!

– С газом, но изгоните все пузырьки, – улыбаюсь следом так широко, как только могу, и через этот акулий оскал выцеживаю: – Пожалуйста.

Кто-то начинает громко ржать от примерочных и даже если бы я не узнала этот смех, единственным мужчиной, способным часами восседать на кожаном диванчике и щедро отпускать комплименты всем подряд, мог быть только Арсений.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Стасик, скройся, – Сеня появляется с нахальной улыбкой и руками в карманах, притягивая внимание к своему достоинству, – это моя женщина.

Ну, раз твоя… а я в шортах…

И только пусть попробует не поймать, выпендрёжник!

С разбега кидаюсь ему навстречу. Повизгивая, обвиваю шею, подпрыгивая и обхватывая его бёдрами.

Две руки крепко сжимают мои ягодицы, Сеня довольный до неприличия, я же пришла совершенно не за этим.

– Лена тут? – шепчу ему на ухо.

– Ах, Арсений, я так скучала! – откровенно паясничает обиженный друг. – Как ты? Как поживаешь?

– Я наткнулась на неё, уходя от Куманова, – шиплю гневно, – соображаешь масштабы катастрофы?

– Она там, – брякает Сеня, отпуская меня и тыкая пальцем на дверь с изысканной золочёной лепниной. – Я свалил нехрен. Вы же вечером будете, да? Кума випку забронил ещё ночью. Вот в моём царстве и встретимся, – целует в щёку и стремительно покидает магазин.

Замираю в прострации. Покачивает слегка, в ушах лёгкий шелест прибоя, внутри разливается приятное тепло, даже пятки как будто щекочет нежная морская пена, так пробрало.

Ничего ведь не сказал… с Надюшей попрощался до завтра, мне велел только телефон включенным держать, о чём я, кстати, напрочь забыла. Я, конечно, вовсе не любительница клубов, но встрече с другом вне всяких сомнений бы порадовалась. Приятно, чёрт возьми!

– Станислав! – вибрирует тонким металлическим листом Леночка. – Проводи эту на выход!

Станислав было дёргается, но под моим взглядом замирает.

– Станислав! Немедленно или уволен! – добавляет в голос грома миниатюрная подруга.

– Не ставь парня в безвыходное положение, – замечаю, едва сдерживая улыбку, – я ведь тоже могу его уволить.

Первый магазин мы открыли вместе. Я, Лена, Арсений. Ноги в кровавые мозоли сбивали, потом обливались, но вытянули, дело пошло. И этот, новый, в другом городе, на сто процентов уверена, юридически так же принадлежит нам троим.

– Вот коза! – ахает подруга, поджав губы и подтверждая мои подозрения.

Смех в глазах плескается, но она стоически держится. Ещё секунды три.

Фыркает, всхлипывает и скрывается за дверью. Так ей шваркнув, что несчастный Станислав подпрыгивает на месте.

– Линда Александровна? – уточняет молодой человек с болью во взгляде.

– Линда Александровна, – подтверждаю со вздохом и иду не то на свои похороны, не то на Леночкины, так сразу и не скажешь.

– Ненавижу тебя! – плачет подруга навзрыд, но очень аккуратно, с салфеточкой: тушь же. – Ненавижу! Плевать мне на всех остальных, меня бросила, МЕНЯ! А я знаешь какая красивая на свадьбе была? Знаешь?!

– Самая, – тяну проникновенно.

– Конечно, мать твою! Самая! Самая одинокая и самая несчастная! По твоей милости! Ты мне свадебные фотографии своим отсутствием испоганила! Ты… ты… какая у тебя красивая дочь, Вишня… Кто бы мог подумать, что Куманов мог такую красоту состряпать… точно не Ларионовская?

– Чем тебе вдруг Куманов не угодил? – бубню обиженно.

Вообще-то, Пашка довольно симпатичный. Смазливым его назовёт только самоубийца, особенно если в глаза, не красавиц с обложки, но там такой мужской стержень, что можно оргазмировать даже не раздеваясь. Разочек-другой.

– Да он мне никогда особо не нравился, – заявляет подруга, пожимая плечами. – Не урод, конечно, просто не в моём вкусе.

Договаривает и забывает промокнуть последние слезинки, замирая. Не двигается, не моргает и, по-моему, даже не дышит.

– Не поняла… – цежу сквозь зубы, всячески пытаясь сохранить спокойствие.

Вот оно… то самое, что толкалось мне в мозг, когда он объяснялся чёрте в чём! Оно! ОНО!!!

Сказал же, что не спал ни с кем, кроме меня, но Ленка же! Была же у них любовь! Была, оба заявляли!