Византийские церкви и памятники Константинополя - Никодим Павлович Кондаков

дано здесь гораздо больше чувства стиля, чем в расписанных красками и золотом рисунках других мозаик. На наш взгляд, некоторые из этих мозаик сами свидетельствуют о принадлежности их веку Юстиниана, и мы считаем особо убедительным рисунок головы Пророка Аввакума, сохранившей вполне тот, так наз. аттический овал лица[236], который известен нам в византийском искусстве раннего периода через равеннские мозаики. Прочие фигуры, как напр. Ионы, со свитком в левой руке и благословляющею правою, укрытою в гиматии; Иеремии с развернутым свитком (на нем читается: o%utov |o jeèov и пр.) напоминают наиболее типы в рукописях Космы Индоплова[237]. На южной стороне Зальценберг указывает существование фигуры пророка Исаии, со свитком в руках развернутым, на котором читается: idou h parjenov и пр.

Изображение Вседержителя в куполе осталось нам неизвестным[238]. Танцы же Херувимов с вьющимися вокруг лика волосами на парусах, по рисунку Зальценберга (XXXI, фиг. 10), прекрасны и, несомненно, древнехристианского происхождения, т. е. Юстинианова времени.

К Юстиниановской эпохе все ученые единогласно относят изображение Архангела на южной стороне коробового свода, перед алтарною конхой или полукупольной абсидою, и Унгер даже сравнивает эту фигуру с античными Викториями, хотя не особенно удачно, так как эта чудная фигура есть явное создание нового христианского искусства. Зальценберг сам (стр. 32) заявляет, что он не видел мозаик абсиды, но представляет тот маленький рисунок Архангела (л. 21) вместе с мраморною облицовкой абсиды, который считается ныне одним из важнейших памятников для суждения о древне – византийском стиле. В самом деле, по необыкновенному благородству своему, эта фигура равняется только с известным изображением Ангела на диптихе, держащего сферу и стоящего на ступенях храма, внутри арки[239]. Мозаический Архангел одет в белый гиматий и хитон, но последний вышит золотом и пурпурными орнаментами по низу, а на гиматии имеется большой пурпурный лорон в виде пурпурной четыреугольной нашивки; на ногах пурпурные калиги; в правой Архангел держит мерило, в левой голубую сферу. По нашему мнению (мы не знаем иных объяснений) это изображение принадлежит к общей композиция мозаик абсиды, и если Лабарт не основывается на каких-либо известиях, что в абсиде находится два изображения Архангела, то вряд ли он ошибается по существу дела. Весьма возможно, однако, что Архангел северной стороны давно исчез, и что легенда, нами упомянутая, о явлении Архангела Юстиниану (у Кодина, Анонима, в русских сказаниях о св. Софии и пр.) в образе вестника в белых одеждах, сложилась именно по поводу этой сохранившейся фигуры, а не обратно. Если же абсида представляла двух архангелов, то мы вновь указываем на приведенное нами изображение александрийской катакомбы и вообще полагаем, что изображения св. Софии в древней иконографии встречались очень часто, как и наименование церквей, но доселе не указаны нигде, кроме миниатюр. Отрывок надписи над южной оконной стороной, прочтенные не Зальценбергом, тоже, по – видимому, указывает на исчезнувшее изображение:

AIG TNС AQANATOU СОФIАС

HРА ТОY КЕАКНРАТWN.

В самой абсиде или нише алтарной конхи был помещен образ Богородицы, сидящей на престоле и держащей перед собою на коленах благословляющего Младенца – т. е. образ, священный для Византии и известный код именем Влахернской Божией Матери. По некоторым детальным признакам (белый хитон Богоматери, форма трона или престола), сообщенным у Зальценберга, можно думать, что изображение это, исполненное yа серебряном фоне, было древней эпохи. Если так, то, следовательно, уже в храме ев. Софии сложились бы изображения Премудрости Божией в виде двух основных типов: самого Спасителя и Богородицы, окруженных архангелами.

Не более того видел – или нашел – Зальценберг из мозаик, украшавших гинекей или верхние галереи катехуменов: по большей части лишь фрагменты фигур, но в небольшом куполе и целую композицию, хотя сильно разрушенную, Сошествия св. Духа (л. XXXI). Этот сюжет передан здесь замечательно по мысли, символизму и вместе исторической концепции и наглядно (между множеством других примеров) доказывает, как богата была древняя византийская иконография и как мало мы ее знаем. От помещенного в центре купола трона – Гетимасии – исходят двенадцать лучей на головы апостолов, стоящих в кругу: по углам четыреугольника, охватывающего круг, представлены группы народов (ср. мозаику церкви св. Марка в Венеции); судя по рисунку одной сохранившейся более группы и фигурам апостолов, мозаика относится также к юстиниановской эпохе.

Наш общий вывод из этого рассмотрения рисунков в издании Зальценберга тот, что они, действительно, дают слабое понятие о мозаической росписи храма, но не потому, что она не сохранилась более, и, как думает Унгер, была заменена слабыми реставрациями позднейшей эпохи, но потому, что многие мозаики остаются доселе неизвестны. Не доказывают ли нам этого примеры, столь многочисленные, церквей Италии, Киева и пр.?

Тот же соборный характер имела церковь св. Ирины, разделенная теперь стеною Сераля от Софии, а некогда с нею смазанная и стоявшая, так сказать, в ряд с нею, фасадом к городу и улице, алтарем же ко дворцам и морю, и бывшая специально патриаршескою церковью.

К сожалению, об этой последней церкви, построенной Юстинианом в неизвестный срок, мы знаем крайне мало: Зальценберг[240] издал ее план, но только приблизительно начерченный; Паспати – рисунок наружности, мало удовлетворительный. Наконец, со времен Зальценберга ни один археолог – специалист не был внутри этой церкви, благодаря помещению в ней арсенала и доселе Турки относятся крайне подозрительно к желанию видеть ее внутренность: прежде еще Дюмон мог видеть в ней древности; теперь они перенесены в Музей, устроенный в Дженили – Киоске, и потому осмотреть церковь нам вовсе не пришлось. Между тем, самая внешность церкви (таб. 5) поражает величавостью архитектурного стиля не менее, чем св. София; особенно импозантна центральная часть, охваченная снаружи колоссальною аркой; не менее замечателен внутренний нартэкс, высотою своею равняющийся центру (кроме купола): очевидно, в нем во втором этаже имеется гинекей. Зальценберг[241] в предисловии к своему сочинению правильно указывает на сочетание в этой церкви плана базиличного и купольного: к срединной купольной части здесь прибавлен еще прямоугольник на западной стороне, и срединная часть составлена не в виде квадрата, а продолговатого четыреугольника и потому покрыта овальным куполом. Но Зальценберг полагает, отсюда, что это отступление произошло от соединения Юстиниановской постройки с древнею Константиновскою, с чем трудно согласиться. План Ирины есть, скорее, дальнейшее развитие купольного здания, переход от квадратной его основы к продолговатой, и доказательство этого развития легко видеть в повышенном барабане купола Ирины и отчасти в общем сходстве ее верха с позднейшею византийскою архитектурою. Правда, многие части Ирины не Юстиниановской эпохи и