История шрамов - Кая Север

совершенно ничего не знаю о соблюдении человеческой дистанции. Все, что мне было ведомо — так это то, как шарахаться от прикосновений, если мне самой было неприятно, и пользоваться вовсю, не видя в них никакой двусмысленности, если начинала человеку доверять. Как это было с Альком.

— Почему ты решил напиться? — возвращаться к "неприятным" темам я решила издалека. Впрочем, теперь, когда я могла видеть лицо Алька почти в упор, я сразу увижу, если он вдруг не захочет в какой-то момент отвечать. Так что теперь я продвигалась по минному полю чуть увереннее.

— Странный вопрос для того, кто является свидетелем убийства, — фыркнул Альк, скептически осматривая количество водки, остававшееся в бутылке. — Угадай с трёх раз. За каждый неверный ответ я буду подливать тебе в пиво немного вот этого зелья. Кстати, где твое пиво?

— Вот черт, — наигранно возмутилась я, — А я уж думала, ты не заметишь, что я отвлеклась от своей четко поставленной задаче составлять тебе компанию и не давать напиваться в одиночку. А что до ответа... Дело ведь явно не в том, что ты хотел устроить развеселую вечеринку, — хоть я и хотела говорить это веселым тоном, вышло явно мрачновато. — И что до нашего убийства... Он был невероятно конченным придурком, Альк. Если расскажу, насколько, тебе станет легче, или бесполезно?

Закончив, я решила, что все же нужно вернуться к своей задаче зарабатывать себе похмелье на пару с Альком, и приподнялась, чтобы потянуться за своей банкой пива. Хотелось скорее расправиться с этим, чтобы больше не отвлекаться на алкоголь. Как ни странно, я не испытывала потребности напиваться вообще. Значит ли это, что я монстр, раз во мне нет совершенно никакого чувства вины? Разве что за Алька — из-за того, что ему пришлось взять на себя столько дерьма из-за меня.

Но не из-за смерти Даррена. Ей я была только рада. И если это значило, что я и сама дерьмовый человек — пусть так.

— Нет, не станет, — после некоторой паузы ответил Альк.

Этого я и боялась. Что только в фильмах герои могут убивать злодеев налево и направо. В реальности же… Такое остается с человеком на всю жизнь. 

— Но вот от этого станет, — чуть веселее добавил парень, легонько прислоняясь бутылкой к моей банке пива. — Эх, надо было ту гитару стырить. Сейчас самое время для неё…

Я не стала говорить ему возникшие вдруг невовремя мысли о том, что алкоголь — это лишь временное решение. К тому же, я мало чего в этом смыслила. Альк — взрослый мальчик, способный сам решить, что ему поможет. И если ему так легче — кто я такая, чтобы даже на мгновение задумываться о том, чтобы ему помешать?

— Все соседи бы из соседних номеров сбежались, — усмехнулась я. — Но я бы с удовольствием послушала еще раз. Играешь ты очень проникновенно. Расскажи об этом, — вместо того, чтобы формулировать вопрос, я решила пойти ва-банк, — Как ты научился и что это за песни. Наверняка за этим стоит очень интересная история.

Кажется, этот вопрос был куда уместнее. Если в нашей ситуации вообще существовали “уместные” вопросы. Потому как Альк хмыкнул и почти что улыбнулся. Или дело было в алкогольном опьянении?

— Учился я сам, от скуки. А песни мне таскала Тсара. Польские тоже… Она переводила их на английский и заставляла меня учить их. А затем просила играть её подружкам, когда они на ночёвки приходили. Ох ну и рыдали же они, — с последними словами Альк улыбнулся более отчетливо, явно погружаясь в счастливые воспоминания.

Теперь, когда я знала, что Тсара — его сестра, изменилось многое. В том числе и то, что я не боялась ранить его чувства неловкими расспросами про отношения. А воспоминания о семье... какими бы горькими они ни были, они наполнены все же иными эмоциями. Светлыми и правильными. Если говорить о тех членах семьи, что не портили нам жизнь, конечно же.

И от меня не укрылись изменения в лице Алька. Они были неуловимыми, но все же заметными на таком близком расстоянии. 

— Какая она? — раз уж Альку приятно вспоминать о сестре, я решила продолжить эту тему. — Мы бы с ней подружились? Я помню лишь, что она красивая, но больше ничего.

— Она непростой человек. В детстве меня постоянно тиранила и гоняла, говоря, что раз она прожила дольше моего, то и о жизни знает поболее меня, а потому я обязан её слушаться. Затем был период подростковой замкнутости, когда мы практически не общались, а она старалась быть «не такой, как все». Родители ей всё позволяли, так что в какой-то мере они её избаловали. Но это не видно с первого взгляда. А в конце средней школы наш дед стал появляться дома чаще, это повлияло на наш быт, Тсара стала более спокойной, но более замкнутой. Она умеет сходиться с людьми, но трудно сказать, насколько она этого хочет по-настоящему.

Допив к этому времени свое пиво, я могла себе позволить снова лечь у него под боком, аккуратно, чтобы не задеть раненое плечо. Альку явно нравилось говорить о сестре. Как и обо всем, похоже, что касалось спокойных дней его семейства. Он не сказал мне ровным счетом ничего — в его словах правды о человеке было немного, и понять ничего о Тсаре было невозможно, но я уверена — спроси Алька о себе, и он расскажет такие же общие факты, не углубляясь в суть. Но то, КАК он о ней говорил... Как неуловимо улыбался одними уголками глаз или наоборот незаметно хумрился, когда снова заводил речь про деда — мне говорило это само по себе о многом.

У них были по-своему близкие отношения. Это можно было понять еще по тому, что Альк звонил ей каждый раз. И как менялся после этих разговоров. Похоже, для него и впрямь было самым правильным решением ехать именно к ней. Тсара не допустит того, чтобы Альк занимался самоуничтожением. Судя по всему.

Отвлекшись на собственные мысли, я и сама не заметила, как приподняла руку и погладила Алька по щеке.

— Тебе идет, — совершенно не отслеживая, что делаю и что говорю, тихо сказала я.

Не знаю даже, что я имела в виду — его пробившуюся за несколько дней щетину на лице или расслабленную полуулыбку, что на нем то и