Олимп, штат Техас - Стейси Суон

К этому нужно добавить бесконечные похвалы всякий раз, когда Геп облегчал родителям жизнь, чтобы как-то уравновесить поступки второго их сына, который только осложнял жизнь всем остальным.

А Вера слишком долго чувствовала себя реквизитом: ее домогались мужчины, которым нужна была дорогая безделушка в руке, в постели, на великосветском приеме. Геп не нуждался в ее красоте для оправдания собственного существования, и он выгодно отличался от остальных, поэтому она далеко не сразу поняла, что стала реквизитом иного сорта: неласковой, зачастую очень эгоистичной женщиной, в обществе которой он раз за разом мог выставлять себя мучеником, превосходя ее добротой. Превосходя ее во всем.

Вера испытала разочарование, однако сказала себе, что приспосабливается к той же реальности, к которой приспосабливается каждая пара, когда сходит первый лоск, когда супруги начинают видеть друг друга по-настоящему. И разве же ей, в конце концов, не повезло: собственный ее багаж так по руке ее мужу, и именно то, что могло бы все испортить, стало смазкой в колесах их повседневного бытия?

А потом она додумалась еще до одной вещи.

Был День благодарения. Вера стояла перед окном на кухне у Юны, чистила батат, роняя длинные оранжевые полосы кожуры в раковину. За спиной у нее Геп с матерью крошили овощи на кухонном столе. Вера смотрела на Бриско, резвившихся на газоне: Марч и его дядя Айден добросовестно пытались переловить все летающие тарелки, которые кидали им сыновья Айдена и дочери Теи. Тея, Арти и жена Айдена хором расхохотались, когда Марч шлепнулся на землю, попытавшись в прыжке поймать тарелку, специально пущенную не туда.

— Марчу, пожалуй, надо передохнуть, — сказала Юна, вставая рядом с Верой. — Еще не хватало, чтобы он слетел с катушек и пополнил свой список грехов травмированием малолетних.

Вера уже привыкла к подобным комментариям в адрес Марча, однако прошло вот уже несколько лет, а ей ни разу не довелось увидеть эти вспышки агрессии, ставшие семейным преданием. Она и сама жила под тиранией заниженных ожиданий со стороны мужа и свекрови. С какими большими надеждами влилась она в это большое семейство после своего одинокого детства. А потом увидела, как ловко Бриско извлекают друг из друга худшее.

Через несколько минут Марч вошел на кухню с младшей дочерью Теи. Она сидела у него на закорках и затылком легко ударилась о притолоку. Девочка смеялась, потирая голову, а потом соскользнула на пол — ей явно не было больно. И все равно Геп сказал Марчу:

— Из тебя получится просто замечательный отец.

Марч и не заметил, что племянница стукнулась головой, и на долю секунды лицо его засветилось от удивления и удовольствия. А потом Вера увидела усмешку на лице у Юны, кривоватую ухмылку на губах Гепа. Их жестокость пронзила даже ее закованное в броню сердце.

Марч тоже уловил в словах брата издевку.

— Пошел ты, Геп. — Тут он вспомнил, что его слышит ребенок, густо покраснел и стремительно вышел.

Юна подхватила внучку на руки, спросила, не хочет ли та покормить павлинов, после чего Геп с Верой остались на кухне вдвоем.

— Любишь ты сарказм, — заметила Вера.

Геп посмотрел на нее с удивлением:

— Ну да.

На Веру накатила волна паники, отчего — она не могла сообразить.

— А я думала, сарказм не по твоей части. Сама я им балуюсь, признаю. Но мне казалось, ты абсолютно лишен сарказма.

— Ну, если подумать, это не главная черта моего характера. — Геп поцеловал ее в лоб и начал рубить чеснок.

Вера порылась в памяти и извлекла оттуда еще несколько столь же двусмысленных реплик Гепа: как-то раз, когда она купила громоздкий эдвардианский комод, он заметил, что у нее прекрасный вкус; на Рождество сказал Тее: «По подаренному тобой свитеру видно, как хорошо ты меня знаешь»; уволив наконец-то безнадежного сотрудника, заявил на прощание, что в мастерской его будет сильно не хватать. Каждый раз это произносилось совершенно серьезно и сопровождалось такой же кривоватой ухмылкой. Смысл этой ухмылки она поняла только сейчас: «Ну ты и придурок». От этих мыслей Вера оторопела: выходит, она вложила не тот смысл в его замечания, не поняла соли шуток. Но паника накатила при другом воспоминании. «Нелегко таким красивым женщинам жить на свете», — сказал он тогда. И она вложила в его улыбку совершенно неверный смысл.

Вера выскользнула из кухни, вышла через переднюю дверь, спряталась между семейными машинами, она никак не могла примириться с этим новым знанием. Вера понимала, что у нее есть отрицательные качества: вспыльчивость, упрямство, стремление руководить — но все это развилось в ответ на постоянные попытки использовать ее как покорный инструмент исполнения чужих желаний. Геп, видимо, решил, что она прямо такой вышла из материнского чрева: жизнь ее баловала, а она такая сука. А не человек, который много страдал и поверил в его доброту. Она полюбила его за отсутствие острых углов, но оказалось, что он достаточно угловат. Не было у нее уверенности, что она сможет любить мужчину, который в конце концов оказался таким же, как и все остальные. Именно об этом она и думала, когда Марч появился у своего фургона с ключами в руках. К слезам ее он отнесся настороженно, но все же спросил, не хочет ли она съездить с ним в магазин. Вера была признательна Марчу: он дал ей именно то, в чем она нуждалась: зазор времени, чтобы осмыслить новое знание. А потом, бродя вслед за ним между полками продуктового магазина, она вдруг поняла, что самый ценный дар, полученный ею от Гепа, — тот факт, что с тех пор, как они сошлись, она никогда не чувствовала себя совершенно одинокой, — утрачен без следа. Вернуться в привычную пожизненную изоляцию было все равно что услышать за спиной стук захлопнувшейся дверцы клетки. Нужно что-то сделать, чтобы вырваться. Именно поэтому она подошла к Марчу и поцеловала его. Именно поэтому на следующий день поехала к нему.

Она знала, что это подло по отношению к Гепу. Ведь это она его неправильно поняла. В остальном тупик — она любила Гепа недостаточно сильно, чтобы стерпеть все это: какой он ее видит, как цепко держится за свое превосходство и правоту, — но слишком сильно, чтобы от него уйти. Переспав с Марчем, она принудит Гепа ее бросить. Наверное, тем самым она ему поможет. Он в конце концов поймет, что его упорное стремление приносить собственные желания в жертву другим — путь бессмысленный, тупиковый. Он сбросит тяжкое бремя — жену-эгоистку. Будет человеком хорошим или дурным — сам по себе.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Когда