В сердце моем - Алан Маршалл

"Зрелище из зрелищ! Не пропустите!"

Чуть пониже значилось:

"Гипноз и сказочные видения!!!

Все это покажет вам цыган и его ассистенты, совершающие турне по Австралии!

Вы будете хохотать до упаду; и не поверите своим глазам.

Это ново, необычно, захватывающе!

Посмотрите на прекрасную девушку в стеклянном гробу в состоянии транса.

Посмотрите, как будет размозжена голова этой девушки! (Обман зрения под гипнозом.)

Посмотрите, как под ногти прекрасной девушки загоняют иголки.

Посмотрите, как пожилые люди пишут детскими каракулями.

Сто фунтов тому, кто поймает артистов на малейшем мошенничестве.

Тупые и рассеянные люди не поддаются гипнозу.

Чем одареннее человек, чем умнее, тем легче поддается он гипнотическому внушению.

Люди, имеющие отношение к медицине, приглашаются особо".

Прочитав программу, я спросил:

- Кто сочинил все это?

- Я, - сказал Цыган.

- Ну, и как проходили представления?

- У меня в труппе были прекрасные артисты, - сказал он. - Они впадали в транс при первом же моем пассе. Только обходилось это слишком дорого. А когда гадаешь, довольно и одного человека.

- Двух, - поправил Альберт.

- Я же сказал - "человека".

- Вот именно. Я и подумал, что и ты ведь тоже человек.

- И вы хорошо гадаете? - спросил я.

- Без хвастовства скажу - да.

- Хвастать он у нас не любит, - вставил Альберт.

- Расскажите мне, как вы это проделываете, - попросил я. - Меня это очень интересует. Главное - наблюдать и на основе своих наблюдений делать выводы, так ведь?

- Пожалуй, что так, - неуверенно сказал Цыган. - Впрочем, это далеко еще не все. Надо уметь разбираться в людях. Сейчас я все тебе объясню. На женщин, например, надо сначала нагнать уныние. Они это любят. А перед концом сеанса можно их и подбодрить - предсказать наследство, или выигрыш в лотерее, или еще что-нибудь. Но для начала - обязательно нагнать тоску.

- Я думаю, здесь вы ошибаетесь, - сказал я.

- Думай что хочешь, - я знаю, что прав. - Узнаю своего старика что-что, а прав он всегда, - заметил Альберт.

- Заткнись, - невозмутимо сказал Цыган. - Кого интересует твое мнение?

- Никого, - согласился Альберт.

- Вот и помолчи. Значит, на чем я настаиваю? Каждой женщине нравится воображать себя несчастной. Уж я-то знаю женщин.

- Узнаю своего старика - все-то он знает, - опять вставил Альберт.

- Что бишь я говорил, - продолжал Цыган. - Сейчас ты все поймешь. - Он сделал жест, указывавший на твердую решимость убедить меня в своей правоте. - Представь, что перед тобой сидит женщина - пусть сейчас это будет Альберт. Вот именно, сейчас он - женщина. Сиди прямо, идиот несчастный! "Ах, миссис, - говорю я ему - ей то есть. - Ах, миссис, - говорю я и кладу руку ей на плечо. - У вас была трудная жизнь".

- А ведь меня ты не так учил, - вмешался Альберт. - Ты говорил, никогда не хватай женщин руками во время сеанса.

- Я говорил - не хватай за коленки.

- О коленках ты ничего не говорил, отец.

- Ну, так говорю сейчас. Итак, ты кладешь руку ей на плечо, вроде бы выражая сочувствие. Ей это нравится. Она уже думает, что лучше тебя гадальщика на свете нет. Потому, что ты ее понимаешь. А если бы ты ей сказал: "Миссис, у вас не жизнь, а сплошной праздник". Что бы из этого получилось? Предположим, ты бы ей это сказал...

- Держа руку у нее на плече? - поинтересовался Альберт.

- Провались ты - конечно же, нет. Когда хвалишь, держи руки при себе. Если бы ты сказал ей: "Миссис, у вас не жизнь, а сплошной праздник", - она сочла бы тебя дураком. Да ты и был бы дураком.

- Господи, помилуй нас, грешных! - на церковный лад пропел Альберт.

Я с удивлением посмотрел на него.

- Не обращай на него внимания, - сказал Цыган. - Милости божьей ему никакой не нужно. Это он так, перед тобой выламывается.

Отмахнувшись от Альберта, Цыган продолжал:

- Так о чем я? Да, насчет того, как нагонять на женщину тоску. Заходит как-то ко мне одна женщина, вид замученной жизнью домохозяйки и в руке сжимает кошелек.

- А какое значение имеет здесь кошелек? - спросил я.

- Очень большое. Если женщина цепляется за свой кошелек, значит, ее тревожат домашние дела. В этом кошельке все ее богатство. И ей приходится изо всех сил биться, чтоб в этом кошельке всегда водились деньги. Это яснее ясного. Ну я и говорю ей: "Вы устали от такой жизни. Вы сами выбрали ее, но теперь она вам, видно, не под силу. Вам хочется все бросить и уйти. Но не делайте этого. Не бросайте детей".

- Не вижу, как вы этим могли ее подбодрить, - заметил я.

- Слушай дальше! Потом я ей говорю: "Дети воздадут вам сторицей".

- Интересно, где тебе удалось подцепить это выражение? - сказал Альберт.

- Отстань. Значит, дальше я говорю ей: "Младший принесет вам большое счастье".

- А почему не старший? - удивился я.

- Потому, что матери всегда больше любят младших. Это каждому ясно.

- Моему старику все всегда ясно, - вставил Альберт.

- А другой женщине я сказал, - продолжал свой рассказ Цыган, - "у вас хороший муж. Но он вас не ценит".

- И что же она на это ответила? - спросил я.

- Она? Что она ответила? - повторил он за мной, видимо стараясь выиграть время, чтобы придумать подходящий ответ.

- Мой старик помнит только то, что сам говорит, - " пробормотал Альберт,

- Она сказала: "Кому это и знать, как не мне". А я ей на это: "Вы отдали ему всю свою жизнь".

- И что она тебе на это ответила? - спросил Альберт.

- "Кому это и знать, как не мне" - вот что она ответила. "Да, - говорю я ей, - вы непонятая натура".

- Кому же это и знать, как не ей, - заметил Альберт.

- Ну, а как с мужчинами? - допытывался я. - Что вы делаете, когда приходят мужчины? Ведь с ними труднее иметь дело?

- Нет, что вы, гораздо легче. С мужчинами надо держаться недоступно. А если попадется, который много о себе воображает, надо сразу же показать ему его место.

- Ты сегодня в ударе, отец, - сказал Альберт. Цыган был явно польщен, но не стал отвлекаться и продолжал:

- Их надо держать в напряжении, тогда дело в шляпе.

- Держать в напряжении? - не понял я.

- Надо, чтобы они оробели. Это относится и к женщинам, и к мужчинам одинаково. Пусть чувствуют себя неловко.

- Короче, надо их одурачить, - пояснил Альберт. Цыган пропустил это замечание мимо ушей.

- Один мой знакомый зазывала любил говорить так: "Мужчин исследуем, женщин обследуем". Остряком он, видите ли, себя считал. Нельзя острить, когда люди приходят к тебе со своими надеждами. - Цыган умолк и посмотрел на собаку, спавшую перед входом в палатку. - Скоро ощенится, - сказал он и снова повернулся ко мне. - Так вот, про мужчин... Их надо сразу трахнуть по башке, чтоб они и думать забыли, что можно тебе не поверить. Один парень решил, видно, сбить меня и сразу, как вошел, заявил: "Я пришел просто позабавиться, не верю я в судьбу", - так этому парню я сказал: "У вас нет ничего за душой, вы - кочевник, странник, скитающийся по просторам земли. Скоро вам будет сорок, а чего вы добились? Жизнь ваша пуста. Гордость и тщеславие погубили вас. Была однажды у вас в жизни женщина..." - "Я ее очень любил", - говорит он. "Но вы обошлись с ней дурно, - говорю я. - И теперь вам приходится расплачиваться за это". - "Она сама ушла", - начинает он оправдываться. "Да, - говорю я. - Но почему она ушла?" - и грожу ему пальцем. На это "он ничего не ответил. Совсем сник парень. Я его, как говорится, вывел из равновесия, и после с ним уже не было хлопот.

- Как интересно! - сказал я.

- Еще бы! - улыбнулся Цыган. - Это только начало, а сколько я могу еще порассказать!

- Да, уж это точно, порассказать он может, - поддакнул Альберт.

- С мужчинами справиться легко, - продолжал Цыган, - а вот с женщиной иногда можно влопаться. Заходит однажды в мою палатку девушка. Явно беременная, и по виду одинокая. Я возьми да и скажи: "Итак, милая девушка, вы согрешили". - "Что вы плетете? - возмутилась она. - Я замужем". - "Вот вы не дослушали, я именно это и собирался сказать. Хотите узнать наклонности вашего будущего ребенка?" - "Я вас выведу на чистую воду, - кричит она. Мошенник вы, вот кто!" - "Спокойно, - говорю я. - Я четыре года учился в университете, а потом возглавлял кафедру хиромантии".

- Кстати, отец, - сказал Альберт. - Я вспомнил, что у нашего стула для посетителей ножка расшаталась. Придется завтра починить ее. Не то сядет какая-нибудь тяжеленная, стул не выдержит - и полетит она вверх тормашками, прямо тебе на колени.

- Провались ты, негодник, - огрызнулся Цыган и снова повернулся ко мне. - Так вот, значит, принялась она меня отчитывать: бессовестный вы, говорит, и все в этом роде... Пришлось прибегнуть к угрозам, чтоб успокоить ее. "Если вы не отстанете, говорю, я вызову полицию и вас арестуют за оскорбление действием". Тут же утихомирилась. Выскочила из палатки как ошпаренная.

- Боже праведный! - невольно воскликнул я.

- Он-то праведный, - вмешался Альберт. - А вот на земле праведника днем с огнем не отыщешь.

- А еще надо уметь ударить в самую точку, - продолжал Цыган.