Морской путь в Индию - Генри Харт

Из навигационных приборов, доступных во времена Гамы, наиболее полезным был компас. Сэмюэл Перчас витиевато писал в своих «Pilgrimes» («Странниках»): «Магнитный Камень был Камнем-Указателем (the Land-stone was the Lead-stone), истинным Зерном и краеугольным Камнем Открытия, чей бы Радостный Мозг ни изобрел впервые эту Минерву». Компас впервые упоминается в Европе в начале XII века английским священником Александром Некамом; сама беглость его упоминания говорит о том, что читатели были хорошо знакомы с этим прибором, его свойствами и употреблением[225]. Большинство прежних авторов полагали, что компас был изобретен в Италии, и действительно автор «Рутейру» — первого описания путешествия Гамы — называет компас agulha genoisca (генуэзская игла). После того как компас проник в Европу, он был сильно усовершенствован. Еще в 1380 году да Бути, комментатор Данте, говорил о моряках, пользующихся компасом с иглой, укрепленной на вращающейся картушке, где были помечены компасные направления. Картушки у компаса не размечались, как в наши дни, буквами и цифрами. Это принесло бы мало пользы ввиду неграмотности большинства моряков, и направления чертились или рисовались в виде расходящихся от центра фигур различной формы, длины и цвета[226]. Север, как и теперь, обозначался цветком лилии, остальные направления обозначались различными фигурами и цветами. Картушка, укрепленная на стержне, помещалась в круглую коробку, освещалась маленькой лампой, и все это ставилось на подставку в ящик, закрытый сверху, но так, чтобы было видно рулевому. Капитаны судов всегда возили с собой кусок «адаманта» или магнитного железняка[227], которым в случае нужды игла подмагничивалась. Имелись также запасные компасы и иглы.

Хотя портативные часы были изготовлены в Германии уже в конце XV века, весьма сомнительно, чтобы Гама располагал подобным прибором. Приборы эти были еще неуклюжи и неточны и совсем не годились на море; на кораблях время измеряли большими песочными часами (склянками), а для смены вахты использовались малые часы (в них песок вытекал за тридцать минут). Каждый раз, когда юнга переворачивал склянки, звонил колокол.

Когда колокол прозвонит восемь раз, что составляет четыре часа, — вахта кончалась. Нынешний порядок звонить в колокол каждые полчаса является пережитком того старого обычая. Лучшие песочные часы поставляла Венеция, и на каждом корабле они были в достаточном количестве, на случай поломки[228].

В царствование короля Жуана II были усовершенствованы мореходные приборы и составлены более точные астрономические и прочие таблицы. Перчас в своих «Pilgrimes» пишет об этом так:

Навигация обязана этому государю «е меньше, чем кому-либо другому; он использовал Родригу и Жозе [Визинью], своих еврейских врачей, хитроумных математиков того времени, а также Мартина Бохемуса [Мартина Бехайма][229], ученика Джона Монтерегиуса [Региомонтан. — Ред.], для того чтобы они своими изобретениями помогли Морякам в их плаваниях по неведомым Морям, там, где ни Звезды (незнакомые), ни Земля (неизвестная) не могли помочь им ориентироваться. Они первые после долгих попыток применили в Морском деле Астролябию, прежде употреблявшуюся только Астрономами, и составили Таблицу Склонений для определения Широты Мест… вследствие чего Морское Искусство впервые стало освобождаться от грубости былых времен и… расчистили Путь к тому, чтобы наши Глаза открылись на эти страны и увидели новый Мир.

Если сравнить эти приборы с современными или даже с теми, которые вошли в употребление вскоре после великих португальских путешествий, то они покажутся очень грубыми и неточными. Описывая первое путешествие Гамы, Барруш признает, что деревянные астролябии[230] служили очень плохо, так как корабли были малы, а бортовая и килевая качка мешали получить правильные отсчеты, хотя и были изобретены деревянные треноги для придания устойчивости инструментам. При спокойной погоде, а также на остановках применяли и другие виды маленьких металлических и деревянных астролябий.

Для наблюдений за солнцем огромное значение имел «Almanach Perpetuum» Авраама бен Закуто[231]. Закуто был профессором математики в Саламанке (Испания) и приехал в Португалию в 1492 году, когда евреям в Испании жить стало невозможно[232]. Как один из самых прославленных математиков своего времени, он был назначен королевским астрономом. В 1484 году король Жуан создал Совет математиков для помощи в делах, связанных с математическими и навигационными знаниями. Этот совет состоял из епископа Диогу Ортиша, «мештри» Родригу и «мештри» Жозе Визинью — два последних были евреи; Визинью был учеником Закуто. Визинью усовершенствовал применяемую на море астролябию и перевел «Almanach» Закуто[233]. Возможно, что Гама взял с собой в плавание экземпляр таблиц Региомонтана[234] («Ephemerides»)[235]. Кроме таблиц склонений, флотилия Гамы располагала таблицами траверсов (toleta de marteloia)[236], которые были нужны в том случае, если корабли шли зигзагообразным курсом. Вполне возможно, что экспедиция пользовалась и квадрантами: сведений об этом не имеется.

Соблюдая обычай, установившийся при предшествующих плаваниях, король приказал заготовить и погрузить на борт три каменных падрана. Это были столбы, подобные тем, которые ставили во время своих плаваний в Африку Кан и Бартоломеу Диаш; по приказу дона Мануэла падраны были наименованы «Сан-Рафаэл», «Сан-Габриэл» и «Санта-Мария».

Карта мира Фра-Мауро (1459 год). (На подлиннике север находился внизу.)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.

ПЕРЕД ОТПЛЫТИЕМ

В сердце моем возгорелось великое пламя — я пожелал предпринять нечто замечательное.

(Слова Себастиана Кабота, обращенные к венецианским синьорам).

Хаклюйт, «Путешествия» (изд. 1598–1600), III, б

Наконец, все было готово. Экспедиция в неведомые моря, о котором мечтал дон Жуан II, столько лет отдававший ему все свои помыслы и труды, была накануне осуществления. Истекали последние дни; суда и снаряжение были уже в готовности, продовольствие и пресная вода — на борту, команда с нетерпением ожидала выхода в море. Гаме и его офицерам оставалось лишь предстать перед королем Мануэлом, чтобы получить официальный приказ об отплытии и королевское напутствие.

Удивительно и необъяснимо, что не велось никаких официальных отчетов, ни иных записей, рассказывающих как о подготовке этой знаменательной экспедиции, так и о самом плавании. Почти невероятно, что путешествие, перед которым стояли такие большие цели и результаты которого были так важны, привлекло столь мало внимания хронистов того времени, что до нас дошли лишь немногие и не всегда точные описания различных событий, что даже важнейшие даты — выход флотилии в море и возвращение Гамы в Лиссабон — недостоверны. Неполные рассказы о плавании, немногие отрывки из документов и письма иностранцев, а также короля Мануэла — вот и все источники для истории этой экспедиции[237].