Любовь императора: Франц Иосиф - Этон Цезарь Корти

Пока Елизавета находилась в Коттесбруке, 7 февраля 1878 года в Риме умирает папа Пий IX. Как раз в это время императрица испытывает лёгкое недомогание и велит сделать перерыв в ежедневных охотах на целую неделю. «Поскольку я сейчас несколько дней не охочусь, — пишет она Францу Иосифу, — люди будут говорить, что это из-за папы. Это весьма кстати».

23 февраля Елизавета приезжает домой. На вокзале её встречает очень довольный император. Вскоре, однако, всё августейшее семейство погружает в траур кончина свёкра Елизаветы, эрцгерцога Франца Карла.

Русско-турецкая война 1878 года к тому времени подошла к концу, лишь с трудом удалось помешать победоносной России занять Константинополь. При венском дворе возникли серьёзные разногласия. Эрцгерцог Альбрехт, обладающий самым здравым политическим чутьём, выступает в защиту царя, но верх берёт Андраши. Дело идёт к Берлинскому конгрессу[52], который лишает Россию плодов её победы и тем самым ещё больше усугубляет вражду между Австро-Венгрией и Российской империей. Андраши, правда, скрывает этот промах от монарха, разглагольствуя о «расширении территории государства». Происходит оккупация Боснии и Герцеговины — результат, который можно назвать палкой о двух концах. Услышав о ней, Елизавета ограничивается тем, что предостерегает Франца Иосифа:

— Не посылай в Боснию слишком много друзей русских: хорватов, богемцев и т.д.

Императрица не слишком верит в надёжность славянских народов, которые входят в состав монархии и с которыми её муж сближается вопреки позиции Андраши.

9 сентября отмечается золотая свадьба родителей Елизаветы. На это торжество герцогу придётся, как язвительно замечают мюнхенцы, волей-неволей приехать к своей жене, которую за последние десять лет он видел довольно редко. Дети, внуки и правнуки наперебой поздравляют юбиляров и все были бы счастливы, если бы не дурные вести о брате короля, которого теперь признают страдающим неизлечимой душевной болезнью, и сам Людвиг II ещё больше избегает людей и пребывает в глубокой меланхолии, так что вся Бавария всерьёз опасается, что его может постичь такая же судьба, как и его брата Отто.

Вернувшись в Шёнбрунн, Елизавета принимается посещать раненых, пострадавших во время боснийского похода, а в середине сентября возвращается в свой любимый Гедель. Там уже находится кронпринц, чета Спенсер, Бай Мидлтон и Генрих Лариш с женой. Все они собрались на осеннюю охоту. Только Франц Иосиф бывает свободным так редко, хотя Елизавета не перестаёт напоминать ему, чтобы он наконец приехал. «Ты всех отправляешь в отпуск, — пишет она ему, — только о себе самом не думаешь. А это неразумно».

Флигель-адъютант императора, барон фон Гемминген, много времени проводит с императрицей. И он, прибыв ко двору, был совершенно обескуражен непрекращающимися сплетнями вокруг императорской четы. Однако ему пришлось привыкнуть к этому: похоже, такое явление вообще невозможно пресечь не только при дворе, но и вообще в жизни.

Время от времени Елизавета просит своего секретаря зачитывать ей отдельные необычные послания, которые попадаются в той огромной почте, состоящей преимущественно из просительных писем, которая приходит на её имя. Вот, например, письмо некоего Фердинанда Ауфрихтига, который просит императрицу носить фальшивые драгоценности, чтобы это вошло в моду и в то же время обеспечило заказами промышленность и пощадило кошельки мужей. Этот человек не так уж неправ. Нельзя, однако, не отнестись скептически к тому, что некий месье де Мюлло де Вильнан из Франции утверждает, будто бы открыл средство против рака и обещает сообщить его императрице, если она вышлет ему аванс в размере пятисот тысяч франков. Прочитав распоряжение, которое сделал в своём завещании недавно умерший граф Манна, Елизавете не остаётся ничего другого, как улыбнуться. Дело в том, что граф пожелал, чтобы ей каждый год вплоть до конца её жизни присылали знаменитый миланский «панетонё» — кекс, напоминающий австрийскую бабу, только намного больше по размеру и суше.

11 декабря императрице приходится немало поволноваться: кронпринц Рудольф выстрелил себе из ружья в левую руку. «Потому что она не познакомила его ни с одним иным развлечением, кроме глупой пальбы, — возмущённо записывает в своём дневнике Мария Фестетич. — Все твари земные платятся жизнью. Такими людьми овладевает своего рода жажда убийства, а это я считаю ненужным. Ещё ребёнком — а как он был очарователен — принц стрелял из своего окна по снегирям, а эрцгерцогиня Валерия, у которой доброе сердечко, плакала горючими слезами». Впрочем, несчастный случай остался без последствий — рана быстро заживает. А вся история показывает, что Елизавета больше не имеет влияния на собственного сына. Всё больше проявляются его характер, его страсть и необузданность натуры, не привыкшей уважать ровным счётом никого на свете.

В январе 1870 г. Елизавета снова мечтает о верховой охоте по ту сторону пролива, которая доставляла ей в последние годы столько радости. Англия её уже не устраивает. Елизавета слышала, что тамошняя охота — не более чем жалкая пародия на охоту в Ирландии. Только там якобы истинный рай для спортивной охоты, только если травишь лисицу или оленя там, отдаёшь себе отчёт, что значит мчаться галопом вслед за собаками, перепрыгивая через различные препятствия. Местность очаровательная, обширные пространства покрыты светло-зелёной травой, земля в большинстве своём ещё не возделана. Картина, совершенно обратная Англии. Население живёт за счёт скотоводства, и поэтому пастбища обнесены загородями, через которые так прекрасно прыгать верхом на лошади. Охота здесь намного опаснее, нежели в Англии.

В охотах нередко принимает участие более сотни всадников, но не в красных фраках, как в Англии. Здесь это не принято. Многие падения объясняются тем, что люди садятся на мало обученных лошадей. У императрицы же отборные лошади. Даже самые сложные преграды она преодолевает играючи. Не раз падает даже сам Мидлтон. Как-то в одном парке вспугнули лисицу. «Я скакала на Истоне, — рассказывает Елизавета Францу Иосифу, — бедняга Мидлтон был очень неловок, совсем не в форме. Скорость была очень велика, препятствия большие, так что вскоре капитан оказался на земле. Затем он упал во второй раз, лошадь его ещё прыгнула, но была так измучена, что приземлилась на голову; какое-то время мне пришлось удерживать Истона, чтобы он не прыгнул на упавших, и этот манёвр мне удался. На этом же самом месте упал и Руди Лихтенштейн...»

Однажды падает и Елизавета. Это случилось уже в конце марта, во время одной из последних охот. Её славная сивая кобыла провалилась в заросший мох. Елизавета с быстротой молнии спрыгивает с неё, кобыла быстро поднимается на ноги, никто не приходит на помощь императрице, которая в одно мгновение вновь оказывается в седле и мчится следом за остальными всадниками. У одного из охотников, которые ехали вместе с императрицей, от пережитого волнения внезапно случился эпилептический припадок. Это было печальное зрелище!

Радость, которую испытывает императрица от верховой езды и охоты, разом померкла, когда с родины пришла горестная весть. Из-за катастрофического половодья Чегедин оказался затопленным и наполовину уничтоженным. Елизавета потрясена. «Получив печальные вести из Чегедина, — незамедлительно пишет она Францу Иосифу, — я решила уехать отсюда... Лишь из последних телеграмм и подробностей, опубликованных в газетах, мы узнали истинные размеры этого несчастья. Поэтому я считаю, что мне лучше всего уехать, да и тебе это больше по душе. Это самая большая жертва, какую я могу принести, однако в подобном случае она необходима...» Елизавета готовится к отъезду, но опасается, как бы Франц Иосиф не потребовал от неё сделать в Лондоне ещё кое-какие визиты, которые всегда тяготят её. Она, так мало задумывающаяся обычно над расходами на своё содержание — например, пребывание в Ирландии поглотило не менее 158 337 гульденов 48 крейцеров — неожиданно становится экономной. «Ко времени моего возвращения домой королева ещё не вернётся из Италии. Принц Уэльский просил передать мне его предложение увидеться со мной где-нибудь по пути моего следования. Может быть, и ты захочешь, чтобы я остановилась в Лондоне? Я охотно избежала бы этого, чтобы сэкономить на проживании в гостинице. Таким образом, вся моя поездка туда и обратно обошлась бы без проживания в отеле».

Франц Иосиф не настаивает больше ни на каких визитах. Он счастлив и доволен, что императрица поняла это, что она возвращается домой без каких бы то ни было намёков с его стороны. Супруги радостно встречаются на вокзале, после чего мать восторженно обнимает свою маленькую Валерию. Трудно поверить, что император и императрица женаты уже двадцать пять лет, так молодо и свежо они оба выглядят. Теперь в связи с серебряной свадьбой императорской четы Вена готовится продемонстрировать Францу Иосифу и Елизавете свою любовь. Елизавета слишком стиснута жёсткими требованиями придворного штата и лиц, имеющих доступ ко двору, поэтому считает себя непопулярной, не понимая, что за пределами этого узкого круга в государстве существуют многие миллионы высокообразованных и умных, простых и работящих, честных и ни в чём не уступающих по крайней мере по своим душевным качествам людей, которые нередко испытывают к императорской чете больше любви, проявляют больше лояльности, чем многие из тех, кто изо дня в день непосредственно пользуется её милостью и расположением. В дни торжеств представляется удобный случай убедиться в чувствах и других слоёв народа. Франц Иосиф сопровождает очаровательную, одетую во всё серое жену, которая в свои сорок два года производит впечатление юной новобрачной, в церковь. Глубоко взволнованная императорская чета стоит перед алтарём, вспоминая прошедшие годы, полные любви и страданий, полные страха и забот, — годы, в которые счастливых дней было всё же гораздо больше, чем печальных.