Любовь императора: Франц Иосиф - Этон Цезарь Корти

Так проходит старый год, а первые дни нового приносят вместе с Масленицей так нелюбимые императрицей представительские обязанности. Вообще говоря, странно, что придворные балы она всегда воспринимает как истинную муку. Оказывается, это не имеет ничего общего с безграничным тщеславием, какое ей приписывают. Её окружение всегда вне себя от того необыкновенного успеха, какого добивается Елизавета, достигшая уже, между прочим, тридцати семи лет. Ей, однако, приходится вести настоящую борьбу, чтобы осуществить своё жгучее желание отстраниться от мира. Всё чаще она использует вуаль и веер. А если она не «при параде», как она называет парадное платье, то прячется где только может.

Счастливее всего Елизавета чувствует себя в Офене. Она постоянно опасается, что вскоре ей придётся возвращаться в Вену. Это просто приводит меня в отчаяние, — пишет она матери, — здесь так спокойно без родственников и всяческих придирок, а там вся эта императорская семейка...» К Францу Иосифу её слова не имеют отношения. Напротив, в это время Елизавета чрезвычайно тепло относится к своему супругу. Когда в апреле 1875 года император едет в Триест и Венецию, чтобы нанести ответный визит королю Италии и затем из военно-политических соображений посетить Южную Далмацию, пользующуюся дурной славой полудикой и революционно настроенной, императрица совершенно подавлена. При расставании она плачет так, что её рыдания просто разрывают сердце.

— Я чувствую, — жалуется она, — что что-то случится. Вечер 2 апреля 1875 года Мария Фестетич проводит в театре. Елизавета велит привести её. Ночью ей нужно написать письмо генералу фон Беку, который сопровождает Франца Иосифа в этой поездке. Она диктует письмо графине, возлагая на генерала ответственность за жизнь императора и прося ни на минуту от него не отлучаться.

15 мая император, наконец, возвращается из Далмации. Елизавета счастлива, ибо вопреки всему, что говорят за её спиной, она очень привязана к мужу. В Вене инстинктивно чувствуют, что двор некоторым образом действует Елизавете на нервы и что подчас она испытывает просто непреодолимое желание на какое-то время сбежать от него и пожить исключительно для себя и своей дочери вдали от императорской семьи и своих обязанностей в следовании церемониалу. Гизела вышла замуж, Рудольфу теперь уже семнадцать лет, влияния матери он почти не испытывал, и чем старше становится, тем больше отдаляется от неё, уже в силу приготовления к своей будущей миссии. Император с утра до вечера неизменно занят, не имеет возможности отдавать ей себя так, как бы ей этого хотелось, а все остальные ей безразличны. Она замечает, что в Вене по-прежнему незримо доминирует неприязнь к Венгрии, которую Елизавета принимает исключительно на свой счёт. Она чувствует себя одиноко и неуютно, и это питает её врождённую склонность к путешествиям в дальние страны.

Глава десятая

Летом 1875 года императрицу просят выяснить, не хочет ли принцесса Амалия Кобург выйти замуж за самого младшего брата Елизаветы. Эта миссия возлагается на Марию Фестетич; всё идёт гладко, и вскоре происходит помолвка. «Итак, Мапперль — жених, — пишет императрица своей матери. — Смешно терять свою свободу, когда так молод, впрочем, что имеем — не храним, потерявши — плачем... Ты наверняка не будешь на свадьбе из-за своих головных болей, я тоже не буду, потому что ленива и слишком застенчива...»

После недолгого пребывания в Гаратхаузене и Ишле Елизавета отдаётся своей страсти к путешествиям. Валерия — прекрасная отговорка для этого. Видерхофен объяснил, что эрцгерцогине вновь необходимы морские ванны, и на этот раз для разнообразия решено поехать во Францию, на какой-нибудь малоизвестный морской курорт в Нормандии. Император, правда, возражает. Австрия не в лучших отношениях с недавно провозглашённой республикой, которая обязана своим возникновением левым и предоставляет убежище анархистам всех мастей.

— С тобой там что-нибудь произойдёт, — убеждает монарх, — а кроме того, в Берлине будут не в очень большом восторге.

Елизавета настаивает на своей поездке, но всё же замечание императора заставило её задуматься, и она составляет завещание. Убеждённая, что такую женщину, как она, которая никогда в жизни не причинила никому вреда, никто не тронет, она без страха отправляется в Сассто ле Мокондюи в Нормандии. Предварительно туда выехал гофсекретарь и дорожный казначей Карл Лингер. У одного богатого судовладельца он снял довольно скромный замок, который стоит в прекрасном парке с огромными деревьями и роскошными гортензиями. Елизавета приехала вместе с дочерью Валерией, захватив с собой несколько самых любимых лошадей. Каждое утро она купается в море. Причём от купальной кабины до воды она идёт по длинному, доходящему до самого моря проходу из парусины для защиты от взглядов любопытных. После полудня в окрестные замки и имения — они после революции перешли, как и Сассто, в большинстве своём в руки выскочек, постепенно вытесняющих представителей прежних славных фамилий — приезжает масса людей. «Теперь, — пишет в своём дневнике графиня Фестетич, — здесь бесчинствуют демократы, республиканцы и выскочки. Весь сброд, который перенимает все пороки прежнего дворянства, но не наследует их добродетели». Вскоре Елизавета замечает, что не может и шагу сделать спокойно. У императрицы не раз возникают неприятности во время прогулок верхом: она не слишком внимательна и поэтому подчас скачет по возделанным полям. Это даёт повод к недоразумениям, которые, будучи раздуты республиканской газетой «Л’Юниверс» от 17 августа, становятся почти скандалом государственного масштаба. Императрица и австрийское посольство в Париже даже велят опровергнуть слухи о якобы имевшем место оскорблении со стороны крестьян, но во всём этом есть доля правды. Елизавета неоднократно жалуется своему супругу. «Люди здесь, — пишет она, — так грубы и неучтивы, что вчера, например, мне пришлось уезжать поездом в Фекан, спасаясь от их преследования, а затем снова возвращаться сюда водным путём. И при езде верхом я нередко имела неприятности, дети кучера на улицах и в деревнях стараются напугать лошадей; если скачешь по полям, где, разумеется, не опасаешься причинить вреда, все крестьяне ведут себя ужасно грубо. Собственно говоря, я не испытываю особого желания ехать в Париж, но Нопча опасается, что это могло бы произвести плохое впечатление. Что ты об этом думаешь?»

Императрица распорядилась вызвать из Англии учителя верховой езды мистера Алёна, к которому графиня Фестетич питает непонятную неприязнь. Он велел соорудить в заброшенном парке поблизости от замка препятствия для упражнения в прыжках верхом. Императрица исправно упражнялась в таких прыжках, пока однажды её не постигла судьба каждого, кто теряет чувство меры при верховой езде. Елизавета получила новую лошадь и 11 сентября 1875 года захотела её испробовать. Возле небольшой изгороди лошадь неожиданно делает слишком большой прыжок, оступается и падает на колени, а наездница вылетает из седла. Берейтор Байзанд, ожидавший императрицу, увидев лошадь без всадницы, бросился к препятствиям и обнаружил Елизавету, неподвижно лежащую на траве.

Елизавету уже подняли и усадили в садовое кресло, когда прибегает доктор Видерхофер. Он хлопочет возле неё, брызгает на её лицо водой, пытается заговорить с императрицей. Наконец она открывает глаза и, похоже, узнает графиню. С её губ едва слышно срываются слова:

   — Что случилось?

   — Ваше величество упали с лошади...

   — Но я не ездила верхом. А сколько сейчас времени?

   — Половина одиннадцатого, Ваше величество.

   — Так рано? Но в такое время я никогда не езжу верхом.

Затем императрица замечает, что на ней костюм для верховой езды и удивляется. Она не может пошевельнуться и начинает верить, что с ней произошло несчастье. Она спрашивает:

   — А где Валерия и император? Где мы вообще находимся?

   — В Нормандии, Ваше величество!

   — А что мы делаем во Франции? Если это правда, что я упала с лошади, то я не умею ездить. Неужели я больше не оправлюсь? Пожалуйста, не нужно пугать императора...

Вскоре появляются симптомы лёгкого сотрясения мозга. Безумные головные боли, компрессы со льдом, тошнота и бессонница. Является Видерхофер и без обиняков заявляет:

   — Если в течение суток не станет лучше, придётся обрить волосы.

Графиня Фестетич, которая слышит это, приходит в ужас: для неё такое сообщение подобно приговору, будто волосы императрицы — живое существо, которое собираются лишить жизни.

Францу Иосифу послали телеграмму. Он страшно взволнован и собирается приехать, хотя всего два дня назад ответил отказом на приглашение императрицы навестить её, ссылаясь на политическую невозможность такого визита. Когда приходящие к нему известия становятся более обнадёживающими, Андраши убеждает императора, который не может найти себе места от беспокойства, не ехать во избежание возможных осложнений. Франц Иосиф остаётся и только шлёт трогательные письма своей супруге, чьё самочувствие быстро улучшается. «Слава всемогущему Богу, что дело обернулось именно так. Трудно представить, чем это могло бы окончиться. Что мне делать на этом свете без тебя, моего ангела-хранителя?!» Получив это письмо, Елизавета побледнела, и на глазах у неё навернулись слёзы. Небольшое сотрясение мозга быстро проходит, но пребывание в Сассето не радует её. Императору она отвечает: «Мне жаль, что я так напугала тебя, но ведь мы оба, собственно говоря, должны быть готовы к подобным случаям». Елизавета ставит супруга в известность, что верхом она появится на людях как можно скорее, потому что ей важно показать, что подобная мелочь не может помешать императрице заниматься своим любимым делом. Франц Иосиф направляет флигель-адъютанта, который не должен спускать глаз с Елизаветы, и просит её по дороге домой заехать в Париж, ибо теперь о ней заговорил весь мир, и Андраши находит, что в противном случае президенту Франции будет нанесено оскорбление.