Племенной скот - Наталья Лебедева

– Он ничего никому не хочет отдавать. Он слишком жадный – мой отец, – говорила Василиса. – У него в кабинете есть сейф – большой черный сундук, с замком, отпереть который может только он или мои братья. В этом сундуке – маленький овальный пульт, похожий на половинку яйца. Если ввести туда нужные цифры, отключится энергоснабжение города. То есть все вещи, которые есть у нас и которых нет у вас, – пояснила она непонимающей Алене, – перестанут работать. И людям придется отсюда уйти, потому что в Москву хлынут полулюди с окраин.

– И что, все погибнут? – с тревогой спросила Алена.

– Нет. Нет, думаю, никто не погибнет. Есть планы эвакуации на случай войны, есть оборудованные бункеры далеко от Москвы. Мы никого не убьем, и даже змеи долго еще будут ползать. Они заряжаются солнцем и ветром и выйдут из строя, только когда придут в негодность детали. Но, по крайней мере, их хозяевам будет сложнее. Им придется выживать и некогда будет устраивать набеги от скуки.

– И города вправду больше не будет? Он навсегда исчезнет?

– Думаю, навсегда. Рухнет энергосистема, сломаются машины, которые помнят о том, как все это должно работать. Перестанут ходить поезда, которые привозят в Москву металлы. Остановятся заводы, на которых делают вещи. Ты, наверное, не понимаешь меня, но поверь: они не смогут все починить. Им останется только разбежаться.

– А это яйцо… Если оно так опасно, зачем оно вообще?

– А! Это как раз к вопросу о жадности, – Василиса невесело усмехнулась. – Яйцо это сделали лет сто пятьдесят назад. Мой прадед сделал. Понимаешь, после того как этот город отделился от всех остальных, после того как появилась стена, здесь все еще царила неразбериха. Выяснилось, что в спешке о многих вещах не подумали, многого не учли. Все были заняты одним: как можно скорее наладить жизнь. Забирали оборудование из разрушенных городов, разыскивали людей, которых выгнали зря. Обнаружилось даже, что не хватает уборщиц, и в Москву возвращали самых простых теток, хотя раньше казалось, что они не нужны в городе. И вот пока все было так, пока царила в городе неразбериха, президент – это все равно что ваш царь – отменил выборы. Раньше он не мог бы править больше восьми лет, и на его место люди выбрали бы другого. Но все изменилось. Люди надолго забыли о выборах. А когда президент стал слишком стар, чтобы управлять, он назначил на свое место собственного сына. И нашлись недовольные. Они требовали возобновления выборов. Потом, устав от дипломатии, сделали попытку переворота. И тогда сын президента – мой прадед – и придумал эту кнопку. И сказал, что нажмет на нее при следующей такой попытке: чтобы победителям не досталось ровным счетом ничего. Вот так.

Василиса замолчала, а Алена смотрела на нее во все глаза. Ей вдруг показалось, что вот сейчас, с этого самого момента все вдруг пошло правильно.

– Ключ к сейфу – к ящику – знают братья. Думаю, и я смогу его узнать тоже. Самое сложное – пробраться к отцу в кабинет. Сможем ли? Не знаю.

Василиса с сомнением покачала головой, а Алена вдруг сказала – бодро и с хитрым прищуром:

– Через два дня идти надо. Купала через два дня. Все замки в этот день отмыкаются, коли так суждено, да коли слово нужное знаешь. А слово нужное за два дня узнать можно. Разрыв-траву бы найти, так и горя бы не было. Волшебная это трава, любой замок отомкнет.

– Нет, – Василиса улыбнулась, но слабо, будто бы через силу, – без травы обойдемся. Сами. А что через два дня, так даже к лучшему. Не успеем сильно струсить. Хотя – страшно мне, Аленка. Ужас как страшно.

Василиса смеялась. Ей было так страшно, что истерический смех сам рвался из горла, и ничего не приходилось изображать. Это был семейный ужин в больнице. Правда, без отца. Но ужинать с отцом они никогда не любили. Когда он присутствовал, Василисе и мальчикам казалось, что он запоминает их разговоры дословно, как если бы у него в голове был встроен диктофон для записи показаний. При отце они тщательно следили за своей речью.

А сейчас – отчаянно шутили и смеялись. Боренька – будущий президент, наследник и гордость – хохотал больше всех. Василиса смотрела на него и думала, как же все-таки он похож на отца: тот же рост, те же черты лица, да и фигура, в сущности, та же, только мяса на костях побольше и кожа белее.

Глебушка совсем не походил на брата и отца. Он был мягкий, не толстый, но рыхлый, словно бы даже бескостный. Губы его всегда маслянисто поблескивали, как будто он только что ел мясо с подливой.

– Это сексизм, мальчики! – повизгивая от хохота, проговорила Василиса. – Старый, добрый, не изжитый за века сексизм.

– Да нет никакого сексизма, господи-ты-боже-мой! – деловито возразил Боренька, и от того, как серьезно и рассудительно он это сказал, все трое зашлись в новом приступе смеха.

– Нет, ты докажи, – упрямо продолжил Боренька, отсмеявшись, – что в нашем обществе сохранился сексизм. До-ка-жи!

– А куда далеко ходить за примерами? – Василиса вскинула брови. – Вот мы тут сидим – три ребенка одного человека. За исключением пола нас ничто не отличает, ничто не ограничивает в правах. И что же?

– Что же? – весело хрюкнул жующий Глебушка.

– А то, что официальными наследниками считаетесь только вы, мужчины. А я – заметьте, женщина, – исключена из почетного ряда. Ну, Боренька, что скажешь?

Боренька фыркнул:

– Нашла пример! Да дело не в том, что ты женщина. Ты просто младшая, и шансы на то, что до тебя когда-нибудь дойдет очередь, ничтожно малы…

– Что ж, у Глебушки, значит, есть шансы? Он младше тебя всего на год. Вряд ли он намного тебя переживет. Да и отец пока еще никуда не собирается…

– Так я и говорю: ты и Глеб, мужчина и женщина – в равном положении.

– Ничего подобного! – Василиса вошла в раж. Ей нравилось играть с ними, нравилось вести разговор точно туда, куда ей было надо. – Глебушка, в отличие от меня, знает коды от сейфа и от пульта.

– Боже мой! – Боренька покачал головой. – Никто просто и подумать не мог, что тебе это вообще интересно. Ты же со школы занималась наукой и в политику не лезла.

– Может быть, меня просто от нее оттерли?..

– Кто? – Боренька недоуменно вскинул брови.

– Воинствующие сексисты!

– Васка, дурочка, ну что за глупости ты говоришь?! Ну хочешь, я спрошу отца, и он даст тебе коды?

– Ага, – Василиса отпила глоток обжигающе горячего чая, закашлялась, начала махать руками у рта, – знаю, чем это кончится. Он станет уговаривать свою маленькую девочку, чтобы я считала лапки жукам и не лезла в игру для больших мальчиков. Все останется как есть, и это лишит вас права отрицать сексизм как проблему.

– Да боже ты мой! – Боренька кипел от негодования. Он терпеть не мог ярлыков и всегда и всюду старался от них откреститься: так некоторые подолгу моют руки, не чувствуя достаточной чистоты без того, чтобы не намылить их пять-шесть лишних раз. – Вот тебе коды!

Он щелкнул кнопкой на наручном компе, набрал пароль, еще и еще один и быстро перекинул пару длиннющих цифр на компьютер сестры, а потом, резко дернув к себе ее руку, сказал:

– Дай! – И принялся запрятывать коды в невзламываемую глубь.

– Теперь ты довольна?! – раздраженно спросил он, закончив. – Теперь ты чувствуешь себя с нами на равных?

– Ага, – лениво протянула она. – Теперь я как вы… Ну, мужики, по текиле?!

И они снова взорвались долгим и громким смехом.

Купальская ночь была темной и звездной. Алена подошла к окну и открыла его. Она теперь ничего не боялась. Точнее, страх был, но он щекотал ей грудь изнутри, словно самое бесшабашное веселье. Дул холодный ветер, а звезды на небе и свет в окнах громадных домов слегка подрагивали, словно этот ветер колыхал пламя тысяч свечей.

Алена высунулась из окна, наклонилась над бездной и вздохнула полной грудью. Здесь были иные запахи, иные шорохи убаюкивали город, но сейчас она была с ними в ладу. Она чувствовала себя сильнее их, сильнее странной мебели, небывалых стен, ярко раскрашенных одежд, волшебной воды, и волшебного света, и еды, такой вкусной, что после обеда начинало тошнить. И все потому, что она была права, а живущие здесь навьи – нет.

Ночь Ивана Купалы всегда была для нее волшебной. Алена представила, как плывет над рекой туман, и как горят костры в сизой расплывчатой тьме, и как девушки негромко поют красивую песню, и как пахнут срываемые для венков травы.

Здесь, в городе, не было той красоты. Гора была мертвой, как и положено горе.

Дверь за ее спиной тихонько отворилась, и в комнату скользнула Василиса.

– Готова? – спросила она. Голос ее звучал тихо, словно березовые листья шелестели под ветром.

– Готова, – ответила Алена и заправила за ухо отрастающую прядь.

Они выскользнули в коридор и, оглядываясь, пошли вперед. Василиса вела Алену за руку, точно маленькую девочку, которая могла потеряться. Она то и дело смотрела на свою левую руку. Алена видела там слабое зеленовато-синее свечение, но не решалась о нем спросить.