Тысяча поцелуев, которые невозможно забыть - Тилли Коул

моему лицу.

— Я хотел, чтобы все было, как полагается. Не хотел спешить. Свидание… мы двое… сегодня… — Он покачал головой, и его лоб прорезали морщины, словно в душе его уже кипела битва. — Но я не могу. И не буду.

Я уже открыла рот, чтобы ответить, но он провел большим пальцем по моей нижней губе.

— Ты моя Поппи. Поппимин. Ты знаешь меня. Только ты знаешь меня. — Он взял мою руку и прижал ладонь к своей груди. — Ты знаешь меня даже такого, злого, как сейчас. — Он вздохнул и подступил еще ближе, так что теперь мы даже дышали одним воздухом. — И я знаю тебя. — Его лицо вдруг стало белым как мел. — Если у нас так мало времени, я не хочу тратить его попусту. Ты — моя. Я — твой. И к черту все остальное.

Сердце затрепетало в груди, словно исполняло арпеджио.

— Руне, — только и выдавила я. Мне хотелось крикнуть «да». Сказать, что он — мой, и я — его. И все остальное неважно. Но голос предал меня, и чувства придавили.

— Скажи, Поппимин, — требовал Руне. — Только скажи «да».

Он сделал последний шаг, и я оказалась в ловушке. Его жар смешался с моим жаром, его сердце билось в одном ритме с моим. Я вдохнула, и губы Руне нависли над моими, едва не касаясь их, выжидая, готовые овладеть ими полностью.

Я посмотрела ему в глаза — зрачки потемнели, и голубого в них почти не осталось. И тогда я сдалась и прошептала:

— Да.

Он впился в меня теплыми губами, такими знакомыми, такими решительными и знающими, чего они хотят. Его тепло и мятный запах заволокли все, смыли все ощущения. Вдавив меня грудью в стену, он овладел мною этим поцелуем. Он словно показывал, кому я принадлежу, и не оставлял иного выбора, как только подчиниться, уступить ему.

Его пальцы, проникнув через мои волосы, пригвоздили меня к стене. Я не могла даже пошевельнуться и только застонала, когда его язык, прорвавшись, устремился навстречу моему — горячий, мягкий, желанный. Мои руки скользнули по его широкой спине и утонули в волосах. Руне зарычал, не отрывая губ, углубляя поцелуй, унося меня все дальше от страхов и тревог, не дававших покоя со дня его возвращения. Он целовал меня, пока во мне не осталось даже крохотной частички, которая не знала бы, кому она принадлежит. Он целовал меня до тех пор, пока мое сердце не сплавилось с его сердцем, и они стали двумя половинками одного целого.

Я слабела, теряла силы под его прикосновениями, и Руне, почувствовав мою полную капитуляцию, сбавил и смягчился. И поцелуй уже не обжигал, а томил нежной лаской. Он отстранился, и наше тяжелое дыхание соединило нас дугой напряжения. Распухшие губы скользили по моим щекам, скулам, шее. А потом остались только быстрые и короткие касания дыхания на моем разгоряченном лице. Тиски его рук ослабли.

Он ждал.

Ждал, не сводя с меня пристального взгляда.

Я разлепила губы наконец и прошептала:

— Поцелуй триста пятьдесят седьмой. У стены моего дома… когда Руне завладел моим сердцем. — Он затих, сжав кулаки, а я закончила так: — И оно едва не разорвалось.

И тут оно случилось. Улыбка Руне. Ясная и чистая. Широкая и искренняя.

И мое сердце воспарило от радости.

— Поппимин, — прошептал он.

Я вцепилась в его рубашку:

— Мой Руне.

Веки его опустились, с губ сорвался едва слышный вздох. Он медленно опустил руки и неохотно отступил.

— Мне лучше войти, — прошептала я.

— Ja, — согласился он, но не отвернулся, а снова придавил меня к стене, поцеловал, нежно и коротко, и лишь потом отступил на пару шагов, так что нас разделило приличное расстояние.

Я потрогала губы:

— Если ты и дальше будешь так меня целовать, я и оглянуться не успею, как банка заполнится под самую крышку.

Руне уже направился к дому, но остановился и оглянулся через плечо:

— Хорошая мысль, малышка. Тысяча поцелуев от меня.

И он побежал к дому, а я смотрела ему вслед, и внутри меня, словно быстрый поток, разливалась головокружительная легкость. Мои ноги сдвинулись наконец с места и понесли сначала в дом, а потом прямиком в мою комнату.

В спальне я достала из-под кровати банку и вытерла ее от пыли. Потом отвернула крышку, взяла с ночной тумбочки ручку, достала розовое сердечко и записала сегодняшний поцелуй.

Через час, уже лежа в постели, я услышала, как открылось окно, и села. Шторы сдвинулись в сторону. Руне ступил на пол, и мое сердце едва не выпрыгнуло из груди.

Идя к кровати, он сбросил на ходу рубашку, и мои глаза поползли на лоб при виде его обнаженной груди. Он поднял руку, отбросил назад волосы, и мое сердце едва не разорвалось.

Руне медленно приблизился к кровати и остановился в ожидании. Я подвинулась и подняла край одеяла. Он тут же скользнул под него и обнял меня за талию. Я повернулась к нему спиной и, устроившись поудобнее, со вздохом закрыла глаза. Руне коснулся моей шеи нежным поцелуем и прошептал:

— Спи, малышка. Я с тобой.

Да, он был со мной.

А я с ним.

Глава 10

Сомкнутые руки и пробужденные мечты

Руне

Я открыл глаза и тут же встретился с взглядом Поппи.

— Привет. — Она улыбнулась и спрятала лицо у меня на груди. Я перебрал прядки ее каштановых волос, потом подтянул Поппи повыше, пока наши губы не оказались совсем близко.

— С добрым утром, — ответил я и прижался губами к ее губам.

Поппи тихо вздохнула и ответила на поцелуй, а когда я отстранился, посмотрела в окно и заметила:

— Мы пропустили рассвет.

Я кивнул. Тем не менее, когда Поппи снова повернулась ко мне, никакого сожаления в ее глазах не было. Она поцеловала меня в щеку:

— Согласна пропускать все рассветы, лишь бы просыпаться вот так, рядом с тобой.

От этих слов у меня сжалось сердце. Неожиданно для Поппи я опрокинул ее на спину и навис над ней, прижимая руки к подушке. Оказавшись в ловушке, Поппи хихикнула.

Я насупился. Поппи безуспешно пыталась сдержать смех.

Ее щеки порозовели. Поцелуй был нужен мне сильнее воздуха, и я снова прижался к ее губам и отпустил руки. Поппи тут же зарылась пальцами в мои волосы. Поцелуй продолжался, и смех ее звучал все тише. А потом раздался громкий стук в дверь. Так и не разорвав губ, мы оба замерли, испуганно глядя друг на друга.

— Поппи, пора