Куколка - Генри Олди

– Это опасный человек! – голос Трубача «пустил петуха». – Он убил…

– Кого? Кого он убил?!

Лицо Фаруда весьма кстати пошло багровыми полосами. Помехи с услужливостью наемника-кукольника добавляли вехдену праведного гнева. Рамка начала плыть перед глазами. Фокусировать на ней взгляд было все труднее.

– Кавабату! Психира!..

– Психира?!

Рамка свернулась тонкой спиралью. На верху спирали горела звезда.

Свет в рубке померк.

IV

Чернота.

Провал.

Ослепительная вспышка. Радужный калейдоскоп. Ничего не разобрать. Снова тьма. Суета вдалеке, на периферии сознания… Боль! Я здесь, моя Королева! Лючано Борготта по вашему приказанию…

Ребра стискивают стальные обручи. Щупальца спрута. Кольца гиганта-удава. Может, это татуировка Папы Лусэро? Разрослась, заматерела, набралась сил – и душит носителя?

Нет, карлик-антис не сыграл бы со мной столь злую шутку!

На меня надевают доспех. Ну конечно! Старинный доспех, тяжелый, стальной… Что ж вы творите, уроды?! Он мне мал! Пластины врезались в кожу, давят… Я задохнусь! Не надо – доспех. Если доспех – значит, с кем-то драться. На мечах, топорах, кухонных скалках. Я не умею драться. Я болен. Я ранен. Дайте мне лечь. Выйду на арену – и упаду.

Оставьте меня в покое!

Не слышат. Не хотят слушать. Застегнули. Жмет. И штырь в ребрах никуда не делся. Вы б его вынули, прежде чем – доспех… Как же я, со штырем-то? Не надо! Не трогайте мою голову! Она расколется! Отвалится…

Скорей бы отвалилась!

Надевают шлем. А он не лезет. Что ж у вас все такое маленькое, тесное – и латы, и шлем?! Ага, услышали. Бьют кувалдой, чтоб налез. Отстаньте, изверги! Сейчас шлем заклепают – и уже не снимешь. Никогда. Придется всю жизнь в шлеме ходить.

Опустили забрало. Сплошное, без дырок, без щелей. Ничего не вижу. Дайте мне меч! – я вас… слепой, раненый!.. падая, лёжа, зубами…

«Успокойся, малыш.»

Маэстро? Вы тоже на арене?! Ну, вдвоем-то мы их…

«Втроем, дружок. Втроем.»

Во тьме роились блестящие мухи. Кружились, выписывали петли, мельтешили перед глазами. «У тебя нет, глаз, малыш.» Действительно, нет. Заросли диким мясом. Как же тогда он видит звездную пургу из золота и серебра?

Это смерть?

Голова ныла, как ревматический сустав на погоду. Одолевал зуд. Казалось, туловище покрыто сыпью. Штырь в ребрах торчал по-прежнему, но беспокоил не слишком. «Живехонек, дружок, – доверительно сообщил Гишер. – У мертвых ничего не чешется.» Тарталья хотел было взъерепениться – мол, ты-то откуда знаешь?! – но передумал.

Вдруг старый экзекутор и впрямь что-то знает?

– Как? Это еще не все?

Знакомая рубка звездолета. Кресло с Лючано откатили в дальний от входа угол. Перед рамкой гиперсвязи мыкался понурый Бижан, огребая от начальства по полной. Гитарист с барабанщиком смахивали на надувные куклы, из которых выпустили две трети воздуха.

– Докладывайте!

Разнос продолжался. Помехи окончательно превратили лицо Сагзи в злобную морду чудовища-людоеда.

– Мы взяли еще одну… э-э… Пленницу.

– Зачем? – спросил Фаруд.

В голосе его читался интерес хирурга, выяснившего, что коллега-анестезиолог вместо наркоза ввел оперируемому литр простокваши.

– Она сама просила! Уверяла, что даст информацию. Ну, я и решил…

– Ты решил? Какое у тебя было задание?

– Захват детей и профессора.

– Вот именно! Дополнительные «пленницы» в задании не фигурировали. И, тем не менее, ты решил…

Беседа шла на вехд-ар. Гортанный, цокающий выговор. Но незнакомые слова чудесным образом трансформировались в понятную речь на унилингве. И последняя странность: Тарталья видел происходящее сверху. Может, он до сих пор без сознания? А его когтистый Лоа-полиглот, оставив тело, болтается под потолком рубки?

Если так, хорошо бы взглянуть на себя со стороны.

А ну-ка…

Рубка крутнулась перед глазами, вызвав мгновенный приступ головокружения. Секундой позже Лючано уже лицезрел тело, сидящее в кресле. В первый момент он не узнал себя. «Вот что значит, – с сочувствием произнес маэстро Карл, – изуродовать, как бог черепаху!»

Сравнение было точным.

Испачканная рубашка исчезла. Торс плотно облегал бронежилет, по дизайну стилизованный под черепаший панцирь. Края жилета врастали в тело, уходя в плоть тонкими отростками-ложноножками. На грудной панели мерцали ряды индикаторов: семь красных, четыре ярко-синих и десяток зеленых. Голые руки по-прежнему сковывали силовые наручники. По правому плечу, забираясь под жилет и на открытую шею, вились щупальца татуировки.

На голове красовался глухой шлем с прозрачным забралом. От шлема к панцирю, пульсируя, тянулись гибкие стебельки. Стебель потолще рос из теменного гребня. Вверху он изгибался и пропадал из поля зрения. Как «удочка» у глубоководной рыбы-удильщика.

«Им ты и видишь, – просветил Гишер. – Камерой на конце «удочки».»

Сквозь забрало Лючано разглядел слой «замазки» цвета корицы, покрывавший его собственные глаза. Вокруг глаз темнели огромные синяки: «очковый эффект» от сотрясения мозга. Щеки испещрили мелкие оспинки – следы кассетного инъектора.

В памяти всплыло название этого чуда техники. МОРС – мобильная регенеративная система. Малый комплект, со встроенным «толмачом» на сорок два языка. Полный выглядит как скафандр – по визору показывали. Спецснаряжение для элитных частей: диверсантов, разведчиков и групп захвата. В МОРСе даже серьезно раненый боец мог продолжать активные действия.

«Выше нос, малыш. Ты нужен им живым…»

– …спит. Или в коме. Пытались разбудить – не смогли.

– Дайте изображение!

«Удочка» повиновалась мысленным командам, словно часть тела. «Как раб – помпилианцу,» – пришло на ум гадкое сравнение. Камера качнулась, ловя в объектив Бижана и рамку с Фарудом. По знаку Трубача барабанщик принялся колдовать над пультом. Перед рамкой в воздухе сконденсировалась обзорная голосфера.

– Спит, говорите?

Юлия, как ни в чем не бывало, прохаживалась по студии, осматривая импровизированное узилище. Одежда помпилианки была в полном порядке. Черные волосы она стянула на затылке резинкой, образовав игривый хвост. Лицо отражало сдержанный интерес:

«Куда я попала?»

– Идиоты! Лучше бы вы схватили короля Бенуа… В рубку ее! Только без грубостей. И наладьте нормальную связь, наконец! Стабилизация скорости на гипер-оптимуме – 0,63 света. Всему вас учить надо!..

Барабанщик с гитаристом покинули рубку со скоростью, близкой к гипер-оптимуму. Бижан же активировал еще одну сферу на коммуникаторе. В первый миг Лючано решил: трубач открыл окно прямиком в адский котел! – и вскоре понял, что недалек от истины.

В сфере отражался реакторный отсек корабля.

Фильтры камеры предупредительно ослабляли сияние: иначе зритель мог ослепнуть. Вертикальный прозрачный цилиндр реактора, высотой в два человеческих роста, наполняло яростное пламя. В центре конденсируясь в плотный шар огня, по краям оно бурлило, клубилось, свивалось кольцами. Жадные языки протуберанцев облизывали стенки, пробуя цилиндр на вкус.

В реактор словно заточили микро-звезду.

Что за процесс питал рукотворное светило энергией – аннигиляция, кварковый распад, банальный термояд или что-то еще, известное лишь Хозяевам Огня – Лючано не знал.

У реактора замерли два голых по пояс вехдена. Нижние части лиц у обоих закрывали белые повязки, обязательные при работе с огнем. Ну конечно! – второй гитарист и клавишник… Музыканты-террористы занимались важным делом. Каждый просунул правую руку в цилиндр через короткий и толстый патрубок. Оба сосредоточенно налаживали что-то внутри. По стенам отсека метались алые сполохи – демоны плясали в пекле под аплодисменты владык.

От любого, кроме вехдена, давно не осталось бы и пепла. Температура в реакторе составляет миллионы градусов. Да и в самом отсеке наверняка жарковато. Но клавишник с гитаристом даже не вспотели. Их обувь, штаны и повязки на лицах тоже оставались целехоньки.

– Реакторный, ответьте!

– Реакторный на связи!

Руки вехденов шевелились, лепя раскаленный «снежок».

– Стабилизировать скорость на 0,63 света. Держать до следующего распоряжения.

– Есть 0,63.

Музыканты глянули на приборную панель, плохо различимую из рубки. Затем уставились на светило в реакторе. Сияние центрального шара изменило цвет, из охристо-алого делаясь стерильно-белым. Бледно-голубые протуберанцы оплели шар сплошным вихрящимся коконом.

Фильтр камеры еле справлялся с нагрузкой.

– Ты очнулся, Тарталья. Не притворяйся.

Изображение в рамке стало четким. Фаруд хмурился и заметно нервничал.

– Как ты оказался в доме Юлии Руф?

– Она меня пригласила. В гости.

– Ты выбрал удачное время для визита, – буркнул вехден. – Ладно, допустим. Как ты убил психира?

– Тростью.