Разъяренный (ЛП) - Эванс Кэти

О-о-о. Он не хочет, чтобы я одевалась?

Он слушает, что говорят на другом конце провода, и отвечает:

— Хм, да.

Затем кивает, стягивает с меня полотенце и поворачивает лицом к окну. Сначала я ничего не понимаю, но потом замечаю его. На нашем парковочном месте. Там, где раньше стояла «ламборгини».

Красный мотоцикл — совершенно новый, как будто Маккенна только что его купил — припаркован снаружи, с руля свисают два шлема. Он отключает сотовый.

— Я только что выиграл для нас ещё пару часов отдыха от репетиций.

— Чтобы что? Что ты хочешь?

— Тебя.

Я оглядываюсь через плечо и смотрю в его мужественное лицо. Он прижимается ближе, сильной рукой обхватывает сзади мою грудь и нетерпеливо пощипывает и играет с соском.

Маккенна улыбается, сверкая бриллиантовой серьгой и наклоняется, щекоча плечо своими ресницами.

— Я велел отбуксировать машину, — признается он.

— И это сработало просто на отлично.

Он покусывает мою кожу, посылая по телу волну тепла.

— Послушай, Пинк. Я бы никогда не стал тем, кто я есть, если бы время от времени не приукрашивал правду.

Кенна разворачивает меня, и я чувствую, как его эрекция восхитительным образом упирается мне в живот.

— Маккенна, — протестую я.

— Именно это я и надеялся от тебя услышать, но не в таком тоне, — бормочет он. — Давай это исправим, Пинк. Я хочу, чтобы ты стонала, когда произносишь моё имя.

Кенна касается губами мох губ. Я задерживаю дыхание, потому что в меня ударяет поток горячих молний. Он снова касается моих губ, и когда я хныкаю, победоносно смеётся.

— Маккенна, — говорю я, со стоном хватаясь за его затылок.

Он перестаёт хихикать и скользит ладонями от талии к заднице, теснее прижимаясь губами к моим, как будто хочет попробовать на вкус каждую клеточку. Я запрокидываю голову, Маккенна обхватывает её одной рукой, продолжая исследовать каждый уголок моего рта своим шелковистым, горячим, восхитительным языком. Это заставляет меня стонать. Он стонет в ответ, прижимая меня к стене.

И начинает трахать.

♥ ♥ ♥

Я В ВОСТОРГЕ ОТ предвкушения поездки на байке. Плохой парень. Байк. Возможно, я и фантазировала об этом один раз… или два. Но сейчас хмурюсь, чтобы он этого не заметил.

— Шлем? Серьёзно? Ни в одном из своих мечтаний о поездке на байке я ни разу не представляла, что надеваю шлем.

— После концерта мы поедем в Новый Орлеан. Не хотелось бы тебя огорчать, красавица, но ты твердолобая, а не бессмертная, и я хочу, чтобы твоя хорошенькая головка осталась цела, потому что у меня на неё большие планы.

— О, ну, если ты так ставишь вопрос.

Хочу остановить стаи нервных бабочек внутри. Чтобы напомнить себе, что он причинил мне боль, и сделает это снова. Но, за исключением Магнолии, он был единственным, кто всегда делал меня по-настоящему счастливой. Пробуждая во мне менее сварливую сторону.

— Давай наденем его, — говорит Маккенна, пристёгивая шлем на моей голове. Заглядывает в глаза, чмокает в губы, а затем садится на байк. Перекинув ногу через сиденье, следую за ним, всем телом ощущая, как грудь прижимается к его спине, а раздвинутые ноги касаются его бёдер. Уткнувшись щекой к нему сзади, чувствую рокот мотора, когда Маккенна заводит «дукати», снова и снова повторяя себе, что всё это нереально.

— Держись крепче, красавица? — говорит он и протягивает руку мне за спину, сжимая попку и притискивая ближе.

— Мне не по себе, Кенна. Но это не значит, что я сдамся, упаду и умру! — говорю я, и из-за моего смеха запотевает визор шлема.

— Господи, что несёт твой рот, — говорит он, качая головой в шлеме. Кенна поворачивается, крепче обнимает меня за талию, и я прямо кожей чувствую, как под голубым тонированным козырьком меня изучают его глаза. Затем он берётся за ручку руля, поднимает ногой боковую подставку, и с восхитительным урчанием мы трогаемся в путь.

Я громко смеюсь, и, мне кажется, Кенна меня слышит, потому что, несмотря на ветер, он чуть поворачивает голову. Большая часть его лица скрыта, но я вижу, что Маккенна широко улыбается.

— Тебе нравится? — громко спрашивает он, перекрывая рокот мотоцикла.

— Да.

— Как себя чувствуешь?

Безумно счастливой, думаю про себя.

— Чувствую себя прекрасно, — кричу я. — Только, пожалуйста, не разбейся.

♥ ♥ ♥

И вот мы в ДАЛЛАСЕ. Танцоры выходят на сцену, загорается свет и под звуки музыки, производя фурор, врываются Кенна, Джакс и Лекс. Позднее, при исполнении одной из их медленных песен, Кенна присоединяется к музыкантам и садится за фортепиано, в то время как публика размахивает в темноте тысячами зажигалок. «Поцелуй Пандоры» — последняя песня, и когда она начинается, барабаны бьют с особой силой, а Маккенна при каждом ударе вскидывает вверх сжатую в кулак руку.

Я наблюдаю снизу. Лайонел посоветовал мне внимательно следить за танцовщицами, потому что продюсеры действительно очень хотят, чтобы я выступила в «Мэдисон-сквер-гарден». Это делать трудно, потому что, хотя я стараюсь не спускать с девушек глаз, пока они танцуют вокруг Кенны, — и я правда стараюсь, — мой взгляд невольно притягивает он. Огни ласкают кожу Кенны, переливаются на его фиолетовом рок-парике, заставляют сверкать даже кольцо на большом пальце, когда он танцует так, как умеет только он. И как бы мне ни неприятно было это признавать, теперь я начинаю понимать, почему некоторые фанаты плачут при одном только упоминании о Crack Bikini.

17

СНОВА С ГРУППОЙ

Пандора

После концерта в очередной раз ребята решительно намерены повеселиться. Маккенна ведёт меня в бар и по пути ловит одного из официантов.

— Что хочешь выпить? — спрашивает он меня.

— Я буду то же, что и ты.

Слышу, как он делает заказ для нас, а затем меня снова привычно направляют к кабинке в глубине зала.

— К своему стыду, я решила, что Crack Bikini устроит вечеринку в более тихом месте, — говорю, бросая взгляд на диско-бар.

— Это и есть тихое место, детка, но не волнуйся — скоро начнётся всё самое интересное.

Он тянет меня к самой тёмной кабинке в самом тёмном углу клуба. Его останавливают два парня примерно его возраста, которые оба зовут Маккенну «бомба!», что означает: «Ты грёбаная супербомба, чувак!»

Пока они приветствуют друг друга, обмениваясь ударами ладоней, матерными выражениями и нелепыми мужскими рукопожатиями, я наблюдаю, как танцовщицы из группы, пританцовывая, направляются к мерцающему огнями танцполу. Музыка раскатисто разносится и резонирует по всему помещению. Под моими ногами. Под сиденьем.

Несколько девушек отделяются от своих группок и подлетают к Маккенне и двум мужчинам, которые продолжают стелиться перед ним, и как только добираются до них, тут же начинают танцевать.

— Кенна, потанцуй с нами!

Он обнимает каждую за талию и прижимает их к своему телу, продолжая разговаривать с парнями. Он великий танцор. Великий певец. Любитель жизни. Веселья. Игры.

Игры.

Я опускаю взгляд на столешницу. Ты такая идиотка, кляну я себя.

Для него это просто игра. Вызов. Как в «Укрощении строптивой10».

— Привет, киска. Что случилось? — Лекс плюхается в кабинку рядом со мной и приподнимает рукой моё лицо за подбородок.

— Ничего особенного. У тебя голос, как у пьяного, — говорю я.

— Может быть, потому что так и есть? — смеётся он и кивает в сторону Маккенны. — Знаешь, благодаря тебе он пишет хорошую музыку. Каждую песню.

— К твоему сведению, ваш хит номер один — худшая песня, которую я когда-либо слышала в своей жизни.

— Нет, это не так, и это не единственная песня, которую он написал о тебе. Может, это и не так уж и плохо, что ты разбила его чёртово сердце?

— Я? — фыркаю в ответ.

— О, пожалуйста! Думаешь, что нет? После тебя он только и делал, что трахал всё, что движется, и всё из-за того, что ты его так сильно взбесила.