Разъяренный (ЛП) - Эванс Кэти

Боже, он изматывает меня. Мучает. Я хочу воздвигнуть стены, но вместо этого чувствую, что разбиваюсь на куски.

Проехав некоторое время, мы останавливаемся у закусочной.

— Тебя же все узнают.

Ни о чём не заботясь, он надевает авиаторы, достаёт тёмно-синюю кепку и, переплетая наши пальцы, затаскивает меня внутрь заведения. Тянет меня в кабинку в глубине зала, затем, устроившись рядом, кладёт руку мне на плечо.

— Чего ты хочешь?

Я открываю меню, остро ощущая, как большой палец Маккенны рассеянно поглаживает мою шею, пока сам он тоже изучает меню.

Официантка принимает наш заказ, и когда она уходит, Маккенна снимает очки, поворачивает мою голову за подбородок и начинает целовать и покусывать мою шею так, что у меня сводит пальцы ног. В конце концов я прижимаюсь к его руке и приобнимаю его, пока мы ждём нашу еду.

— Мне понравилось возить тебя на этом «ламборгини», — лениво признаётся он, проводя тяжёлой рукой по моим волосам. — И понравилось, как эта розовая прядь переплетается с твоими чёрными волосами.

По моим венам пробегает восхитительный обжигающий жар. Вот так это могло бы быть с нами. Вот так всё могло бы быть, если бы я сказала своей матери правду. Если бы он появился однажды. Или если бы нам просто не нужно было убегать.

— Признайся, тебе нравится «ламборгини», — с очаровательной ухмылкой на лице проводит он серебряным кольцом по моей нижней губе.

— В ней очень неудобно, — уклоняюсь я.

— Хм. Признаться, мне кажется, твоему рту следует найти другое применение.

Он запускает все пять пальцев в мои спутанные волосы, и я выгибаюсь, желая оказаться ближе, прижимаясь своей грудью к его твёрдой груди и давая понять, что хочу, чтобы он снова меня поцеловал. Прекрасно прочитав мои мысли, он целует меня в губы — нежно, как будто я из хрупкого фарфора. Как будто он хочет запомнить их вкус, аромат и форму.

— Парни на байках целуют своих женщин крепче, — говорит он. — Может, нам стоит поменять «ламборгини» на байк? Возьмём что-нибудь мощное, грохочущее у тебя между бёдер?

Между моими бёдрами тоже уже что-то грохочет.

Его голос.

Он так действует на меня, когда становится совсем хриплым.

— Я ни за что не поеду по шоссе на мотоцикле.

— Нет? Никаких байков? — хихикает он и бросает на меня долгий голодный взгляд, его глаза тоже смеются. — Я знаю, чем бы тебе понравилось заняться. Кроме меня, конечно. — И снова эта его фирменная ухмылка.

— Знаешь, да? — тоже ухмыляюсь, вызывающе вздёрнув бровь. Я так хорошо блефую, что бьюсь об заклад, он понятия не имеет, что я сжимаю бёдра под столом, борясь с желанием, пульсирующим между ног.

Кенна молчит, растягивает момент, словно для того, чтобы усилить напряжение, скользит пальцем вверх и вниз по моей шее.

— Ну… ты хочешь узнать? Пинк?

Боже, я не могу перестать ухмыляться. И чувствую себя… молодой. Беззаботной. Живой. Сексуальной. Желанной.

— Что-то мне подсказывает, Кенна, что ты в любом случае всё мне расскажешь.

Он просовывает руку под стол и обхватывает моё бедро, кивая на мою тарелку и шепча:

— Доешь, и тогда я тебе покажу.

Некоторое время спустя, по пути в это таинственное место, мы останавливаемся перед заправочной станцией, чтобы удовлетворить явно ненасытный аппетит «ламборгини» к бензину. Пока я беру бутылку воды, Маккенна покупает жвачку, M&M's и кукурузные орешки, и мы снова отправляемся в путь.

Маккенна взял меня за руку, когда мы входили в магазин и выходили из него, потом, в машине, он снова берёт меня за руку. Я говорю себе, что слишком устала, чтобы с ним бороться, но правда заключается в том, что мне это так нравится, что я трепещу каждый раз, когда он ко мне тянется. Пока мы едем по шоссе, я, словно под гипнозом, наблюдаю, как он водит большим пальцем по костяшкам моих пальцев. И уже так восхитительно привычен блеск его серебряного кольца на солнце.

— Куда мы направляемся? — спрашиваю я уже в третий раз.

— В рай, Пинк, — в ухмылке приподнимается уголок его губ.

— Маккенна, если это имеет какое-то отношение к сексу…

— Нет, детка, но ты могла бы сказать, что это чертовски близко к тому, что считаешь лучше для нас с тобой, — подмигивает он. И где-то совсем рядом скрывается его сексуальная ухмылка.

Я так озадачена, что не могу придумать ничего похожего на секс, кроме… секса. Поцелуи и ласки? Объятия? Что ещё может быть лучшим после секса??

Когда мы останавливаемся на школьной стоянке, ещё не стемнело. Я никогда не была в этой школе, понятия не имею, что он замышляет, но позволяю вести меня за руку к боковому входу. Маккенна здоровается с мужчиной у двери, затем молча ведёт меня на крытый каток.

Я смотрю на прохладную, гладкую ледяную поверхность в тихой школе и не могу поверить собственным глазам. Маккенна ухмыляется.

— Здесь играет хоккейная команда колледжа. Я потянул за пару ниточек.

И за струны моего сердца? Он и на них так хорошо играет. Я беру коньки, которые он протягивает за шнурки, и сразу же снимаю обувь и надеваю их. И моя грудь никогда ещё не была так полна эмоций.

О боже, это было… целую вечность назад.

И ещё один день.

Становлюсь на коньки и выскальзываю на лёд с ощущением дрожи в ногах. Через минуту, почувствовав себя увереннее, медленно поднимаю руки и поворачиваюсь, подняв лицо к потолочным стропилам.

— Боже, ты хоть понимаешь, как давно это было?

Маккенна тоже зашнуровывает коньки и догоняет меня быстро, как хоккеист.

— Тысяча пятьсот дней, — отвечает мне.

Когда он обвивает рукой мою талию и притягивает к себе, идеально выравнивая нас, моя улыбка исчезает, но счастье — нет. Маккенна берёт меня за руку и крутит, как волчок, и впервые за долгое время я смеюсь. Смеюсь и визжу:

— Не дай мне упасть!

— Никогда.

У меня начинает кружиться голова, тогда он подхватывает меня, и мы катаемся и кружимся, катаемся и играем, катаемся и соревнуемся друг с другом, дурачимся, пока не падаем. Мы запутываемся в ногах друг друга и смеёмся, сваливаясь на лёд. Кенна ловит меня каждый раз, всегда готовый остановить моё падение, и потом мы сидим, прижавшись друг к другу и переводя дыхание. Совсем как в старые добрые времена.

Сейчас ему не нужно надевать кепку на голову, чтобы скрыть своё лицо, а мне не нужна слишком большая кепка на голове, чтобы меня не заметили.

Его лицо прямо передо мной, я вижу каждую морщинку.

Я открываюсь ему вся, и он делает то же самое.

Закрываю глаза, когда Кенна скользит своим серебряным кольцом от подбородка вверх к виску, обводит им ушную раковину.

— Мне нравится твоё лицо, — слышится его голос, хриплый и сексуальный. Уникальный.

Я чувствую его каждой клеточкой своего существа.

Открываю глаза и нахожу его взгляд, пристальный, полный решимости. Беззастенчивый. Трепетный и всё ещё очень, очень занятый тем, что пытается проникнуть внутрь.

— И твои губы, — хрипло бормочет он, теперь его кольцо касается и их тоже. — Мне нравится заставлять эти губы улыбаться. — Я ловлю себя на том, что улыбаюсь и испытываю огромное счастье, когда он улыбается мне в ответ.

Без всякого подвоха. Это реально. И прекрасно.

— Ладно, леди, нам пора, — говорит он, поднимаясь на ноги.

— Хорошо. А то у меня задница замёрзла, — вру я.

Я не хочу никогда покидать это место. Я не хочу никогда забывать, что чувствую, когда нахожусь в его объятиях, кружусь, и кружусь, и кружусь, как ребёнок.

♥ ♥ ♥

После захода солнца мы останавливаемся в первом попавшемся по дороге мотеле. Мы оба устали. Маккенна тянет меня внутрь номера, открывает душевую кабину и бормочет:

— Пойдём со мной в душ.

Мой первый порыв — сказать «нет».

Слишком интимно…

Слишком рискованно…

Опасность.

— Никаких глупостей. Обещаю, — и невинно поднимает руки.

Кажется, сердце заставляет меня следовать за ним прежде, чем мозг успевает решить, что делать, и, прежде чем осознаю, я уже снимаю одежду, ощущая, что он наблюдает за мной взглядом, полным нежной ласки.