Нелюбимая для властного лорда (СИ) - Солт Елена

Гант окидывает меня быстрым взглядом, и тут же выносит вердикт:

– Сбежать без боя плохая идея.

– Я никуда не сбегаю.

– Тогда займите своё место за столом и дождитесь ужина.

– Не хочу, – мотаю головой.

Не хочу снова видеть, как Лэйтон будет смотреть на другую. Касаться её. Улыбаться ей.

– Трусиха, – поджав губы, бросает этот чопорный индюк, который до сегодняшнего дня едва ли мне лишнее слово дарил!

– Что? – пыхчу возмущённо в спину дворецкого.

Тот резко разворачивается, смотрит по сторонам, убеждаясь, что мы одни, затем подходит вплотную и шепчет горячо:

– Вы законная жена! – тычет пальцем мне в плечо. – А она всего лишь гостья, ещё и не самая желанная!

– Насчёт последнего Лэйтон с вами не согласится, – улыбаюсь грустно.

– Лорд Стилл человек чести! – ворчит сердито Гант. – Он никогда вас не предаст, выбросьте это из головы! Зачем бы она ни явилась, это временно! И в ваших силах сделать всё, чтобы этот визит оказался как можно более коротким!

Громко вздыхаю. Сдавливаю виски, пытаясь унять головную боль.

– Я устала, Гант, – шепчу тихо. – Я просто устала. Очень. И хочу отдохнуть. Передайте лорду Стиллу, что я желаю им с гостьей приятного вечера, а меня прошу извинить.

– Как вам будет угодно, леди Стилл, – сухо отвечает дворецкий, поджав губы.

Обиделся. Ну и пусть. Я и вправду едва держусь на ногах. Мне срочно нужно прилечь.

Поднявшись на второй этаж, замираю. Из дальнего конца коридора доносятся громкие голоса и смех. С минуту прислушиваюсь, затем иду быстрым шагом в противоположную сторону. Толкаю дверь своей комнаты. Впервые за несколько месяцев я желаю остаться одна.

Лэйтон.

Забавная штука жизнь. Детская, когда-то обустроенная для ребёнка Ангелины, наконец-то пригодилась. Как же мало нужно детям для счастья. Всего-то пара ящиков с новыми игрушками, и вот уже от грусти не осталось и следа.

– Мама, мама! Смотри, какой зайка! – Рина забирается на колени к матери с вязаным белым зайцем.

– Вижу, солнышко, беги, поиграй! – гладит дочь по тёмным волосам. – Нам нужно поговорить.

Но поговорить не выходит. Всякий раз, когда Ангелина пытается начать что-то объяснять, её прерывают. В конце концов мы оставляем эту затею. Дети отказываются спуститься вниз, поэтому я прошу подать ужин наверх.

Заодно интересуюсь у Ганта, где Элира. Элира ушла отдыхать и просила её не беспокоить. Нет, с ней всё в порядке, сказала что просто устала. Хм, ладно, с этим разберусь позже.

После долгой дороги, игр и сытного ужина детей начинает клонить в сон. Вызываю двоих служанок в помощь Ангелине и сообщаю, что буду ждать в кабинете. Да, она тут же спустится, как только уложит детей.

Откинувшись на спинку массивного кожаного кресла, просматриваю политические сводки, отчёты, в том числе подробную хронологию событий той проклятой битвы, во время которой погиб Файерстоун.

В дверь тихонько стучат.

– Войдите, – отвечаю, заранее зная, кто переступит порог.

Как и когда-то шесть лет назад.

Ангелина изменилась. И вместе с тем осталась прежней. Годы не отразились на её внешности. Скорее наоборот. Появилась уверенность во взгляде. Так смотрит женщина, знающая себе цену.

Это читается в её походке, жестах. Уверенно проходит через кабинет, опускается на стул напротив. Глаза в глаза, и словно не было шести лет разлуки.

– Ну, как ты? – задаю вопрос, который вертится на языке с того момента, как её увидел.

– Ох, Лэйтон, – вздыхает она и проводит рукой по золотистым волосам. – Даже и не знаю, что сказать.

– Я получил письма, – киваю на распечатанные конверты, – твоё и нотариуса, только сегодня утром.

– Да, я так и подумала, что почту задержало, поэтому приехала сама. Прости, что с детьми, в столице сейчас неспокойно, я никому не доверяю настолько, чтобы оставить их одних. После того, что случилось…

Киваю, продолжая её рассматривать. Лицо слегка округлилось, кожа тронута южным загаром после пяти лет в ссылке. Но даже несмотря на это Ангелина как-то чересчур спокойна, учитывая обстоятельства. Шок? Или уже смирилась с потерей?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Как-то странно.

– Если я правильно понял, генерал Файерстоун… – пытаюсь вернуться к нашему разговору, который без конца прерывали дети.

А теперь прерывает сама Ангелина, в её голосе горечь и злость:

– Рэйнер составил завещание, по которому ты назначаешься единственным опекуном для его детей, с правом владеть, пользоваться и распоряжаться в их интересах всем движимым и недвижимым имуществом, – она встаёт и делает несколько шагов по комнате. – Я должна всё с тобой согласовывать! Начиная от денег на булавки для Рины и заканчивая школьными учителями для Ричарда, ты представляешь? Его завещание привязывает меня и детей к тебе так, будто…

– Будто мы снова женаты, – заканчиваю её мысль.

– Именно! – выкрикивает Ангелина. – Но ведь это бред какой-то? Ты же со мной согласен? По законам военного времени у нас всего две недели на то, чтобы оспорить завещание, иначе оно вступит в законную силу. И половина из этого срока уже прошла! Мы должны торопиться, Лэйтон! Ты должен написать отказ! За этим я здесь!

Ангелина вдруг замолкает, останавливается по другую сторону стола, подаётся вперёд, упираясь ладонями в столешницу напротив меня:

– Ведь ты напишешь отказ, да, Лэйтон?

Хороший вопрос. Задумчиво веду прохладным ларитом на фамильном перстне вдоль губ, хмуро рассматривая Ангелину.

– Зачем Файерстоун это сделал?

– Отличный вопрос! – она взмахивает руками и с глухим звуком ударяет себя по бёдрам. – Задашь его Рэйнеру при встрече. Если до этого я лично его не придушу за такую подставу!

Мне это послышалось сейчас? Хмурюсь ещё сильнее. В голове мелькает мысль: она, часом, не тронулась ли рассудком с горя?

Отмечаю ещё одну странность в облике бывшей.

– Ты не в трауре, Ангелина.

Ангелина выпрямляется ещё сильнее. Скрещивает руки на груди, поднимает подбородок.

– С чего бы мне носить чёрное?

– С того, что твой муж погиб? – пожимаю плечами.

В ответ – снисходительная улыбка и спокойный ровный голос:

– Рэйнер жив. Я точно знаю.

– Но… – перебираю листы пергамента на столе, нахожу подробную сводку событий с того дня в одной из газет. – Ты читала отчёт?

Корабль Файерстоуна взял на абордаж судно противника, завязался бой, к которому туча вопросов, но ответы пусть ищет тайная полиция, как и предателей, если таковые были, а судя по финалу, без них не обошлось. Потому что в генерала было выпущено с десяток смертельных магических шаров и сотня стрел. Файерстоун рухнул за борт.

– Ты видел тело? – глухо спрашивает Ангелина.

А, ну всё ясно. Слава Стихиям! Она не тронулась умом, а просто решила верить в чудо и отказывается признавать суровую правду. Защитная реакция.

Молчу, раздумывая над тем, пора ли вернуть её с небес на землю, или оставить как есть, позволить ей и дальше жить в розовых фантазиях. Последнее чревато, учитывая, что здесь замешаны дети.

– Мне жаль, но с такими ранениями не выживают, – предпринимаю слабую попытку воззвать к её разуму.

Ангелина отходит к окну. Обхватывает себя за плечи. Смотрит немигающим взглядом в ночную темноту. Затем я слышу её спокойный ровный голос:

– Ты не понимаешь, Лэйтон, а я не знаю, как объяснить. Он жив. Я знаю. Чувствую. Рэйнер никогда меня не оставит. Он этого не сделает. Точка. То, что случилось – это какая-то чудовищная ошибка, глупый фарс, который просто нужно переждать, и всё будет как раньше.

Она вздыхает, прячет лицо в ладонях, затем я слышу её сбивчивый шёпот:

– Если бы не его проклятое завещание, за которое я ему ещё устрою… Если бы не это, я бы спокойно ждала его столько, сколько потребуется, но сейчас… Я не знаю, сколько всё это продлится и когда он вернётся ко мне. Через год, два, пять лет? У тебя прекрасная жена, Лэйтон, я очень за тебя рада. У меня тоже налаженная жизнь в столице и место при дворе. Если Рэйнер не верил, что я справлюсь, он мог бы назначить опекуном своих детей того же Хэлленбурга, я не знаю, или кого-то из наших приятелей, но он почему-то выбрал тебя!