Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я уже думал, пока ты разговаривал. Предлагаю вскрыть пол над передней стойкой! Что скажешь, Иван Максимович?
— Какой вопрос, попробуем!
Для нашего бортмеханика безвыходных ситуаций не существовало, кажется. Через полчаса струя холодного воздуха ворвалась в пилотскую кабину, известив, что пол вскрыт. Потом за спиной начались споры и дебаты инженеров. Хохлов зачем–то искал лопату. Я не хотел нервировать наш технический состав лишними вопросами и советами. Все это время мы ходили по кругу, дожидаясь окончательных результатов. Наконец в пилотскую кабину вошёл, улыбаясь, Хохлов.
— Все в порядке! Заходи на посадку! И точно, самолет как бы облегчился, можно было перевести триммер на его законное место. Оказывается, после многих попыток, действуя черенком лопаты, как рычагом, удалось установить лыжонок в нормальное Положение. Я облегченно вздохнул.
— Амдерма! Я борт 476, прошу посадку!
— Исправили?
— Да, все в порядке.
— Семьдесят шестому посадку разрешаю Амдерма.
Хохлов, улыбаясь, показывает большой палец — все в порядке! Я осторожно приземляюсь, нос опускается, и мы спокойно заканчиваем пробег. Молодцы инженеры, справились! Оглядываюсь — Хохлов, продолжая улыбаться, прижимает лопату к груди. Все, наконец–то расслабимся.
— Подколзин! Выключай моторы! Теперь можно спокойно поговорить:
— Ну что, Лексеич, что будем делать?
— Что, что… Промахнулся где–то. Или плечо к стабилизатору коротковато, или площадь самого стабилизатора мала.
— Здесь есть возможность исправить?
— Нет, нужно в Москву.
Как жаль, что нам не удалось взлететь в Шереметьеве! Там бы сразу увидели, что лыжонок не в порядке. Но ничего не поделаешь, на то и испытания. В Москву так в Москву…
Полторы недели трудились инженеры КБ Хохлова, модернизировали стабилизатор и нам в виде исключения разрешили продолжать испытания на подмосковном аэродроме. К тому времени он работах только по особым разрешениям, так как вокруг него настроили жилых зданий. На посадку приходилось заходить между двух высоких домов. Но зато здесь, в Подмосковье, все было под рукой в случае необходимости. Снежный покров все ещё сохранялся, и посадочная полоса была хорошо укатана.
Чтобы передний лыжонок не встал опять «на дыбы», его привязали за нос верёвкой. Пол в кабине пилотов был открыт, и другой конец верёвки держал на всякий случай один из инженеров.
Эта предосторожность оказалась не лишней. На первом же взлёте лыжонок опять попытался опустить свой нос, но с помощью верёвки был удержан. Понадобилось несколько полетов, чтобы Хохлов методом проб и ошибок подобрал стабилизатору необходимый угол атаки. Наконец удалось добиться, чтобы лыжонок во всем диапазоне скоростей сохранял горизонтальное положение. Шасси убирались и выпускались нормально, все лыжи в убранном положении плотно прижимались к фюзеляжу.
После этого мы опять полетели на Север — прямо на лыжном шасси. Пролетев до Хатанги, садились и взлетали во многих аэропортах Арктики; случалось, и по неукатанному снегу.
Результаты были хорошими, никаких неполадок. Правда, глубина снега нигде не превышала двадцати сантиметров. Но все же можно было считать, что Ил–14 получил наконец–то достаточно надежные лыжи, столь необходимые на Севере.
Вскоре самолетные лыжи начали внедрять во всех северных авиагруппах. Оставалось только одно «но», никак не выходившее у меня из головы. Дело в том, что самолетные лыжи не имели тормозов. При посад. как на аэродромах, на хорошо укатанных полосах, то есть в условиях, когда возможности маневрирования были ограничены, это нередко приводило к авариям. Я несколько раз говорил на эту тему с Марком Ивановичем Шевелевым — начальником полярной авиации — и со старейшим полярным летчиком Борисом Григорьевичем Чухновским (после ухода с летной работы он поступил в КБ и показал себя талантливым инженером). К Хохлову — главному конструктору лыж — стекались все пожелания и претензии летчиков, выявленные при эксплуатации лыжного шасси. Да и сам он во время испытаний не раз убеждался в необходимости тормозов.
— Будем делать! — заверил Леонид Алексеевич… Местом испытаний и на этот раз выбрали Ам–дерму. Удобно, все рядом: бетонная полоса, замёрзшая лагуна, на которой укатана взлётно–посадочная полоса, и тут же участок укатанной снежной целины, достаточно широкий и длинный для взлёта и посадки.
В Амдерме, как обычно, сменили нашему Ли–2 колеса на лыжи. Инженеры под руководством Хохлова проверили настройку тормозного устройства. Стартовать решили с укатанной снежной полосы. Я стронулся с места и тут же нажал на педали тормозов — не терпелось, что называется. К радости моей, самолет сразу же резко остановился: штыри вышли из подошв лыж и врезались в плотный снег. Что ж, все в порядке, тормозной механизм сработал. Будем продолжать испытания.
Теперь я попробовал разбежаться и на разбеге нажал на обе педали. Торможение, остановка. Все хорошо. А дальше начинаются неожиданности. Надо попробовать раздельное торможение; я нажимаю на левую педаль, а самолет… разворачивается вправо. В чем дело? Останавливаюсь. Вновь начинаю пробежку и жму правый тормоз. Самолет разворачивается влево — этого я уже ожидал. Судя по всему, инженеры что–то перепутали.
— Тормозят, как видишь, хорошо, Леонид Алексеич. Одна беда — тормозят «наоборот».
— Вижу, вижу, — огорченно машет рукой Хохлов. — Давай заруливай на стоянку… Только не забудь тормозить «наоборот».
Инженеры и техники ковырялись целый день, а за ужином Хохлов доложил:
— Ну, вроде всё. С утра можем снова учиться тормозить.
Наутро испытания начались по–настоящему. Стронувшись с места, пользуюсь поочередно то правым, то левым тормозом. Все в порядке, реакция правильная. Потом выполняю пробежку на большей скорости и нажимаю синхронно оба тормоза. Совершенно неожиданно самолет резко разворачивается вправо. Мне приходится быстро отпустить тормоза и дать почти полный газ правому мотору, чтобы выправить положение. Нас развернуло почти на девяносто, В чем дело?
Непонятно… Рулю потихонечку к началу полосы.
— Ну что, Алексеич, попробуем езде разок?
— Обязательно! Непонятное что–то. Может, под лыжу что–то попало? А может, давление в гидросистеме мало? Проверим!
Повторяю пробежку до той же скорости, стараюсь с одинаковой силой нажать на обе педали тормоза, но самолет опять начинает разворачиваться вправо. Я уже готов к этому сюрпризу и не допускаю большого отклонения.
— Что будем делать?
— Заруливай на стоянку, Саша! Я наблюдал во время торможения за манометрами давления в гидросистеме — у левого тормоза давление почему–то меньше.
На этот раз инженерам хватило полдня, чтобы разобраться в неполадках.
— Теперь все должно быть в ажуре! — уверенно говорит Хохлов.
Действительно, на рулежке все в порядке. Пробую тормозить на разбеге. Самолет повело немного влево, но я тут же нажимаю чуть посильнее правую педаль, и направление пробега выравнивается.
— Давай ещё разок!
Разбег, торможение. Отлично! Ещё разок, ещё.
— Теперь, Саша, давай полетаем по кругу минут двадцать — тридцать. При разбеге снег забивается в пазы, куда прячутся тормозные штыри. Теперь надо посмотреть, что случится, если этот набившийся снег подзамерзнет в пазах.
Полетали для гарантии тридцать пять минут. Приземляемся, нажимаю на педали тормозов. Сначала небольшое запаздывание, но затем энергичное торможение. Появляются рысканья, но их удается быстро устранять нажатием одной из педалей. В целом длина пробега оказывается даже меньшей, чем при торможении на колесном шасси. Это уже победа.
Начинаем выполнять руление по снежной целине. На рыхлом снегу самолет почти не реагирует на тормоза. Это недостаток, конечно, но не такой уж важный. На снежной целине всегда просторно, самолетом можно управлять, меняя тягу двигателей.
Назавтра мы решили пролететь до Диксона, там как. раз собрались несколько экипажей — участники высокоширотной экспедиции. Пусть посмотрят новую тормозную систему, сами попробуют полетать на нашем Ли–2. По дороге — сначала в Усть — Каре, а потом в аэропорту Мыс Каменный — мы выполнили ещё по нескольку посадок. Подлетая к Диксону, я попросил по радио диспетчера, чтобы все свободные летчики встречали нас на лагуне, где укатана на льду зимняя взлётно–посадочная полоса.
— Ну, Лексеич, сейчас покажем всем, как рулит самолет на лыжах с тормозами, — говорю я Хохлову.
— Только поосторожнее!
— Конечно, конечно. А ты что, не уверен?
— Да нет, все должно быть в порядке. Приземлившись, я лихо прорулил между стоящими самолетами и, остановившись точно в ряду, попросил бортмеханика демонстративно прожечь свечи, ведь лыжные самолеты лишены этой возможности. А тут я покрепче нажал на тормоза, и Володя дал почти полный газ. Самолет стоял как вкопанный!
- Шпионаж - Ганс Берндорф - Военное
- Тайны архивов. НКВД СССР: 1937–1938. Взгляд изнутри - Александр Николаевич Дугин - Военное / Прочая документальная литература
- 26 главных разведчиков России - Леонид Млечин - Военное
- Прослушка. Предтечи Сноудена - Борис Сырков - Военное
- Рыцари пятого океана - Андрей Рытов - Военное
- Феликс Дзержинский. Вся правда о первом чекисте - Сергей Кредов - Военное
- Записки подводников. Альманах №3 - Александр Дацюк - Военное
- Самоучитель разведчика - Льюис Хобли - Военное / Публицистика
- Судьбы разведчиков. Мои кембриджские друзья - Юрий Модин - Военное
- Агентурная разведка. Часть 3. Вербовка - Виктор Державин - Биографии и Мемуары / Военное