Катастрофа - Мари Саат

На самом же деле у него нет ни малейшего интереса ни к Эстонии, ни к экономике — знай чудит со своими методами! Ну ладно бы математические методы — это понятно. А он носится со стохастикой, лишь бы усложнить простое: чем запутаннее, тем интереснее, лишь бы побольше знаков в формулах, чтобы никто не смог разобраться!..

Март сейчас тоже клянет себя, а может, и все на свете: «Чертовски глупо вот так топтаться на дороге!»

Время от времени мимо проносятся машины, но ни одна не останавливается. А ведь у некоторых задние сиденья и вовсе свободны! Если бы они приехали предыдущим поездом, то успели бы на автобус!.. Однако Ильма вполне довольна, что все получилось именно так и теперь они могут шагать вдвоем под лучами утреннего солнца, среди полей и лугов, по бесконечной дороге, которая теряется вдали у голубой полоски леса. Ее пугают люди, с которыми ей предстоит встретиться, пугают все эти шумные хлопоты и суета… Хоть бы Ильмар был уже там — он, конечно, проспал до десяти, а потом взял такси… Он умеет разрядить обстановку, болтать и смеяться, так что на Ильму тогда обращают меньше внимания…

— В такое утро я совсем не думаю о том, что надо куда-то спешить! — робко произносит Ильма, потому что Март редко бывает таким раздраженным: да, так бывает лишь в тех случаях, когда он не в состоянии что-либо предпринять.

— Я бы тоже не думал об этом, если б другие не ждали! — ворчит Март. Но на самом деле у него нет причин злиться, потому что в нескольких километрах позади них Оскар остановил свою машину, высадил всю семейку и поднял капот. Ребятишки жуют бутерброды, а Эве спешит укрыться в кустарнике: ей кажется, что из всех проносящихся мимо «жигулей» показывают пальцами на их машину и смеются…

Энн уже успел побывать во дворе и обнаружить там кое-какие неполадки.

— Почему у тебя собака не на привязи! Она опять хромает, и морда разодрана!

— Так ведь и у собаки должны быть свои радости!

— Радости! Пока охотники и ее не прикончат!

— Для охотников еще рановато, — отвечает мать, опуская в сало новые колобки; на краю плиты в глубокой тарелке уже лежит горка аппетитных, покрытых золотистой хрустящей корочкой пончиков. — Да и эта жизнь в неволе тоже не дело — целый день скулит на цепи!

— Фу! — фыркает Энн, потому что пончик обжигает рот и пальцы; но вскоре он расправляется с вкусным мучителем, облизывает пальцы и уже в более хорошем настроении начинает поддразнивать мать:

— А если они не приедут?

— Март-то непременно приедет, — убежденно говорит мать.

— А если и он не приедет?

— Что ж, в следующий раз сделаете.

Эти слова снова выводят Энна из себя:

— Когда это в следующий раз! Нет у меня времени каждую неделю мотаться туда-сюда! Вечно я да Март! От Оскара никогда никакого толку! — Он замечает, что мать чешет руку, и прикрикивает на нее: — Чего скребешь!

— Так чешется!

Раздражение Энна передается матери.

— Прекрати сейчас же! Потому и чешется, что чешешь!

— Не потому, а от нервов, так врач сказал! Это ж модная болезнь — дети нервные, ну и я тоже!

— Ты сама всю жизнь была самая нервная. Вечно тебе мало. От этой возни со скотиной кто угодно станет нервным, носишься без передыху!

— Малл обещала мази из города привезти… — Мать задумывается ненадолго и продолжает: — Раз уж так трудно приезжать, то я могу нанять и деревенских!

Энн недовольно фыркает:

— Каких таких деревенских? Здесь и мужиков-то не осталось!

— Тише-тише! Яагуский Отть и веэреский Юхан за пол-литра завсегда готовы!

— Никогда ты этого не сделаешь! — резко говорит Энн. — Гордость не позволит! Да разве ты осмелишься признаться соседям, что дети больше не идут на помощь!

Мать, словно в предчувствии чего-то, кидает взгляд в окно, затем подбегает поближе и радостно восклицает:

— Идут, идут!

По ведущей к хутору дороге, обсаженной старыми высокими липами, ступают Март и Ильма. Март шагает легко. Он тянет за собой Ильму — у нее такой вид, будто она отшагала целый день без остановки.

Мать, выбегая на порог, кричит:

— Господи помилуй! Ильма еще похудела! Кожа да кости! Что ж ты своей жене есть не даешь!

— Она ничего не хочет, — жалуется Март. — Не могу же я силком в нее пихать!

— Женщина и не должна быть толстой! — вмешивается недовольный Энн. — Мать всех своих коров перекармливает, вот у них и параличи после отела да всякие другие беды!

Ильма не то вздрагивает, не то икает, а мать продолжает:

— Глупости! Есть надо! Кто не ест, тому и работа не под силу! — И, несмотря на возражение Энна, заставляет детей войти в дом; Энн идет следом за остальными и ворчит:

— Все еда да еда, а когда работать прикажете?

Но на него не обращают внимания.

— Да, не мешало бы перекусить, — рассудительно замечает Март.

Между тем Энн отправляется в жилую ригу, чтобы надеть рабочую одежду. Он возится там и ругается, потому что не может найти нужные сапоги. Его голос звучит в просторном помещении гулко и слышен в кухне, как из репродуктора:

— Черт! На этой старой колымаге им надо было с вечера выехать! К утру бы добрались!

— Ильмара еще нет? — спрашивает Март.

— Что, и Ильмар должен быть?! — просовывается в дверь любопытное лицо Энна.

— Я позвал его — все одним мужчиной больше!

— Ну-ну! Вот смеху-то будет! Этот несчастный сопляк приедет нас критиковать! — куражится Энн, и голос его звучит хрипловато, временами визгливо, как у Малл.

Мать уже было открывает рот, чтобы вступиться за Ильмара — она всегда готова всех защитить, — как вдруг Энн, все еще возбужденно, но уже с удивлением и приветливо восклицает:

— Ого, здравствуй, Ильмар!

В кухню входит Ильмар, одно плечо немного выдвинуто вперед, глаза часто моргают, на лице робкая улыбка.

— Гляди-ка! На чем же ты добрался? — удивляется Март.

— На автобусе, — отвечает Ильмар тем естественным, само собой разумеющимся тоном, которым он всегда говорит неправду.

— На каком автобусе? — спрашивает Март. Возможно, он просто думает вслух, ему всегда нужно до всего докопаться, как следователю.

— Не знаю, на каком-то скором, — отвечает Ильмар как будто между прочим и благодарит мать, которая тут же усаживает его за стол.

— Если это скорый, то он на нашем перекрестке не останавливается, — рассуждает Март.

— Я попросил, и шофер остановил! — поясняет Ильмар.

Он не стал бы вдаваться в столь подробные объяснения, если б не опасался, что другие подумают, будто он приехал на такси, как это в действительности и было, ибо здесь это считалось излишней роскошью.