Бремя власти - Игорь Анейрин

Закусив нижнюю губу, босыми ногами Бланка медленно подошла к краю бассейна. Она была закутана в великолепный, до пола, тёмно-фиолетовый плащ из кианского шёлка, подбитый горностаем; на шее плащ скрепляла длинная застежка из чередующихся рубинов и изумрудов, нанизанных на золотую нить.

— Она… Алиенора не придёт, милорд, — очень тихо и слегка дрожащим голосом произнесла Бланка. В полутёмном подвале каждое слово разносилось с лёгким эхом. — Я… я здесь с позволения вашей сестры… и по своему желанию.

Не в силах произнести ни слова от охватившей его внезапной слабости, Эдмунд молчал. Её ресницы задрожали; нерешительно высунув из-под плаща руку, она положила её на застёжку своего плаща.

— Это фамильные камни лордов Харлеха, — прошептала Бланка. — Больше у меня ничего нет. Только они… и я.

Эдмунд сглотнул. Сердце стучало, готовое выпрыгнуть из груди. Не может быть.

— Мне не нужны камни.

— Тогда… может быть, я?

О, боги, мелькнуло в её голове, что я делаю. Мгновение помедлив, с какой-то безнадёжностью в глазах, Бланка резким движением, дёрнув за ворот, сорвала с себя плащ, мягкими волнами упавший к её ногам; нитка драгоценностей порвалась, сверкающие камни с дробящим стуком рассыпались по каменному полу. Под плащом не было ничего; она была совершенно нага. Груди высоко вздымались, глаза, превратившись в почти чёрные, не мигая, смотрели на него. Опустившиеся вниз руки безвольно висели и только изящные пальцы нервно подрагивали, слегка касаясь округлых бёдер. Дыхание Эдмунда прервалось; взгляд не мог оторваться от её великолепного тела.

Голос Бланки понизился до чуть слышного шёпота.

— Если… если вы прогоните меня сейчас, милорд, мне останется только умереть со стыда…

Эдмунд поднялся из купели, встав перед ней во весь рост. Неуверенно протянув руку и едва дотрагиваясь до её кожи, он медленно провёл пальцами от шеи до живота.

— Нет… останься, — хрипловато произнёс он. — Я хочу, чтобы ты осталась.

Глазами, из которых вот-вот были готовы брызнуть слёзы, она, боясь поверить, быстро глянула на него.

— Ты прекрасна… ты прекрасней всех. И мне не нужны камни… и тебе не нужно просить позволения у моей сестры.

Ноги её подкосились; она стремительно обвила его шею руками, прижавшись к нему всем телом.

* * *

Эдмунд проснулся от лёгкого касания чьей-то руки. Бланка спала рядом, положив голову ему на плечо, обняв рукой и закинув правую ногу ему на живот; её пушистые ресницы подрагивали во сне.

Он открыл глаза. Из щели в неплотно задёрнутых занавесках пробивались яркие солнечные лучи; снаружи доносилось неумолчное чириканье воробьёв. На краю кровати сидела Алиенора, щекоча пальцами его щёку. Она была уже полностью одета в походное платье, с волосами, стянутыми в тугой узел.

— Просыпайтесь, лежебоки. Уже два часа, как солнце встало. Надо ехать.

Бланка села на кровати. Как будто опомнившись, она быстро натянула себе на грудь одеяло, закусив нижнюю губу и неопределённо глядя на свою подругу.

— Доброе утро, сестричка, — сказал Эдмунд.

Алиенора с лёгкой полуулыбкой на лице переводила взгляд с одного на другую. Затем рассмеялась и весело хлопнула в ладоши.

— Какие красавцы. Я очень рада за вас. — Она встала и, склонившись, нежно поцеловала своего брата в лоб. — Ты уж извини, братец, что я вчера, не спросясь, нашла себе замену… Бланка, я тебе завидую. У тебя такой чудесный жених… сама бы поженилась, если б могла. — И, уже от двери обернувшись, добавила: — Мы с Гуго сейчас идём завтракать в общей зале, а Том пошёл запрягать лошадей.

— Леа, подожди… — Бланка соскочила с кровати и, на цыпочках подбежав к своей подруге, обняла её за шею руками. — Леа, я люблю тебя. Я так тебе благодарна. Ты сделала мне самый большой подарок в моей жизни, — чуть смущаясь, прошептала она на ухо. — Ты подарила мне своего брата… в голове не укладывается.

Алиенора улыбнулась.

— Да уж. Кто бы мог подумать, что за одну неделю я обрету сразу двух новых родственников. Но ты же знаешь — я всегда любила сводничать. Помнишь, как мы наших горничных пристраивали? — Она весело чмокнула Бланку в щёку. — Я тоже люблю тебя. Давайте, спускайтесь быстрее.

Спустя полчаса они сошли вниз; зала гостиницы пустовала — жители деревни после бурно проведённой ночи, судя по всему, ещё мирно почивали в своих постелях, и над редкими домами, как это можно было заметить через распахнутые настежь окна, начинали виться тоненькие струйки дымков. За одним из длинных столов уже устроились Алиенора с Гуго, который, завидев появившиеся в дверях фигуры Эдмунда и Бланки, в приветственном жесте поднял вверх нож с насаженной на него цыплячьей грудкой.

— Доброе утро, — провозгласил он, проглотив кусочек мяса, и обвел рукой залу, обращаясь то ли к себе самому, то ли к невидимой аудитории. — Вот так всегда. Везунчик. Посмотрите только на него, госпожа. Ни пальцем, можно сказать, не пошевелил, а уже идёт под ручку с первой красавицей Хартворда. Леди Бланка, не сердитесь — вы чудно выглядите, наверное, хорошо почивали. Я вам просто завидую, я сам-то вот полночи не спал…

Щёки девушки едва заметно покраснели и, проходя мимо Гуго, она отвесила ему лёгкий подзатыльник. Тот хмыкнул, ничуть не обидевшись.

— Присаживайтесь, будьте добры. И не обессудьте — я тут уже на всех еды набрал по своему вкусу. Сам всё разогревал, а то хозяева наши ещё только вставать собираются. И, честно говоря, давно с таким удовольствием ничего не ел. Вкусно.

Эдмунд покачал головой, глядя на заставленный стол. Похоже, всё это осталось ещё со вчерашнего пиршества, однако выглядело от этого не менее аппетитно. Куски жареной оленины под горячим горчичным соусом, дымящиеся пироги с мясной начинкой, огромное блюдо с зайчатиной, крольчатиной, всевозможной птицей и целый поднос с яблоками, гранатами и финиками. И два больших кувшина вина.

— Вчера просто толком поесть не получилось, — как бы извиняясь, произнёс Гуго, — а нам сегодня отправляться в дальний путь. Вот я и подумал, что неплохо бы подкрепиться… Жалко, кстати, что вы все полпраздника пропустили. Ночью самое интересное началось. И танцы, и игры всякие, и через костёр прыгали… Здесь отличные музыканты. И знаете — тут забавный обычай есть: огромный костёр разжигают, длинный такой, из хвороста по грудь высотой, по одну сторону парни, по другую — девушки и, друг друга через огонь не видя, начинают венками перебрасываться; у парней — из незабудок, а у девчат — из каких-то красных цветов, не знаю. Кто какой поймает. И в каждом венке потайная бумажка со своим именем спрятана. Рано или поздно венки все в костре сгорают и только один остается. И кто этот последний венок поймал, его разрывает и записку читает, если он — то с девичьим именем, если она — то с мужским. А потом — вот потеха-то! — их практически женят. Почти полностью раздевают, всё с воплями и с шуточками, и в один из домов запирают, а потом вокруг хороводы с песнями начинают водить. И с такими частушками, что хоть уши затыкай. И есть поверье, что они потом обязательно вместе жить должны. Это вроде как боги так за них решили.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});